– Ладно, можешь не делать из этого тайны, – сказала Руйя, когда поняла, что колесничий всё ещё выжидающе на неё смотрит. – Я хочу купить черепашьих панцирей.
Ноко позволил ей забраться в колесницу после этого объяснения, но косился на неё как на безумную. Нетрудно было догадаться, что творилось у него в голове. В такое время – царица зверски убита, скоро погребение – царевна велит гнать через весь остров ради каких-то безделок!
Однако преданность Ноко выдержала странное испытание. Он хлестнул лошадей, и те помчались. Бьющий в лицо ветер слегка освежил разгорячённую Руйю. Царевна смотрела на проносившиеся мимо горы, леса и оливковые рощи и размышляла, что произошло с Аэссой и что происходит с ней самой.
Ведь вполне вероятно, что, поражённая красотой и бесстрашием Алефи, она позволила ввести себя в обман. В конце концов, финикийца она сама увидела над трупом царицы! С ножом! Окровавленным ножом! А всё остальное… ну, подумаешь. Ну продавец панцирей хотел сделать приятное землячке. Ну Аэсса из-за беременности впадала в истерики. Как это связано с убийством?
Руйя прекрасно осознавала, что ей не хочется, чтобы Алефи был убийцей. Не хочется – и всё тут! А всё же пока что ровно никаких доказательств виновности кого-то другого у неё не было.
Колесница прибыла в Малью через час. Ноко пошёл обтереть и напоить покрытых пеной лошадей, а Руйя кинулась в первую попавшуюся лавку с черепашьими панцирями.
Купив один панцирь, миниатюрный, орехового цвета, она спросила у торговки, пожилой сухонькой особы:
– Здесь ловила?
– Здесь-здесь, где ж ещё, – пожала та плечами.
– А продаёшь тоже только здесь?
– Ну а где продавать, госпожа? Я ж не Ридо и не Лоссо, которые по всему острову ездят, – в голосе старухи слышалась жёлчь.
– Ой, вот кстати! – ухватилась за соломинку Руйя. – Недавно был у нас в Кноссе один из ваших торговцев. Такими жуткими панцирями торговал – треснутыми, блёклыми! Не то что здесь!
– Лоссо, он самый, – фыркнула старуха. – Ему и съездить в Кносс можно! Богатенький. Видела я, как он к вам отправлялся. Весь из себя такой, помнится, едет на муле, сияет как медное блюдо на солнце. Панцири везёт.
– Ужасного они у него качества, – из вежливости сказала царевна, попрощалась и вышла.
Дело двигалось на лад. На улице она, спросив нескольких прохожих, вскоре отыскала лавку Лоссо – ярко расписанную, украшенную лентами.
Хозяин, молодой, худощавый, с необычно светлыми волосами, сидел у прилавка и натирал маслом большой золотисто-бурый панцирь.
Без обиняков Руйя приступила к расспросам:
– Лоссо! Это ты ездил в Кносс и предлагал свой товар царице?
Торговец побагровел. По одежде он распознал знатную девушку и отпираться не посмел.
– Я, – сознался он. Его пальцы задрожали, панцирь со стуком упал на пол, глиняный кувшин с маслом разлетелся черепками, но Лоссо этого и не заметил.
– Зачем? – не унималась Руйя. – Царица вчера была убита. Ты об этом знаешь?
Он застыл на месте:
– Ты лжёшь!
– Клянусь Быком, это чистая правда, – царевна посмотрела ему в глаза.
Лоссо рухнул на скамью, закрыв лицо руками, и страшно застонал, почти заревел. Руйя даже перепугалась.
– Аэсса! – горестно вскрикнул юноша. – Аэсса! Значит, этот негодяй всё-таки извёл тебя!
– Ты о ком? – растерялась она и подумала, что, судя по всему, Лоссо невиновен. Даже самый отъявленный мерзавец не смог бы так правдоподобно изобразить скорбь.
– О царе, чтоб его Бык на рога поддел! – прошипел он. В священном ужасе Руйя ожидала, что сейчас-то его и поразит карающая молния. Однако никаких громов и бурь не последовало. Царевна хотела было сама преподать Лоссо урок, чтобы не говорил так больше о сыне Быка, но решила повременить. Сейчас главное – выпытать у Лоссо, что он делал рядом с дворцом.
В дальнейших вопросах не было необходимости: торговец сам продолжил:
– Она слышала мою перебранку со стражниками рядом с дворцом – я нарочито устроил шум, чтобы она поняла… Тем же вечером мы тайно встретились у городских ворот. Несчастная! Когда она уезжала отсюда, она цвела как роза. А после жизни в Кноссе… как будто её сломали.
– Она стала такой только после Игр, – ввернула Руйя. Лоссо с ненавистью уставился на неё:
– Это вы там ничего не замечали! Аэсса плакала и жаловалась мне, как царь над ней измывается.
Маро? Измывается? Руйя была потрясена. Её отец был обычно таким спокойным и сдержанным… А до Игр он не мог нарадоваться на молодую жену.
Страшное подозрение закралось в сердце: что, если это отец… Царевна встряхнула головой, ужаснувшись собственным мыслям.
– Я предложил ей бежать в Малью, ко мне, – захлёбываясь, говорил тем временем Лоссо. – Она согласилась. На следующий день она должна была приехать сюда вслед за мной, подкупив колесничего. Мы бы уплыли под чужими именами куда-нибудь – в Египет, в Паннонию, во Фракию, куда угодно!.. Маро бы нас не нашёл!.. Но Аэсса не приехала. Потом она передала мне весточку с одной рабыней, что передумала.
– Вы любили друг друга? – тихо спросила девушка.
– Если бы не царские смотрины, мы бы поженились, – выдохнул торговец.
В лавку зашёл покупатель, и Лоссо, сглотнув, натянуто улыбнулся.
– Добрый день, – начал покупатель, не замечая Руйи. – Как там мой заказ? Я понимаю, мы только вчера на закате закончили его обсуждать, но мне необходимы эти панцири…
Не слушая дальше, царевна вышла из лавки. Вчера на закате закончили обсуждать. Значит, как раз когда была убита Аэсса, её прежний возлюбленный находился в центре Мальи.
========== Глава 5. Военачальник ==========
Вернувшись в Кносс, Руйя в первую очередь рассказала обо всём услышанном Алефи. Тот нахмурился:
– Так. Всё больше путаницы. Значит, у царицы и вправду был возлюбленный, предложивший ей сбежать с ним. Почему она отказалась?
– Решила сберечь честь рода Быка, – неуверенно предположила Руйя.
– Знаешь, не думаю. Если Маро с ней действительно обращался ужасно – прости, царевна! – то ей уже было не до Быка и его рода.
– Да, пожалуй… и если б она раскаялась, она бы ласково приняла отца.
– Вот именно.
– Вдобавок мне ещё вот что странно. Аэсса жаловалась на мужнино обращение… но до Игр она была вполне счастлива и весела. Вряд ли она притворялась.
Алефи задумался:
– А отношение к ней мужа? Не изменилось?
– Нисколько. Особенно если учесть, что он долго был в отъезде. Его только после возвращения вывела из себя её холодность.
– Задачка… – финикиец встал и, кое-как переставляя скованные ноги, начал ходить взад-вперёд. – Всё время возвращаемся к тому, что Аэсса в итоге не сбежала. По-моему, это потому, что она испугалась.
– Что отец её поймает? – удивилась Руйя.
– Нет. Это было что-то другое. Я думаю, кто-то подслушал их с Лоссо и начал вымогать у неё в обмен на молчание…
– Золото?
Неожиданно Алефи сел и ударил руками об пол:
– Не знаю! Не сходится! Если бы кто-то начал вымогать у неё золото или что бы то ни было, она, наоборот, поторопилась бы с побегом. Ты сама сказала: Лоссо до последнего не решил, куда им отправиться. Они бы уплыли из Мальи – и ищи ветра в поле, будь тут хоть сотня вымогателей!
– А может быть, она вдруг поняла, что больше не любит Лоссо?
– Кстати, это мысль… Да, действительно! Аэсса осознаёт, что не так привязана к нему, как в старые времена, долго мечется, боясь нарушить данное бывшему любовнику слово – и в итоге решается остаться. В таком случае её подавленность связана или с тем, что у неё появился ещё какой-то возлюбленный среди придворных, или с тем, что она опять ошиблась и всё-таки любит этого черепашьего продавца…
– …и, в общем, я ничего не понимаю, – Руйя осела на пол и прижала руки к вискам. – Может, это всё и не связано с убийством? Может, мы тратим время не на то, что надо?
– Всё, что происходило в последний день жизни царицы, может быть с убийством связано, – жёстко сказал Алефи. – Лоссо, к примеру, мог видеть кого-то подозрительного в окружении Аэссы…
Царевна побледнела. Ей снова вспомнились слова убитого горем торговца о том, что виновник гибели Аэссы – царь. Но нет, это же неправда!.. Даже если б Маро уличил жену в измене, он бы казнил её по правилам… но что, если он не хотел позориться? Ведь о нём начали бы болтать, что он неспособен подобрать себе достойную супругу – одна, мол, почти бесплодная, другая изменница…
Видно, Алефи догадался, о чём думает девушка. Он помог ей подняться:
– Ладно. Зацепка в Малье не помогла. Попробуем приступить с другой стороны. Поговори с приближёнными царя.
– Да не может кто-то из них быть убийцей!
– Но может о нём что-то знать.
Подумав, Руйя согласилась:
– Так и быть. Я подойду к Улато. Он один из самых хладнокровных и наименее потрясённых всем этим… к тому же воин. От него больше всех проку будет.
Военачальника она разыскала быстро. Улато точил боевой топор – любимый трофей, отбитый у финикийского пирата, который, в свою очередь, отбил его у венета, который отбил его вообще неведомо у кого на далёком севере. Вся эта захватывающая история была выбита затейливым рисунком на рукояти топора.
– Привет тебе, царевна, – кивнул он.
– Здравствуй, Улато, – вздохнула она. – Слушай… как там печать?
– Я не знаю, но вроде как и ожидалось. Через два дня закончат.
Помявшись, Руйя решилась. В раннем детстве она дружила с Улато – он, тогда ещё скромный десятник, мастерил для неё деревянных лошадок и лепил глиняных воителей. Доля прежней откровенности сохранилась между ними до сих пор.
– Улато, – приступила она к делу, – скажи, как тебе нравилась царица Аэсса?
Горько усмехнувшись, он откинул назад растрепавшиеся от ветра длинные волосы и лишь потом ответил:
– Аэсса была прекраснейшей из всех женщин, которых я когда-то видел. Я не знаю, как у этого подлого финикийца могла подняться на неё рука, – его спокойный голос дрогнул. – Прости, царевна. Ты не представляешь, как я тебе соболезную.
– Скажи… скажи, ты ведь не замечал за ней чего-то странного в последнее время?
– Думаешь, она что-то предчувствовала? – нахмурился военачальник. – Говорят, в роду Быка иногда дано предвидеть кончину… Хотя Аэсса была лишь женой царя и в ваш род не входила…
– Но Бык-то рядом, – взволнованно махнула Руйя рукой в сторону стойла. – Так всё-таки что-то ты заметил?
– Я не знаю, мало ли какие могут быть тайны у великой царицы… Но после минувших Игр она стала не та. До Игр – как раз вот, помню, уезжал я в тот поход против хеттов… она провожала наше войско со светлым, точно солнце, лицом. Потом, когда мы вернулись, она ходила как в воду опущенная… Вот не надо было тогда заключать мир с финикийцами! – Улато внезапно ударил топором по ближайшему камню. – Я бы этому негодяю голову свернул!
– Улато, а у царицы не было никаких вра… никаких… кто бы не очень её уважал? – Руйя понимала, насколько по-дурацки это звучит. Враги у царицы Кносса! Ещё скажите – враги у царя. Тем более среди кносских же первых советников двора.
К счастью, военачальник смеяться не стал (или не осмелился – Руйя всё же тоже царевной была, пусть и дружила с ним). Он вздохнул:
– Неужели ты веришь байкам, которые нарассказал финикиец, лишь бы избежать казни? Аэссу мы все любили, а уж мы с Кано особенно. Да, я знаю, любить царицу как женщину нельзя, но теперь-то скорбеть, наверное, можно? Главное, что никто в Кноссе не смог бы её убить.
Услышав его слова о байках, Руйя вспыхнула. Улато словно читал её собственные мысли – точнее, не мысли, а то, что она через силу твердила себе с самого начала. Да, скорее всего, так всё и есть, как он считает. Настоящий убийца наплёл неведомо чего, а она поверила и теперь подозревает кого попало.
Однако после разговора с военачальником она вновь навестила Алефи.
– Картина странная, – в раздумье Алефи пожевал губами. – Конечно, Улато может и врать. Но, знаешь ли, Руйя, я с ним близко не знаком, но одного беглого взгляда хватило, когда меня под стражу брали. Это такой человек, у которого всё на лице написано. Обычный честный вояка.
– Ты думаешь, они и впрямь все л-любили Аэссу? – у Руйи всё язык не поворачивался это произнести.
– Царевна, ты снова мыслишь как дитя малое. Что царь, что советники все уже не первой свежести. И тут прямо посреди появляется юная прелестная женщина. Последствия неминуемы, конечно же, все, кроме младенцев да евнухов, по ней вздыхали. Любовью это, может, и не назовёшь, но желание её красота пробуждала. И Улато, безусловно, прав – никто из приближённых не стал бы хватать нож и резать Аэссу. Слишком она от них ото всех была далека, разве они надеялись на ответную любовь?
– Они бы и думать об этом боялись, если у них есть хоть капля почтения к сыну Быка! – возмутилась Руйя и тут же осеклась. – А отец… неужели отец… тебе кажется…
– Ничегошеньки мне не кажется. Я сижу тут в кандалах и вообще не знаю, что у вас там происходит. Может, ты ни с кем не говоришь, а просто выдумываешь истории сама и меня развлекаешь напоследок, – рассмеялся Алефи. – Ладно. Насчёт Улато я сразу думал, что ты мало что узнаешь. Я бы на твоём месте подошёл к этому вашему горбуну. Он ведь человек умный?
– Ближайший отцовский советник.
– Вот именно. К нему и подойди.
– Может, ему рассказать о расследовании и о том, что ты невиновен? Кано поймёт…
– Ни в коем случае! Чем ты докажешь, что я невиновен, кроме того, что ты сама хочешь в это верить? – Руйя опять зарделась. – Вдобавок, кто бы ни был преступник, пока что он должен считать, что за убийство царицы осуждён я и что казнь отложена чисто из-за печати. Что так и есть. Если только истинный убийца что-то заподозрит, он может сделать что угодно и убить кого угодно, хоть тебя, хоть царя, хоть Быка, лишь бы шкуру спасти. Поэтому – ни словечка! Ни Кано, ни отцу.
– Хорошо, – девушка вздрогнула при мысли о том, что кто-то может ради собственного спасения убить Быка. Неужели в Кноссе нашёлся такой изверг?
– Принесите пленнику ещё воды и фруктов! – крикнула она стражникам, а Алефи шёпотом сказала, прежде чем уйти:
– С Кано я переговорю.
========== Глава 6. Советник ==========
Рабы передали Руйе, что Кано всё ещё гостит у родителей. Это ей было на руку – в городе, в низине, было всё же немножко прохладнее, чем среди раскалённых каменных колонн дворца и лабиринта, и думалось там тоже гораздо легче.
Дом семьи советника Руйя знала прекрасно – она не раз ходила туда с кем-нибудь из родителей, если нужно было обсудить какое-то особо секретное дело. Сторонний человек ни за что бы не догадался, что в этом крохотном домишке, почти шалаше из обмазанных глиной веток, живёт родня одного из первых людей Кносса.
А причина такой бедности была не только в необходимости скрывать те самые тайные совещания с царём от любопытных глаз, но и в стеснительности хозяев домика, кажется, до сих пор не свыкшихся с тем, до каких высот поднялся их сын. Старый Тодо был похож на Кано только внешне, тоже горбатенький был, а так даже и не скажешь, что отцом ему приходился – всю жизнь он прожил скромным гончаром, казалось, отходившим от своего круга только тогда, когда нужно было набрать свежей глины. Из того же теста была и его жена Китта, робкая, тихая и ужасно боявшаяся чем-нибудь расстроить царскую семью.
Китта и открыла Руйе дверь, когда та постучалась:
– Сиятельная госпожа царевна! Ох! А у нас в доме нет ничего, только полкувшина вина да немного орехов! И вот…
– Не переживай, Китта, – ласково улыбнулась Руйя, – мне ничего не надо, я сыта. Мне бы только с Кано кое о чём переговорить.
– Ах, конечно, конечно! Проходи, госпожа царевна, – и Китта отступила в сторону, низко кланяясь.
Тодо, как всегда, сидел за гончарным кругом, а Кано притулился рядом, вертя в руках уже готовый горшочек – таким странным образом советник успокаивал любые волнения.
Помня о том, что Алефи велел ей сохранять расследование в строжайшей тайне, Руйя на этот раз не стала прямо спрашивать Кано, были ли враги у царицы. Советника это могло навести на верные догадки.