Дмитрий прибыл первым, фары "Рейнджровера" Бориса мелькали сквозь густые березовые заросли, когда он спускался по лесистым холмам в долину. Он подъехал к "Сессне", как будто делал это миллион раз, и вышел. Пилот и помощник быстро подбежали к джипу, чтобы помочь Дмитрию с телом охранника Манасяна. Они вытащили его из "Ровера" и отнесли к грузовому люку самолета. Салон самолета был пуст и готов для перевозки грузов, и тело, уже обесцвеченное цианидом, лежало на голом алюминиевом полу.
К тому времени, как тело погрузили в самолет, Тимур прибыл на "Патфайндере" в сопровождении Олега в машине. Выгрузка трех тел из фургона была еще более ужасной из-за обилия крови.
После того как три трупа были свалены в пустой грузовой отсек вместе с телом второго охранника, Тимур подвел "Патфайндер" к краю взлетной полосы у ангара. Они открыли все двери и начали разбрызгивать стиральный порошок по окровавленному интерьеру. Олег купил стиральный порошок в круглосуточном магазине заранее. Затем они вытянули шланг из угла ангара и начали поливать "Патфайндер" из шланга, из которого розовыми волнами вырывалась пена.
Когда с этим было покончено, Олег и Тимур сняли одежду, вымыли ее моющим средством и положили сушиться на ветви берез июльской ночью. Все уселись за сигареты, ожидая еще одного посетителя.
Прошел час, потом другой, но ни Ярослава, ни Никольского не было слышно. Потом у Тимура зазвонил телефон.
- Тимур, - сказал Ярослав, - я на шоссе, приближаюсь к повороту.
- Что? Что случилось?
- Ничего страшного. Просто некоторые неожиданные события. Увидишь через несколько минут. Что с Израильянцем?
- Нет. Мы ничего не слышали.
Они нетерпеливо ждали, глядя на кусты в поисках фар машины Ярослава. Все стояли и ждали, пока он проедет по взлетной полосе и остановится рядом с самолетом.
Ярослав вышел из машины, обливаясь потом, и молча открыл багажник. Дмитрий, Олег и Тимур подошли и заглянули внутрь.
- Твою мать, - сказал Олег.
Они просто стояли.
- Что-то изменилось? - Дмитрий поднял голову
Пока они разгружали тело Манасяна, Ярослав рассказал им о том, что произошло, о своем прибытии в тот самый момент, когда странный вертолет улетал в темноту, и о том, как он думал, что опоздал и что Манасян похитил Бориса. Потом он услышал чей-то кашель и, спотыкаясь, побрел в темноту, чтобы найти Бориса. Когда Никольский и Азат прибыли с Раисой, Ярослав уехал с телом Манасяна и помчался к взлетной полосе, чтобы успеть к назначенному сроку.
- Кровавые родинки - то, - пробормотал Дмитрий. - Что, черт возьми, там произошло? Манасян снял "жучка"? Куда он его положил?
- Мы все еще получали от него сигналы, когда все добрались туда, - сказал Ярослав. Смирин был ошеломлен. Он думал, что "жучок" ушел с Балаяном, когда он уходил с пистолетом. Мы нашли его запутавшимся в волосах на животе Манасяна. Думаю, Смирин недостаточно хорошо приладил его к пистолету, и он оторвался, когда Манасян засунул его в штаны или когда он вытащил его и отдал Балаяну.
Ярослав проверил свои часы и затем бросил обеспокоенный взгляд в сторону дальнего конца взлетно-посадочной полосы.
- Пойдем, - сказал он, - вычистим багажник.
К тому времени, как они закончили, было без двадцати три-крайний срок отправления "Сессны", несмотря ни на что. Время пришло и ушло.
- Еще десять минут, - сказал Ярослав.
- Если бы он был где-нибудь поблизости, он бы позвонил, - сказал Тимур.
- Поехали, - сказал Олег, и они все обернулись и увидели фары автомобиля, выезжавшего из-за холма и направляющегося к взлетной полосе. Все вместе они смотрели, как черный "Паджеро" Рубена Израильянца приближается к ним по одной стороне взлетной полосы. Спешить было некуда.
Водитель подъехал к фургону и остановился рядом с шестью мужчинами, готовыми помочь вознице с телами. Никто не знал, кто этот человек, и никогда не узнает. Водительская дверь открылась, и из нее вышел мужчина в парадных брюках. Босой и без рубашки, он был полностью покрыт камуфляжной краской - хотя его лицо было частично вытерто-хотя краска, казалось, смешалась даже с его дико спутанными волосами. Белки его глаз зловеще блеснули, контрастируя с пятнисто- грязной плотью.
Он ничего не сказал никому из них, обошел штурмана сзади и открыл дверь. Но вместо тел, которых они ожидали увидеть, навигатор держал в руках груду черных мешков для мусора.
На мгновение все заколебались и удивились, но никто ничего не сказал. Они начали выгружать мешки, по двое на мешок, их комковатое содержимое перемещалось и падало внутрь, затрудняя работу.
Когда все восемь мешков были погружены в самолет, Дмитрий сказал:
- Тимур, не забудь, они не могут оставаться в мешках. Сначала они должны выбраться из мешков.
Тимур кивнул.
- Да, я понимаю. Я уже думал об этом.
Чтобы справиться с напряжением, он насвистывал себе под нос.
Во время последней погрузки пилот сидел в кабине, просматривая свой контрольный список, и теперь включил двигатели, не дожидаясь, пока кто-нибудь заговорит с ним. Человек, принесший сумки, сидел на корточках в дверях грузового отсека. Очевидно, он тоже был готов идти.
Тимур неохотно посмотрел на дверь.
- Дерьмо. Хорошо, - сказал он остальным.
- Все в порядке, я полечу, раз уж я здесь, - сказал Ярослав. - Тимур, позвони Сергею и скажи, что нам нужны еще два водителя. Потом ты заберешь фургон наблюдения у людей Нечаева. Встречаемся в районе Мичуринского.
Тимур кивнул.
- Хорошо, - сказал он.
Ярослав взглянул на самолет, и пилот показал ему большой палец. Он кивнул. - И Тимур, скажи шефу, что Израильянц все-таки добрался.
- Пока, - сказал Тимур. Он посмотрел на грузовой отсек. - Я твой должник, Ярик.
Романов тоже посмотрел на грузовой люк.
- Твою мать, - только и сказал он.
Когда "Сессна-Караван" миновал взлетно-посадочную полосу и поднялся в утреннюю темноту, пилот вывел турбовинтовой двигатель "Пратт и Уитни" на максимальную скорость на самой низкой возможной высоте. Затем, развернувшись в обратном направлении по радиолокационному воздушному коридору, он направился на юг прямо к ближайшему пересечению казахской границы, в район Троицка, делая это профессионально, оставаясь незамеченным для радаров.
Было еще темно, когда они пересекли границу Карабалыкского района и углубились в степь северного Казахстана. Устремляясь на юг, они держали курс и вскоре приблизились к тщательно намеченному месту как раз над озером Кашукбай.
Здесь самолет сбросил скорость до минимума и, казалось, парил в бегущей темноте.
Нижняя грузовая дверь открылась, и в предрассветном свете в воду начали падать тела и части тел. На голом полу грузового самолета, скользким от крови, это была ужасная работа, которую Ярослав и другой человек выполняли в одиночку. Помощник пилота сидел в кресле второго пилота и не оглядывался.
Когда последний кусок тела был выброшен за борт, Ярослав потянулся к нижнему люку грузовой двери, чтобы поднять его. Внезапно мужчина схватил его за запястье, чтобы остановить. На мгновение Ярослав застыл, глядя ему в его печальные глаза. Затем человек отпустил запястье Ярослава, наклонился вперед и сделал ленивое сальто в холодном утреннем воздухе.
Глава 61
Организовывая двое похорон одно за другим, не было времени сидеть и размышлять о том, что произошло. В соответствии с планом Никольского "ничего не случилось", Борис и Раиса должны были вести себя так, будто ничего не произошло. Это было бы невозможно, если бы они уже не были в шоке от потери двух близких друзей за столько дней.
Они как-то пережили ночь, разговаривая, разговаривая, обнимая друг друга, ловя обрывки бессознательного. Вряд ли это можно было назвать сном. На следующее утро все пошло наперекосяк. Они встали вместе, и Борис сварил кофе. Но он не знал, как себя вести. Менее двенадцати часов назад он зверски убил человека. Несмотря на то, что он видел в фильмах и читал в романах, с этим было трудно жить, независимо от того, каким был тот человек. Борис был совершенно уверен, что ему не хочется отпускать шуточки и возвращаться к обычной жизни. На самом деле, если он не знал ничего другого, то знал достаточно, чтобы понять, что обычной жизни больше не будет.
На вкус кофе был в порядке, но не было никакого желания им насаждаться. Как ни странно, именно почти невыносимое принуждение заставляло их притворяться, что ничего не произошло, и создавало для них такой стресс. Если бы после этих мучительных четырех дней были какие-то события, полиция, утешение друзей, присутствие адвокатов или врачей... или что-то еще, они могли бы справиться с этим легче. Или, по крайней мере, они начали бы быстрее отходить от этого.
Но отхода не было. Где-то между десяти часами и полуночью погибло девять человек, один из них от собственной руки Бориса, а затем сразу после этого все и каждый в буквальном смысле исчезли. Никольский остался в доме, снятом Израильянцем, а Азат отвез Бориса и Раису домой. Это был последний раз, когда они видели Сергея Никольского. Никаких прощаний не было.
Никто, казалось, не хотел этого делать, и была своего рода атмосфера "мы свяжем свободные концы позже", которую, казалось, все предпочитали. Телохранители остались на ночь, но к полудню следующего дня они оба, а также Хазанов и Шарапиев ушли. Это было странно.
Похороны Василия в Сухуми и Кирилла в Москве прошли как-то сумбурно и натянуто. На московской церемонии Борис пытался даже произнести какую-то речь, но они с Раисой сидели с дочерьми Кирилла, и когда он начал, у него не было времени предаваться собственным мечтам, в то время как девушки нуждались в его внимании.
В последующие дни Борис был вынужден смириться с полной потерей своих сбережений. Его адвокаты и финансовые консультанты все еще пытались разобраться в его инвестициях в "Транском Трэйд". Он понимал, что будут, конечно, неприятные моменты, когда все это выяснится, но это не было непреодолимой проблемой.
Но ЗАО "Агрохим" была сильной компанией с хорошими перспективами, пользовавшаяся поддержкой местных властей. Тем не менее, это была отрезвляющая потеря, и он погрузился в работу так, как не делал этого последние несколько лет.
Дома они с Раисой продолжали бесконечно обсуждать случившееся. Было странно и досадно иметь такой жизнеобеспечивающий опыт в абсолютной изоляции от остального мира. Внезапно им стало не по себе оттого, что у них есть могущественные секреты, которыми они никогда ни с кем не смогут поделиться. Долгое время это преследовало их обоих. Наедине они почти ни о чем другом не думали и не говорили. Весь этот опыт был шизофреническим.
Со временем, однако, они постепенно внедрили кошмар в ткань своей жизни. Иначе эти четыре дня стали бы для них единственным смыслом жизни. Это определило бы судьбу. Израильянц и Манасян украли бы у них не только друзей и деньги.
Но Борис не находил себе места. Однажды ночью он снова прошел через сложный процесс общения с Георгием Нечаевым. Он сказал, что хочет договориться о встрече с Сергеем Никольским. Почему? Ведь он просто хотел поговорить с ним. Он хотел, чтобы этот человек посидел спокойно несколько часов и поговорил с ним. Нечаев сказал, что посмотрит, что можно сделать. Но Борис настаивал.
Эпилог
МОСКВА
Когда Борис вышел из такси перед рестораном, был холодный дождливый вечер с густым туманом, затуманившим городские огни. Он расплатился с водителем и вошел внутрь, где его ждала одна из кабинок вдоль стены, как он и просил.
Он был в столице по делам и должен был вернуться в Екатеринбург на следующий день. После недели, проведенной в столице на деловых встречах, он намеренно оставил последний вечер свободным. Он просто хотел медленно поесть в одиночестве и почитать газету.
Он взял бутылку хорошего вина и заказал ужин. Когда его принесли, он ел медленно и продолжал листать газету. Он уже съел три четверти, когда заметил, что кто-то приближается к его столику. Он поднял голову и с изумлением увидел Сергея Никольского.
- Борис, - сказал Никольский, щуря свои азиатские глаза и протягивая руку, - вы не возражаете, если я присоединюсь к вам на несколько минут?
Он был одет красиво, даже элегантно, подумал Борис, и казался таким же удобным в своем дорогом двубортном костюме, как и в джинсах и мешковатой льняной рубашке. Он сел, и официант принес еще один бокал. Они подождали, пока он нальет Никольскому вина и унесет тарелку Бориса.
- Это не случайность, - сказал Борис.
Никольский улыбнулся.
- Я тоже здесь по делу, но Георгий Нечаев позвонил мне, когда узнал, что мы в городе одновременно. Поэтому я выследил вас.
Борис мог только догадываться. И как, черт возьми, Нечаев узнал, что он в столице?
- Насколько я понимаю, вы хотели поговорить со мной, - сказал Никольский. - Жаль, что это не могло произойти раньше.
Борис кивнул, изучая его. Одежда, возможно, и изменилась, но у него был тот же скорбный взгляд, который помнил Борис, и тот же вид, который говорил о том, что он видел или делал вещи, которые отличали его от большинства других людей.
- Я был в отчаянии, когда позвонил Нечаеву, - сказал Борис. - Время немного помогло. С тех пор мы с Раисой через многое прошли, кое с чем смирились.
Никольский кивнул.
Борис отхлебнул вина. Они уставились друг на друга.
- Хотя есть одна вещь. Человек, который ... у Израильянца той ночью. Это был Александр Оганесян, не так ли? Отец семейства.
Никольский снова кивнул.
- Почему вы солгали мне о его смерти? Я не вижу в этом смысла.
- Я не лгал вам. Я сказал, что он покончил с собой. Это было так ужасно. Лучше бы он умер. Чтобы спастись тот раз, он был вынужден прыгнуть в эти химические отходы и сильно изуродовал себя.
В дальнейшем он жил, чтобы выследить тех пятерых парней, которые появились в его доме той ночью. Он выслеживал их одного за другим на протяжении многих лет. Израильянц был пятым. После этого Александр просто покончил с этим.
- Он перестал убивать?
Никольский рассказал ему, как умер Александр.
- Обалдеть! Борис был удивлен, удивлен тем, что его до сих пор удивляет что-то, связанное с этими поразительными четырьмя июльскими днями. Он изучал Никольского. На благодушном лице его Смирин не мог прочесть ничего.
Он был одновременно задумчив и расслаблен. Он не спешил заканчивать разговор.
Никольский окинул взглядом помещение, непроизвольный рефлекс, который сигнализировал об изменении в разговоре. Он еще немного наклонился вперед, положив руки на стол, его длинные пальцы коснулись ножки бокала, слегка подвигая его к свече на столе. Он наклонил ее, пропуская свет сквозь рубиновую жидкость.
- Помните от ноутбук, который так отчаянно хотел заполучить Манасян? - Сказал Никольский.
Борис кивнул.
- В нем содержались все оперативные детали их плана против вас. Имена, имена и еще раз имена. Она расширила нашу базу данных об армянских ОПГ в странах СНГ и восточной Европы и ее связях с международной преступностью на тридцать процентов. Это было грандиозно. Для нас это была золотая жила. Позднее Георгий сказал мне, что рассказал вам с Раисой об Ахмеде Ясине. Что же, Рубен Израильянц свел Ахмеда с той женщиной из краковской клиники. Как ни странно, именно он был связан с ИГИЛ, и религиозные различия для него не играли особой роли. После этого он исчез с экранов радаров. Когда вы приехали в Челябинск и опознали его фотографию в моих файлах, я не мог поверить.