Борис потерял счет времени на шоссе, а монотонность постоянной скорости и отсутствие разговоров создавали странную безвременность. Внезапно машина начала быстро тормозить и, не съезжая с шоссе, остановилась.
Двери распахнулись, Бориса вытолкнули наружу и втолкнули в другую машину-судя по ощущениям, еще один внедорожник. Он снова оказался на заднем сиденье. Быстро, потому что он не знал, как долго пробудет в машине, он оставил еще одну родинку на сиденье между ног. Машина свернула с шоссе и с ревом понеслась по мощеной, но волнистой дороге, возможно, окружной.
Очередной виток. Дорога, посыпанная гравием. Перекаты. торможение. Остановка.
Двери внедорожника открылись: водитель и еще кто-то. Другие люди, догадался он. Кто-то вывел его и, держа руку выше локтя, повел по гравию, потом по траве или сорнякам и, наконец, по ступенькам к крыльцу. Деревянное крыльцо. В парадную дверь.
Притворяясь более неуверенным в своих движениях, чем он был на самом деле, он мог часто протягивать ищущие, неловкие руки и касаться своего эскорта чаще, чем он сделал бы это в противном случае. Между машиной и крыльцом ему удалось оставить родинку и на этом человеке.
Войдя внутрь, он услышал, как мужчина вышел, и дверь за ним закрылась. Он чувствовал, что в комнате кто-то есть, и чувствовал запах холодного камина. Деревянный пол под ногами заскрипел. Старое, нездоровое дыхание.
- Снимите капюшон, - господин Смирин.
Борис узнал голос Рубена.
Глава 28
Он снял капюшон и оказался в однокомнатной хибаре. Он был освещен керосиновой лампой, стоявшей на перевернутом ведре перед обвалившимся камином. Свет вокруг фонаря был резким, быстро уступая место теням, которые тревожно ждали по краям комнаты. Запах керосина смешивался с запахом крысиной мочи и гниющего дерева.
- Садись, - сказал Израильянц. Он сидел сбоку от фонаря в парусиновом шезлонге. Его тень, отброшенная на ближайшую стену, разбивалась углом комнаты. Место, которое он предложил Борису, оказалось еще одним опрокинутым ведром. Он был одет в очень стильную уличную одежду (Борис видел шелк на брюках), что делало его совершенно неуместным в окружающей обстановке, как будто он сошел с заднего двора на съемочную площадку. Они были одни в комнате.
- Ты хотел поговорить, - сказал Израильянц.
Он расслабился, положив руки на подлокотники кресла, руки свободно свисали с его концов.
Борис подошел и сел на ведро в двух метрах от Рубена. Тот выглядел гиперреальным. То, что он сделал с Василием, изменило отношение Бориса к нему.
- Вы приказали убить Василия Свиридова.
- Да.
Односложное слово, с такой готовностью данное, такое свободное от чувства вины, обезоруживало.
- Вы знаете, как его убили?
-Нет. - это было сказано с той же невесомостью совести.
- Ты не знаешь.
- Нет. - Рубен раздраженно повернул голову. - Что вам нужно, господин Смирин?
- Ты не должен был убивать его, - сказал Борис.
Рубен поднял палец и медленно погрозил Борису.
- Будь осторожнее. Ты по уши в дерьме и тонешь.
- Почему?
- Я говорил тебе, - сказал Израильянц, - что сам буду решать, кто и когда умрет. Так я и сделал. Тебя это удивляет? Что, по-твоему, я имел в виду, когда сказал это?
Влетел жук, тяжелый, как миниатюрный самолет, и врезался в шар фонаря. Он упал к ногам Рубена, кружась на пыльном полу со сломанным крылом. Рубен даже не заметил.
- Чего ты добился, убив его?
- Разве это изменит способ, о котором ты думал в твоей ситуации?
Риторический вопрос. Борис не ответил.
Выражение лица Израильянца изменилось, и он кивнул.
- Именно этого я и добивался.
В поведении Израильянца сквозило высокомерие, и Борису не нравилось, что Израильянц думает, будто так его разыгрывают.
- Пусть кто-нибудь из ваших людей принесет телефон, - сказал Борис, - и я немедленно соединю вас с первыми девятью миллионами. И в течение двадцати четырех часов я выплачу вам второй транш восемнадцать миллионов.
Глаза Рубена заблестели, но даже когда он приветливо кивнул в удовлетворенном удивлении, его брови скептически сдвинулись. Борис видел, как он вдумчиво формулирует вопрос, а затем мгновенно поправляется и словно перемещает шахматную фигуру на другую клетку.
Не сводя глаз с Бориса, он поднял ногу и раздавил жука с резким хлопком хрустящей скорлупы.
- Рустам, - сказал он голосом не громче того, которым разговаривал с Борисом.
Снаружи в темноте что-то зашевелилось, дверь хижины открылась, вошел плотный человек с бородкой и встал позади Бориса.
-Тут вспомогательное оборудование, - сказал Рубен, поднимая свой подбородок на Бориса.
Мужчина отстегнул мобильный телефон от держателя на поясе и протянул Борису.
Смирин набрал номер Леонида Пельца и прислушался. Израильянц наблюдал за ним, как ящерица, - неподвижно, сосредоточенно. Ответил сам Пельц.
Борис велел ему перевести деньги в "Транском Трэйд" утром, как только откроется банк. Он велел ему подготовить вторую инвестицию. Леонид знал, что происходит, и, хотя не знал, что за всем этим кроется, понимал, что происходит нечто экстраординарное. Это было то самое.
Когда Пельц повесил трубку, Борис притворился, что слушает. Прежде чем Рустам забрал у него телефон, Борис ухитрился отделаться от одной из более легких родинок и зажал ее между большим и указательным пальцами правой руки. Телефон он держал в левой руке. Как только "жучок" оказался в нужном месте, он закончил имитацию разговора с Пельцем, нажал кнопку разъединения и правой рукой передал трубку ожидавшему его человеку. Родинка застряла, как пиявка. Мужчина вернул телефон в зажим на поясе.
- Вот так, - Борис сказал Израильянцу.
- Посмотрим. - Рубен изучал Бориса. Он закурил сигарету и, казалось, пытался прийти к какому-то заключению.
- Но, - добавил Смирин, - если кто-то еще умрет, ты не получишь ни гроша.
Лицо израильянца изменилось, словно Борис протянул руку и ударил его. Его удивление было искренним, как и желчь, сменившая загадочное выражение лица.
- Вы не имеете никакого представления, что вы говорите, - сказал он. - Я действительно не думаю, что вы способны понять, что это значит.
- Если я позволю тебе ... если я буду торговаться с тобой за жизни, я не смогу жить с этим, - сказал Борис. - И я знаю, что ты этого не понимаешь. Но это так. Это называется нормальным. В этом нет ничего необычного. Так поступают цивилизованные люди.
- Цивилизованные люди, - задумчиво произнес Израильянц, кивая. -Да-да-да. Знаете, господин Смирин, по моему опыту, между цивилизованными людьми и животными есть только волосок-очень тонкий волосок. Я узнал, что то, что работает с животными, работает и с цивилизованными людьми.
- Страх.
- Да, конечно. Страх.
В наступившей тишине Борис прислушался к слабому шипению фонаря. Хотя окна хижины были открыты, жара стояла невыносимая, и едкий дым сигареты Рубена смешивался с гниющими запахами старой хижины. Борис вспотел под своей униформой, и он увидел, что Израильянц тоже вспотел, почти внезапно.
- Вы глупый человек, господин Смирин, - сказал Рубен.
- В течение сорока восьми часов на ваших счетах через "Транском Трэйд" будет двадцать семь миллионов евро, - сказал Борис. - Но если еще кто-то умрет, я сразу же обращусь в ФСБ. Я заставлю их охотиться за твоей задницей до самой Новой Зеландии. И если они не найдут тебя... это сделаю я.
Рубен вздрогнул, и его правая рука взметнулась вверх, когда он вытянул верхнюю часть тела вперед в шезлонге и указал на Бориса указательным и указательным пальцами, сигарета тлела между ними. Самодовольная приветливость исчезла, и Борис увидел ярость. Он увидел зверя Израильянца, у которого был голод, который мог быть удовлетворен, только если кто-то горевал.
Как безмолвное изображение в музее восковых фигур, Рубен застыл на полуслове, вытянув руку и не сводя с нее глаз. Слова, какими бы они ни были, застряли у него в горле. Только сигарета, слегка дрожащая, с тлеющими угольками, выдавала его реальность.
-Не смейте, - с трудом выговорил он охрипшим от невероятного усилия голосом, - говорить со мной так, господин Смирин. - Его дыхание перешло в шепот. - Ты не можешь мне угрожать.
Израильянц бросил взгляд в сторону, и через мгновение Борис вспомнил, что Рустам все еще стоит в шаге от него. Прикладом пистолета Рустам попал ему в правый висок. Он услышал звук разрывающейся плоти между металлом и костью и почувствовал, как его голова откинулась назад, прежде чем он вышел.
К счастью, он был без сознания всего несколько секунд. Он мог бы встать и раньше, но фонарь все время пытался погаснуть, и по непонятным ему причинам он, казалось, набрал пару сотен кило и должен был принять правильное положение ног, чтобы подняться.
Он услышал, как Рубен сердито залаял по-армянски, а потом Рустам снова набросился на него, и Борис прикрыл голову, чтобы отразить следующий удар. Внезапно он испугался, что его забьют до смерти. Но второго удара не последовало.
- Капюшон - сказал Рустам, стоя над ним, и Борис почувствовал, как черный капюшон ударил его по голове.
Глава 29
В каждой из четырех машин наблюдения находились водитель и оператор с инфракрасной видеокамерой, все местные, которых привел Азат. Местные сотрудники были необходимы. В слежке за фигурантом главное-предугадывать движения, а предугадывание требует глубокого знания географии и дорог.
Никольский сидел в пятой машине, бежевом фургоне, на заднем сиденье, а два техника следили за тремя типами экранов картографических компьютеров и четырьмя телевизионными экранами, снимавшими камеры с каждой машины.
Сергей никогда даже не встречался с парнями Азата, с которыми работал, но водитель и два техника в его собственном фургоне были постоянными клиентами, которых он использовал для подобных операций, доставляя их из разных мест.
С того момента, как Бориса подобрали за воротами его загородного дома, Никольский наблюдал за мониторами в фургоне, которые регистрировали обратную связь от "жучков", которых Борис нес на себе для распространения. Зеленые точки регистрируемых сигналов, это были "жучки", надетые на людей, желтые точки регистрировали "жучки" на транспортных средствах.
Используя сложную технику ретрансляции "жучков", команда преследователей могла поддерживать визуальный контакт с машиной, везшей Бориса, даже когда он был доставлен в обширный зеленый пояс лесопосадок, расположенного в зоне реки Исток. Именно на изолированной городской грунтовой дороге Сергей наблюдал за мониторами, как Бориса перевели в другую машину, которая покинула единственную асфальтированную дорогу местности и направилась в густые сосновые заросли.
Но именно в районе частных домов преследователи пометили и собственный фургон слежки. Они высадили стрелка в лесу, когда фургон въехал в петлю тупичка, которая вывела бы его на трассу тем же путем, что и въехал. Из своего укрытия стрелок выстрелил в правое заднее колесо фургона шариком краски, наполненным черной краской, которая вспыхнула на радарах команды Никольского яркой малиновой точкой.
За те два часа, что Борис находился в руках людей Манасяна, команды Никольского не прекращали двигаться, оставляя машины и усаживаясь в другие, чтобы не попасться на глаза наблюдателям Манасяна. Это была сложная операция, и к тому времени, когда Борис высадился у жилого комплекса с видом на озеро, люди Никольского уже имели представление о численности тактической группы Манасяна. Многие машины и люди были помечены Борисом, и их положение можно было постоянно контролировать.
Было два сорок утра, когда Борис повел "Ровер" по подъездной аллее, мимо того места, где у него отобрали "Ровер", и направился к кованым железным воротам. Он нажал кнопку пульта под приборной доской, ворота распахнулись, и он въехал внутрь.
Внезапно перед его фарами, на самом краю их досягаемости, появился человек и остановился посреди дороги. Сердце Смирина забилось так сильно, что у него перехватило дыхание. Нет, он больше не хотел этого. А потом: что-то случилось? Неужели они каким-то образом проникли внутрь? Фигура становилась все ярче и ярче, пока он не понял, что это Сергей Никольский.
Борис остановился, Никольский обошел машину, открыл пассажирскую дверцу и забрался внутрь.
- Черт! - он сказал, когда увидел лицо Смирина в свете приборной доски. - Что случилось?
- Я разозлил Рубена, и его человек ударил меня прикладом пистолета. Я истекал кровью, как свинья, но я в порядке, если не считать адской головной боли.
Никольский уже все понял.
-После того как вы приведете себя в порядок, мне нужно с вами поговорить. Мне нужно услышать подробности.
Раиса поборола все свои инстинкты, чтобы взорваться, и вместо этого помогла ему промыть рану. Хотя она быстро поняла, что рана несерьезная, она упрямо настаивала, чтобы ему наложили швы. Но когда Борис наотрез отказался ехать в отделение неотложной помощи, она обработала рану антисертиком и наложиды повязку. После того, как он переоделся в чистое, они позвонили Никольскому, который отправился в гостевой дом, чтобы поговорить с Хазановым и его мобильными командами по радио и защищенным телефонам.
Они сидели на кухне, Борис, Раиса и Сергей, перед ними на черном гранитном столе были разбросаны бумаги, радиопередатчики и телефоны. Раиса приготовила крепкий турецкий кофе, чтобы они не теряли бдительности.
Супруга, как обнаружил Борис, на самом деле слушала все это в гостевом домике вместе с Хазановым - опыт, который, по ее словам, показался ей захватывающим и ужасающим, но в конечном счете обнадеживающим. Сдержанный самоконтроль, с которым Никольский и его команда провели эти два часа, стал для нее уроком новой реальности. Каким - то образом -иррационально, признала она, - это заставило ее почувствовать, что, возможно, есть какой-то способ пройти через все это благополучно.
Сергей был сосредоточен на разборе полетов и желал услышать все детали, вплоть до малейших, у Бориса с того момента, как его забрали из джипа, до того момента, когда он вернулся в него. Он расспрашивал Смирина о том, что слышал, о движениях, которые слышал, о том, что чувствовал. А как насчет акцентов? А как насчет личностей? Он спросил, сколько человек мог сосчитать Борис, а затем перевел разговор на то, что они видели на своих мониторах. Он спросил Бориса, что он думает о том или ином предмете, а затем изложил ему свою точку зрения на те же самые догадки.
Борис снова пересказал свой разговор с Израильянцем, и Сергей спросил его о манерах Рубена, о том, как он говорил, о выражении его лица, о том, как он смотрел. Как он подбирал слова?
Наконец в разговоре наступила пауза. Никольский проверил сообщения на телефоне, молча глядя на экран. Борис взглянул на Раису, безуспешно пытаясь скрыть тревогу. Раиса заметила выражение его лица и нахмурилась.
Никольский очистил экран, поднял глаза и остановился.
- Ладно, - сказал он, - давай поговорим об этом. Что бы это ни было. Нет времени на тонкости. У меня нет времени расшифровывать сигналы. Выведите его на открытое место.
Борис заерзал на стуле.
- Весь вечер, - сказал он, потирая лицо руками и вздрагивая, когда коснулся пореза, о котором забыл. - Он проводит чертовски сложную операцию, не так ли?
- Он всегда так делает. Ты не можешь позволить себе много ошибок с этим парнем.
- Буду честен, - сказал Борис. - Это не похоже, чтобы вы получили то, чего планировали получить сегодня.