Тайна жёлтой лилии - Autumn Leaf 5 стр.


Он осёкся. И было из-за чего: у Руйи округлились глаза и приоткрылся рот от ошеломившей её внезапной идеи. Впрочем, какая там идея – сумасшедшая мысль, проблеск, соломинка утопающего…

– Отец! – едва узнав собственный голос, выдохнула Руйя, бросившись к нему и схватив его за руки. – Прошу, отложи поездку!

– Что ещё, Руйя? – отступил он от неожиданности.

– Заклинаю кровью Быка, отложи! Всего лишь до вечера! И если тебе дорога твоя дочь, сейчас же пошли возницу Ноко в Малью, пусть найдёт и привезёт сюда Лоссо, продавца черепашьих панцирей!

– Руйя, твой рассудок…

– Мой рассудок уже в полном порядке! Отец, помнишь, я предлагала показать тебе истинного убийцу Аэссы? Так вот, если моё подозрение верно, мне это удастся!

– Торговец из Мальи? Соотечественник царицы, какие-то неурядицы времён её девичества? Если нужно, я прямо вместе с Ноко пошлю палача! Подданный Быка, осмелившийся на такое грязное убийство, не заслуживает казни во дворце…

– Нет, нет! – прервала его Руйя. – Никакого палача! Пусть Ноко доставит Лоссо сюда живым и невредимым! Сам головой за него ответит!

Маро быстро вышел вон, и вскоре донёсся его обычный громкий, уверенный голос – он понял, что, раз дочь так говорит о преданном, любимом всей их семьёй колесничем, её приказ не исполнить нельзя.

– Царевна, если после такого шума твоя зацепка окажется ложной, я не желаю и представлять, что с нами сделает твой отец, – даже Алефи, впервые на её памяти, выглядел ошарашенным.

– К сожалению, эта зацепка истинна. Иначе никак, – Руйя присела рядом с ним.

– «К сожалению»?

– Ох, да. Мне бы так хотелось, чтобы всё выходило по-другому… Получается такая гадость… хуже всего, что я могла даже вообразить… но, судя по всему, это правда. Зато, – несмотря на дикое омерзение от той картины, что сложилась у неё в голове, она улыбнулась, – зато тебя освободят, а это сейчас главное.

– Не считай колосья до посева, царевна, – встревоженно сказал Алефи. – Хуже ложной надежды, по-моему, нет ничего.

– Я, между прочим, поверила тебе, когда ты сказал, что невиновен, хотя это казалось тогда невероятным, – подтолкнула его под локоть Руйя. – А ты не хочешь мне верить, когда я говорю, что ты спасёшься.

– Прости, царевна, так и есть. Но твоя жизнь от моих слов тогда не зависела, а вот моя… И ведь ещё недавно ты же сама в слезах говорила, что ничего не можешь для меня сделать.

Руйя снова была готова заплакать – теперь уже от счастья. Однако она вспомнила, что кое-что – как раз к приезду Ноко и Лоссо – надо ещё подготовить:

– Мне сейчас нужно сбегать в город.

– Ещё кого-то расспросить?

– Уже не расспросить. Так, уточнить немного. И да, принести тебе один чудесный подарок.

– Царевна, если я буду избавлен от казни и бесчестия, лучше подарка мне и не надо, – засмеялся Алефи.

– Хорошо, то, что я принесу, будет приятным дополнением, – согласилась Руйя. Она хотела было уходить, но отчего-то замешкалась:

– А ты… ты после освобождения останешься в Кноссе?

– Куда же я денусь? До следующей весны точно здесь буду, я же посланник.

– Но ведь после такого обвинения, после тюрьмы…

– Что ты, если опальные сановники возвращаются к собственному правителю, когда он их прощает, оскорбляться из-за чужого царя тем более нет смысла. Кроме того, я буду счастлив пообщаться с тобой, царевна, в более спокойной обстановке.

У Руйи перехватило дыхание. Она порывисто обняла Алефи за плечи, почувствовав на мгновение крепкие мышцы под его обветренной кожей – и сразу же, устыдившись, отпрянула. Критским женщинам – кроме, конечно, супруги сына Быка – было позволено много воли в отношениях с мужчинами, но Руйя знала, что в чужих странах всё обычно совсем не так, и в общении с иноземными гостями знатным критянкам, чтобы их не сочли развратными, необходимо было строго соблюдать приличия.

Однако, судя по выражению лица Алефи, он был далёк от того, чтобы обвинять её в распутстве.

– Беги, царевна, а то скоро в городе станет людно, тебе будет сложнее там поговорить, с кем ты хотела, – тем не менее, сказал он. – Давай сначала убедимся окончательно, что я не умру завтра до полудня.

– Да… да, разумеется, – Руйя попыталась успокоиться и сосредоточиться, и это было непросто. – До свидания, Алефи – надеюсь, встретимся уже во дворце, когда тебя отпустят.

Прижимая ладони к побагровевшим щекам, она вышла из темницы и привычно велела стражникам позаботиться о воде и пище для Алефи. Да, если всё у неё получится, а она не сомневалась, что получится, уже к вечеру финикиец будет на свободе, но заставлять его терпеть несколько часов без питья и фруктов было жестоко.

В первую очередь Руйя забежала во дворец и взяла шкатулку со своими драгоценностями – чтобы не тратить время и препираться с казначеем, прося выдать ей серебра. Уже в лабиринте она заметила дюжину чинивших какую-то треснувшую скамью рослых рабов и приказала десятерым из них отложить работу и следовать за ней – ещё разволнуется отец, что она опять одна по городу бегает.

Солнце только-только поднялось над горизонтом, а Руйя уже бежала от лабиринта вниз, в долину, где в городе выходили на улицы первые лоточники и разносчики.

Комментарий к Глава 8. Утро

* Не ошибка в тексте и не мазохизм со стороны Руйи – подушки бронзового века были твёрдыми и на подставочках.

========== Глава 9. Меч ==========

Когда лёгкий звук быстрых шагов царевны затих вдали, Алефи устало прикрыл глаза и откинулся назад. Вполне возможно, загадочные доказательства его невиновности, обнаруженные Руйей, не убедят никого, кроме неё самой. Вполне возможно, завтра утром его голова всё же упадёт на земляной пол темницы.

Благодаря многочисленным путешествиям и жизни при царских дворах Алефи видел много разнообразных казней и, конечно же, всегда понимал, что когда-нибудь сам может оказаться приговорённым к одной из них. Правда, он всё-таки надеялся, что если это произойдёт, то в плену у врага, куда он попадёт после долгого сражения… То, что его схватили по обвинению настолько же позорному, насколько ложному, было едва ли не тяжелее, чем сам приговор. Что будет с родителями и друзьями, когда они узнают? Ведь он никогда не сможет объяснить им правду…

Алефи вспомнил лесистые холмы и широкие улицы родного Гебала. Что, если он больше никогда туда не вернётся? Ему даже не устроят положенных сыну вельможи похорон. Сердце ёкнуло, когда он подумал, какая судьба ждёт его – непогребённого, умершего в бесчестии.

«Надо будет Руйю попросить, чтобы она хотя бы меня оплакала… Или нет, не буду! Она решит, что мне от неё только покровительство и нужно. Пусть делает как хочет. Не дело, чтобы она из-за меня долго горевала, ей и без того тяжело после смерти мачехи, а я с нею знаком второй день».

Очаровательная царевна Кносса за столь недолгий срок покорила его душу. За её порой наивными или необдуманными речами, как он быстро понял, скрывались природная смекалка, невероятная решительность и при этом – чуткое и нежное сердце. Как он жалел, что их встрече не суждено было случиться в более радостный час!

«А может, она не ошиблась? Может, она правда нашла доказательства – ума не приложу, какие… Надеюсь, она догадалась пойти в город с приличной охраной. Негодяй, убивший беременную царицу, легко расправится с кем угодно… Но если, если вдруг Руйя права, если ей удастся меня оправдать…»

Алефи позволил себе немного помечтать. Конечно же, он останется при дворе Маро, а когда наступит пора возвращаться домой, попросит у царя руки Руйи. И если только Руйя за этот год не передумает… Каким светлым и полным жизни станет их дом, если она согласится разделить его с ним!

Время текло невыносимо медленно. Стражники принесли ему груш, инжира и воды с капелькой вина, и Алефи, не зная, хватит ли всего этого до вечера, ел фрукты по маленькому ломтику и запивал крошечными глотками, не ощущая вкуса.

Казалось, прошли долгие недели, прежде чем знакомые быстрые шаги послышались вновь. Стражники уже без вопросов пропустили Руйю.

– Царевна! – просиял он. В её лице больше не было, как накануне или этим утром, отчаяния и унылой покорности судьбе, и теплившаяся в душе Алефи надежда вспыхнула ярче, как промасленная лучина.

– Прости меня, Алефи, я не выгляжу слишком радостной – но то, что я выяснила… в общем… тяжело мне было в этом разбираться. Светлая сторона в том, что всё ведёт к твоему освобождению, – она чуть потупилась. – А пока держи обещанный подарок, – и она вынула что-то из-за спины.

Алефи в изумлении уставился на свой собственный меч. Перемазанный в какой-то бурой грязи, с налипшими веточками, но, без сомнения, тот самый, который отнял у него закутанный в покрывало незнакомец. Тонкое бронзовое лезвие, посеребрённая рукоять с лунным камнем… Алефи бы узнал его из тысячи.

– Царевна, я не знаю, как тебя и благодарить! Он достался мне от отца, я уже и не чаял его увидеть снова… Но скажи, где ты его нашла? – Алефи давно понял, что убийца должен был надёжно спрятать отнятый меч. Просто где-нибудь выбросить было опасно – кто-нибудь мог заметить и доложить царю. Меч – не костяной нож, вещь приметная.

– Я всё расскажу, я расскажу, только ещё нужно дождаться Лоссо, – возбуждённо, глотая слова, говорила Руйя. – Лоссо должен мне кое-что повторить, точнее, пересказать, точнее, сказать ясно.

– Постой, присядь, отдохни, – остановил он её и протянул ей ещё почти на четверть полный кувшин и оставшуюся грушу. Руйя, замолчав и усевшись рядом, благодарно улыбнулась и с наслаждением отхлебнула из кувшина. Не удержавшись, Алефи взял её за свободную руку, и царевна в ответ слегка погладила тонкими пальцами его ладонь.

– На самом деле, – призналась она, немного отдышавшись, – на самом деле без тебя я бы ни до чего не додумалась.

– Ну что ты, это ты и с Аэссой дружила, и во дворце всех знаешь. Я могу только строить догадки, и то зыбкие.

– Может быть, но это ты мне постоянно повторял, чтобы я обращала внимание не только на день и час убийства, но и на то, что было раньше.

– Предположим, – сказал Алефи. – Значит, я правильно думал, что история с Лоссо нам ещё пригодится?

– Да, так и вышло! – подтвердила Руйя, с восторгом глядя на него своими блестящими карими глазами. – Помнишь, мы не могли понять, почему Аэсса с ним не сбежала, хотя явно была несчастна в Кноссе?

– Ещё бы не помнить.

– Мы же чего только с тобой вчера не придумали – то ли кто-то узнал о побеге, то ли у неё завёлся новый возлюбленный при дворе, то ли она просто сама не знала, чего хочет, то ли ещё что… А по всему выходит то, – тут улыбка её погасла, – что Аэсса сочла себя недостойной прежнего жениха.

– Думаешь? – посерьёзнел и Алефи. – Как же это получилось?

Руйя пожевала губами, вытерла рукавом пролившееся питьё – ей не слишком хотелось заговаривать о своих догадках, очевидно, картина складывалась действительно мерзкая. Наконец она собралась с духом и начала:

– Ну смотри. Я же помню, она была необычайно весела, щебетала как птичка – и на свадьбе, и после неё. С отцом была неизменно ласкова. Кажется мне, что она не так сильно любила своего Лоссо, как ему самому хочется верить… но ладно, не хочу я её за это сейчас судить, она всегда была очень, очень доброй женщиной, со мной так дружила… Может, ещё до царских смотрин Лоссо не слишком верно оценивал свои отношения с Аэссой – думал, что её любовь сильнее, чем было в действительности. Неважно. Главное, что сначала Аэсса вовсе не выглядела так, будто ей жизнь в Кноссе не мила!

– И когда же это поменялось? – Алефи начал понимать, к чему ведёт Руйя.

– После минувших Игр. Аэссу словно подменили.

– Но никто не обратил на это внимания?

– Отец, видимо, не обратил, – тяжело вздохнув, сказала Руйя. – Да и я тоже… царица же первый человек в Кноссе после самого царя, никто не имеет право как-то вольно о ней рассуждать, вот я и считала, что раз отец ничего не говорит, значит, ничего особенного не происходит… В общем, была она после Игр то угрюмой, то печальной. Ребёнку будто не радовалась. Часто стала оставаться и гулять одна, хотя раньше обожала шумные праздники и сборища и терпеть не могла одиночество.

В глазах царевны показались слёзы:

– Я должна была понять, что с ней что-то очень не так! Я, называвшая себя её подругой…

– Не кори себя, царевна. Ты решила, что перемена настроения произошла из-за ребёнка, – Алефи положил руку ей на плечо. Руйя покачала головой:

– Это не оправдание! Я даже почти не справлялась у неё, как она себя чувствует!

– Ты не могла и представить, что кто-то был способен причинить ей зло, – мягко напомнил он. – Вспомни – до очень недавнего времени ты была уверена, что ни один критянин не посмел бы и пальцем тронуть сиятельную царицу.

Очень осторожно он привлёк Руйю к себе, и она прижалась к нему, всё ещё тихо плача.

Лишь выждав некоторое время, Алефи заговорил снова:

– Значит, у кого-то из Кносса чистые и почтительные чувства к царице оказались… далеко не чистыми и не почтительными? Подожди, выходит, что ребёнок был…

– О несчастном ребёнке мы ничего уже точно не узнаем, – дрожащим голосом сказала Руйя. – Сегодня стало понятно, что убита Аэсса была именно из-за него, – захлёбываясь слезами, она в полуобмороке упала на руки Алефи.

========== Глава 10. Объяснение ==========

Руйя открыла глаза и не сразу осознала, где находится – вокруг было темно и тихо, пахло сухим деревом…

– Ты плакала, пока не уснула, – сочувственно сказал Алефи, заметив, что она шевельнулась. Руйя поняла, что лежит на земле, а финикиец сидит рядом с ней. Воспоминания о том, что она узнала и поняла за день, всплыли перед глазами.

– Мы с тобой договорили до того, что… – Алефи замешкался, но Руйя уже вспомнила сама:

– Не надо сейчас ничего замалчивать. Я… я справлюсь.

– Я не могу понять: почему Аэсса была обречена из-за ребёнка? Ведь, насколько я знаю, царь считал, что это его дитя, у него не было ни тени подозрения – иначе бы он не стал устраивать в честь жены Игр.

– Сейчас-то подозрений не было, – горько сказала Руйя. – Подожди, сейчас объясню по порядку. Когда Аэсса отважилась открыться бывшему жениху, она – спорю на что угодно – выражалась туманно и не называла имён. Лоссо, простодушный малый, ничего не понял и подумал, что она жалуется на жестокое обращение мужа. Не о муже она говорила. Вот что меня постоянно и с самого начала коробило – мы с отцом, конечно, не близки, но я его всё-таки достаточно знаю, чтобы не поверить выводам Лоссо!

– И поэтому ты его сейчас потребовала к себе? – уточнил Алефи.

– Конечно! Пусть он как можно точнее повторит то, что ему говорила царица. Прошло не так много времени, а Лоссо наверняка запомнил каждое словечко любимой.

– Но в конце концов она решила, что опозорена, что он не сможет быть счастлив с нею.

– Так она, бедняжка, и рассудила. Она решила хранить тайну до конца своих дней.

Алефи задумался:

– И зачем всё-таки было её убивать? Раз она даже Лоссо не сумела рассказать всей правды, даже уже когда ждала ребёнка… не выгоднее ли этому мерзавцу было бы залечь на дно?

– Он бы так и поступил, потому что он далеко не глуп и понимал, что она бы его не выдала. Навешивать на себя новые преступления против рода Быка он решился, только когда не увидел другого выхода. Когда Аэсса объявила о беременности, он сразу же начал планировать избавиться от неё как можно быстрее.

Угрюмо помолчав, она продолжила:

– Сразу после убийства я отмела любые мысли о причастности к нему отцовских приближённых – разве они стали бы рисковать своей властью, своим положением при дворе? Но только потом я догадалась, что убийца встал перед выбором. Убить Аэссу и почти наверняка остаться вне подозрений, как чуть было не произошло – или дождаться рождения ребёнка и, очень вероятно, мгновенно лишиться головы.

Руйя допила из кувшина остатки разбавленного вина. У неё по-прежнему камень лежал на сердце, когда она обо всём этом говорила. Люди, которых она знала с детства…

Назад Дальше