- Какого черта он возвращается? - Спросил Нечаев.
- Он что-то оставил, - сказал Никольский. - Должно быть, так. Вероятно, информация, которую он не может от него упустить.
- Твою мать, - сказал Нечаев. - Ты должен кого-нибудь туда привести.
- Никого не осталось.
- За ними Ярослав.
- У него в машине радар, и он мне понадобится в темноте, если они уедут. Дмитрий направляется к взлетно-посадочной полосе с телом другого охранника в "Ровере" Бориса. Ваши люди держат свой фургон наблюдения, ожидая известий от нас, и, кроме того, они не подготовлены к тому, с чем могут столкнуться, когда доберутся туда. Тимур и Олег направляются к взлетно-посадочной полосе с телами боевиков из "Патфайндера". Олег мог бы уехать, но он уже в пятидесяти минутах езды.
- А как насчет одного из парней в доме Смирина?
- Я не отниму ни одного человека от жены Бориса.
Внутри фургона было жарко от тяжелого груза гудящей электроники. Там было тесно, и все потели.
- Что с ней будет, если ты уберешь одного из охранников? - Сказал Нечаев.
- Я бы не послал туда только одного, а если я пошлю двоих, то останется только один с Раисой.
- Послушай, все равно все мертвы. Кто останется после нее?
- Где парень, который сделал снимки? - Спросил Никольский. Он ждал ответа Нечаева, просто для пущей убедительности. - Парень не участвовал в подсчете наших тел при планировании. Я просто не хочу рисковать.
- Ты просто перестраховываешься. - сказал Нечаев.
- Совершенно верно, - стоически прервал его Никольский. - Мы ничего не можем с этим поделать. Мы переждем. Смирину придется рискнуть.
Фургон съехал на обочину возле съезда поворота на Сибирский тракт и остановился.
Тишина в гостевом домике изменилась. Раиса тоже видела, как Борис подал сигнал, и ей удалось промолчать. Отбросив личные тревоги, она прекрасно понимала, что может невольно неверно истолковать все, что увидит. Она знала, что многое из этого не будет иметь для нее смысла, и что ее инстинкты не будут служить ей хорошо, что они даже будут противоречить обстоятельствам.
Но когда она увидела, как сигнал от Бориса покидает "Портофино" вместе с сигналом одного из людей Рубена, сигналом, который, как она знала, не предусматривался на разборе, она почувствовала, что ее собственная сдержанность заставит ее взорваться.
- Я хочу поговорить с Сергеем, - сказала она. Она не кричала. Ее голос не дрожал. Не было никакой театральности. Но все в комнате обернулись и посмотрели на нее.
- Какие-нибудь проблемы? - спокойно спросила она. Но это было спокойствие, которого ты достиг, когда перешел на другую сторону драмы. Это было спокойствие непоколебимой решимости, и все мгновенно это поняли.
- Хм, - сказал Хазанов и посмотрел на Азата.
- Вот, можете воспользоваться вот этим, - сказал Азат, протягивая Раисе наушники, которыми раньше пользоваться не разрешалось.
- Я хочу поговорить с ним наедине.
Хазанов снова уставился на нее.
- Я имею в виду, вы все слушаете друг друга, не так ли? - спросила она.
- Да, - сказал Азат, жалея, что должен это признавать.
- Я хочу поговорить с ним наедине.
- Смотри, - сказал Азат, - он прямо посередине.
- Ты не сказал "Нет", не так ли? - Спросила Раиса. Она встала со стула, на котором сидела.
- Я хочу сказать, - ответил Азат, - что спрошу его, может ли он сделать это прямо сейчас.
- Сделай это.
Азат снова надел наушники, наклонил голову и отошел от группы, тихо разговаривая. Все ждали, сосредоточившись на экранах или на чем-то еще. Все, кроме Виктора, который смотрел на Раису с зарождающейся улыбкой на губах.
Азат повернулся, сунул руку в карман и достал мобильный телефон.
- Говорите, - сказал он, протягивая ее Раисе.
Раиса взяла ее и отошла в другой конец комнаты. Ей хотелось выйти во внутренний дворик, но она знала, что этого не допустят.
- Да, - сказал Никольский.
- Что происходит?
- Борис и Манасян все еще разговаривают.
- Это не говорит мне о том, что происходит.
- Похоже, Манасян нас раскусил. Он держит Бориса в заложниках, пока не получит гарантии, что мы его отпустим.
- И что потом?
- Он согласился оставить Бориса со штурманом и поговорить с нами по сотовому телефону в доказательство того, что он жив, а пока это происходит, он уезжает, и мы его отпускаем.
По его голосу она поняла, что он намеренно грубит ей. Она хотела играть честно? Он будет играть честно.
- А где они сейчас?
- Они поехали к месту, где Манасян расстался с Израильянцем.
- Почему?
- Мы думаем, что Манасян хочет вернуть кое-что, что он не хочет ускользать от него до того, как сбежит.
- Манасян уже знает, что ты собирался убить Израильянца, не так ли?
- Да, теперь знает.
- Рубен мертв?
- Этого мы не знаем.
Она не могла поверить своим ушам.
- И что ты собираешься делать?
- Мы мало что можем сделать. Мы просто ждем, пока Манасян сделает свое дело, а затем оставит Бориса где-нибудь с "Линкольном", как он и должен был сделать.
- Так и должно быть, - сказала она. Это заставило ее сердце подползти к горлу. Слово "предполагаемый" никогда не имело такого значения, никогда не звучало так неубедительно и угрожающе.
- Я не могу сидеть здесь и смотреть на это, - сказала она. - Мы точно знаем, где Борис, не так ли?
- Да.
- Тогда я хочу быть как можно ближе к нему.
- Вы как можно ближе к нему.
- Не так близко, как ты.
Тишина.
- Ты стараешься держаться как можно ближе, верно? Не подвергая опасности жизнь Бориса, - продолжала она, - не испортив ситуацию?
Тишина.
- Тогда я хочу быть там, где ты.
- Это невозможно.
В какой-то момент оба молчали, и Раиса проглотила подступившую к горлу желчь, подавив ярость. Но она сопротивлялась искушению поддаться своим инстинктам. Она достаточно насмотрелась на Никольского, чтобы понять, как он себя ведет, и, вероятно, уважала его. Если она хочет получить то, что хочет, она должна встретиться с ним там, где он живет.
- Позволь мне сказать тебе, что такое твое "невозможно", - произнесла она с той ровностью, с какой говорил сам Сергей. - Я не дура. Я знаю, что ты не можешь гарантировать жизнь и безопасность моего мужа. Это не твой кошмар. Он наш.
Никольский по-прежнему молчал.
- Но... если с ним что-нибудь случится, тогда... я не смогу держать рот на замке. Если с моим мужем что-нибудь случится, тогда я буду полоскать тебя и того, кто за тобой стоит, в СМИ годами. Если меня заставят сидеть здесь и смотреть на смерть моего мужа - если до этого дойдет - как будто это чертова видеоигра. Тогда не надейтесь, чтобы вы когда-нибудь снова обрели анонимность, которой так чертовски гордитесь. - Она замолчала. - И да, - добавила она, - я помню ваши угрозы, вернее, ваш добрый совет, ваше предостерегающее слово. И нет, я не боюсь.
Она остановилась. В комнате за ее спиной воцарилась тишина, и на другом конце провода тоже. Гнев обжег ей лицо, и она чувствовала, как оно горит.
- Передайте телефон Азату, - только и сказал Никольский.
Она хотела было проговорить: "Ну и что же, черт возьми, ты собираешься делать?" Но потом она поняла, что сказала все, что собиралась сказать, и действительно имела это в виду. Ему лучше поверить в это.
Она повернулась и протянула телефон Азату. Он подошел, взял его и повернулся к ней спиной, пока она стояла прямо там, пока он говорил, словно отрезал: "Да, да, и, хорошо, и, понял."
Он повернулся, положил телефон в карман и посмотрел на нее.
- Пошли, - сказал он.
Глава 54
Борис почти слышал, как думает Манасян. Фары "Линкольна" освещали широкую дорогу, пока они пробирались через Октябрьский район к курортной зоне. Справа в жилых микрорайонах виднелись огни домов. Слева далеко виднелась река, а за ней-огни частных домов и санаториев в широкой долине, где жил Борис, и Раиса с тревогой ждала его.
Следуя указаниям Манасяна, они вывернули на Тракторную и миновав лесничество, поехали по Реактивной, свернув затем в Боковой переулок. Темные улицы изгибались сами по себе и были заполнены домами, расположенными близко друг к другу и укрытыми в густом лесу. Манасян водил Бориса взад и вперед по улицам, пока он и телохранитель обменивались отрывистыми фразами по-армянски. Казалось, они прикидывали, можно ли остановиться у одного из домов, мимо которого, как понял Борис, они проезжали уже несколько раз. Мельком взглянув между домами, он увидел, что эти дома совсем рядом с рекой.
Неужели здесь остановился Израильянц?
- Вы знаете что-нибудь о том, как они собирались бороться с Рубеном? - Спросил Манасян. - Не лги мне.
- Понятия не имею.
- Черт!
Пауза.
- Притормози.
Борис остановился. Они смотрели на новый дом слева, где озеро сужалось.
- Израильянц там, - сказал Манасян. - Я оставил там ноутбук. С таким же успехом я мог бы умереть, если бы мне пришлось уехать без него. - Он на мгновение задумался. - Они собираются убить его.
- Да.
- И что потом?
- Понятия не имею.
- Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, - бормотал Манасян.
- Послушай, - сказал Борис, - я знаю, что... ну, этот парень, Ермаков, его люди, ну, ты понимаешь, не оставляют следов... что что-то когда-то произошло. Если Рубена убьют, сомневаюсь, что они сделают это там, если смогут помочь. Они захотят оставить дом чистым, без каких-либо признаков того, что что-то пошло не так.
Тишина.
- Еще раз, как зовут этого парня? - задумался Манасян.
- Марат.
Манасян ничего не сказал, но думал об этом. Он что-то сказал телохранителю по-армянски. Они оживленно жестикулировали. Снова тишина.
- Посмотрим, - сказал Манасян, а затем обратился к Борису: - вот сюда заезжай.
Борис снизил скорость, они проехали по улице и свернули на подъездную дорожку. Подъездная дорожка к гаражу была защищена от улицы высокой живой изгородью, и когда они завернули за угол, то увидели на подъездной дорожке черный "Паджеро"
Манасян выругался.
- Стой!
Они с телохранителем еще немного поговорили по-армянски, теперь уже шепотом, что было совершенно нелогично.
- Заезжай и паркуйся, - сказал Манасян.
Борис остановился рядом с другим джипом и выключил мотор.
- Убирайся, - сказал Манасян.
Они оставили двери приоткрытыми, и телохранитель направился к крыльцу, держа пистолет наготове. Они миновали живую изгородь из кустарника высотой по колено, и Борис оказался между ними.
Внезапно телохранитель громко зашипел. Он снова посмотрел на Манасяна.
- Труп, - прошептал он и указал на шезлонг, на котором неловко развалился мужчина, откинув голову на спинку. - Акоп, - сказал он.
Борис снова почувствовал странное, нереальное гудение. Он не мог поверить, что делает это. Интересно, о чем думают Никольский и остальные, наблюдая за его "жучком" - сенсором в доме Израильянца здесь? Они посылали помощь? Неужели все-таки будет перестрелка, несмотря на все старания не создавать шума?
Телохранитель взялся за ручку входной двери и медленно повернул ее. Он толкнул осторожно. Дверь открылась, и он вошел вслед за ней, как будто был ее частью. Манасян подтолкнул Бориса пистолетом. Телохранитель взглянул на бледный мерцающий свет, исходивший из комнаты, примыкавшей к главному коридору. Телевидение. Много света, большой экран. Как только Манасян вышел за дверь, телохранитель снова остановился. Он повернулся, посмотрел мимо Бориса на Карена и указал на пол коридора. Еще один мертвец. Все трое инстинктивно ждали, прислушиваясь.
Ничего. По-видимому, телевизор был выключен.
Напряженное ожидание. Из дальнего конца гостиной потекла вода. Кухня. Звук воды в раковине создавал некий белый шум для человека, стоявшего там, поэтому телохранитель сделал быстрое движение, чтобы пройти через проход в гостиную, мимо тела в коридоре, и к следующему коридорчику, который шел в заднюю часть гостиной, ближе к кухне.
Подмышки Бориса блестели от пота, и внезапно он почувствовал запах фекалий. Какие еще фекалии? Он посмотрел на Манасяна, который смотрел на своего телохранителя, как на канарейку в угольной шахте. Телохранитель махнул рукой: один человек.
С этими словами Манасян подтолкнул Бориса к первому проходу в тот самый момент, когда телохранитель шагнул в другой. В этот момент и Борис, и Карен посмотрели на телохранителя, ожидая очередного сигнала, но тот стоял неподвижно, лихорадочно озираясь по сторонам. Когда он повернулся, махнув рукой Манасяна, Карен потерял своего человека.
В этот момент его охватил страх, и Борис понял, что сейчас умрет. Единственным звуком был глухой хлопок, пуля ударила телохранителя в лоб и выбила ему затылок, звук был странно мягким и непропорциональным по сравнению с тем, как его голову резко отбросило назад с такой скоростью, что он потерял равновесие. И поскольку его голова, казалось, откинулась под углом, было трудно сказать, с какой стороны раздался выстрел.
Борис похолодел. Необъяснимая физика того, что он только что видел, добавляла странности тому факту, что он вообще был там.
Затем из-за дивана поднялась фигура, похожая на демона, обнаженная, с грязно-коричневым и фекально-зеленым телом, что создавало ошеломляющая путаницу с реальностью, с растрепанными волосами. Борис толком не понимал, на что смотрит, и не понимал, что такое сжатие времени, но прежде чем они с Манасяном успели среагировать, мужчина приставил маленький пистолет ко лбу Манасяна, забрал у него оружие и швырнул на пол.
- Кто вы? - он спросил Бориса. Знакомый кавказский акцент. Его глаза были спокойными, но измученными, с красными ободками. Белки были очень белыми.
Борис не мог говорить. Теперь он почувствовал запах краски. И еще кое-что. Гость был весь в крови, и запах ее был густым и сладким. Борис не мог поверить своим глазам. Это существо не было большим, но интенсивность его присутствия была ослепительной.
- Кто вы? - он спросил Манасяна. Он протянул левую руку и обхватил затылок Карена, так что его правая рука могла прижать дуло его странного пистолета ко лбу Манасяна с болезненной силой.
- Карен Манасян.
- Мы должны быть здесь одни, - сказал демон. - Почему ты здесь?
- Я пришел за ноутбуком, - честно признался Манасян, и это прозвучало по-детски нелепо.
- Это все, чего ты хочешь?
- Да.
- Где он?
Манасян осторожно поднял руку и указал на обеденный стол в нескольких футах от Бориса.
- Достань его, - сказал демон Борису. - Да. Иди и возьми.
Смирин подошел к столу и закрыл ноутбук. Он был подключен. Отключая его, он посмотрел вниз и увидел фотографии, разбросанные по столу. Они были разного размера, некоторые черно-белые, некоторые цветные, некоторые пожелтевшие и обмякшие от времени. Образы были ужасны: части тел детей десяти-одиннадцати лет и женщины в различных сочетаниях, создававшие самые безумные композиции. Синяки и кровоподтеки были отчетливо видны на телах детей, которые еще не начали приобретать контуры зрелости.
Борис боролся с воспоминанием, с узнаванием. Дети... что он знает о детях? Ну да! Он вспомнил... Никольский рассказал ему чудовищную историю об Израильянце... и семье... и их отце. Александр. Оганесян.
Он оглянулся на человека, который все еще держал голову Манасяна между стволом и рукой, и тот посмотрел на Бориса. Какого черта здесь происходит?
Что-то еще привлекло внимание Бориса. На столе зазвонил мобильный. Звук был выключен, но красный огонек заикался... заикался... заикался.