Старший сержант Олег Самойлов возвращается в родной город после пяти лет базирования в зонах КТО. Одолеваемый одиночеством и отсутствием перспектив, он получает случайный шанс разобраться, что стало с некогда окружавшими его людьми за долгие годы отсутствия.
Группа автора: https://vk.com/skobelev_dictatorship
Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны.
ПРОЛОГ
Таких мест в мире больше не было. Эта дотационная страна как две капли походила на соседние и в то же время абсолютно от них отличалась. Стоило однажды оказаться в Дагестане, чтобы навсегда проникнуться его двуличием. Здесь было в порядке вещей объявлять о региональных успехах на фоне повальной безработицы, говорить о религии мира и хоронить каждый месяц очередного имама, а сыновей собирать в леса — к джамаатам. Тут жили самые свободолюбивые народы, и они же терпели севших на хвост федерального бюджета чинуш, искренне верящих в их спасительную миссию. Дагестан, южный край России, был необычайно тёплым, но его чужеродным холодом обдавало любого иноземца с севера. На его землях веками обитали мудрые гуманные люди, половина которых числилась в пособниках экстремистского подполья.
Старшему сержанту внутренних войск Олегу Самойлову запомнилась архитектура. В оперативных сводках мелькали десятки снимков из Чечни, Ингушетии и всего Северного Кавказа в целом, но все они перечеркивались Дагестаном. Его Олег узнавал мгновенно: по однотипным домам, бедным или богатым, но до тошноты похожим друг на друга, по узким пустым улицам и по той неведомой атмосфере, которую не описать сухими рапортами.
Сегодняшнее утро мало чем выделялось среди всех проведённых в Дагестане за последние пять лет. Разве что не в пример тёплым летним денькам ранние вёсны отличались нестерпимым холодом. Ледяной воздух пронизывал даже сквозь бушлат. Свет восходящего солнца был тусклый, будто сепия, и оттого разобрать мелкий шрифт на бумаге становилось непросто. Ручка в замёрзших пальцах всё норовила черкнуть соседнюю клетку — выше или ниже — отметить галочкой «проверено» другой дом и совсем иную семью. Здесь эта ошибка могла стоить жизни: своей или, скорее всего, чужой и не сейчас. Каждая семья хранила в шкафах целые кладбища. Режим КТО официально снят, но проверка граждан в округе продолжалась третьи сутки. Проезд к небольшому аулу, ближайшему к лесному массиву, заблокировали полицейские машины. Чуть поодаль стоял камуфлированный «Тигр», на котором прибыл отряд Самойлова. Бойцы внутренних войск рассредоточились по посёлку: по двое с автоматами на концах дороги, пролегающей между параллельными рядами одноэтажных домов с крытыми жестяными крышами красного отлива. Ещё две группы по трое шли вдоль аула, проводя паспортный контроль. Сновал в разные стороны участковый, время от времени повторяя в громкоговоритель:
— Уважаемые граждане! Покиньте дома для проверки личности! Паспорта иметь на руках!
Группу, в которой состоял Самойлов, возглавлял командир отряда капитан Пономарёв: высокий, крепко сложенный мужчина с пробором тёмно-русых волос, чуть выглядывающих из-под защитной каски.
— Мухаммедовы, значит? — коротко спросил капитан, сверяя паспорта в руках с двумя дагестанцами, вышедшими за деревянный забор дома. — Чем живёте?
— Города ежжу, базар, — нервно ответил молодой.
— У нас огород, грядки, — добавил отец. — летом торгуем, а сейчас сын в магазине подрабатывает. Проблем с законом нам не надо.
Командир в последний раз бросил взгляд на дом за спинами жильцов, закрыл паспорта и кивнул стоявшему по правую руку Самойлову. Заледеневшими пальцами Олег поставил две галочки напротив фамилий «Мухаммедов». Получились они неровные, как горы Кавказа.
— Хорошо. — Понамарёв протянул документы. — Ничего подозрительного вокруг не замечали? В соседнем доме, например.
Одинокая постройка, следовавшая за жильём огородников, была наглухо зашторена и закрыта. Пустовал дворик: хозяева на досмотр паспортов не вышли.
— Тихие, — глухо ответил Мухаммедов-старший. — Их здесь не любят. Вчера младшая в магазин выходила, и всё.
— Ясно, — кивнул капитан. — Спасибо, можете быть свободны.
Группу прикрывал низенький рядовой Семёнов: единственный из трёх бойцов с укороченным автоматом у бока. Пономарёв и Самойлов были при введённых в испытания пистолетах «Грач», и то зачехлённых. Они направились к зашторенной постройке, осторожно оглядывая крыши и углы воздвигнутых впереди зданий. Всё вокруг внушало недоверие: серое холодное утро, непроницаемость местных жителей, которые, казалось, что-то скрывали, лес в нескольких километрах от аула, где ещё две недели назад коллеги из ФСБ зачистили очередных боевиков. Недавно действовал и отряд Пономарёва: активные мероприятия по последней наводке они отработали позавчера.
— Олег, напомни сводку по семье, — бросил командир.
— Ахроровы. Старшему под восемьдесят, местный аксакал. Среднего мы «приняли» на трассе. Двое сыновей остались, жёны и дочери. Парням от двадцати пяти.
— Товарищ капитан, — осторожно обратился Семёнов, — может, возьмём подкрепление?
— Женщин испугался? — усмехнулся Пономарёв. — Сами проверим.
Солнце постепенно поднималось, отчего серая сепия вокруг мягко переливалась в жёлтую. Под ногами потрескивала застывшая от ночного холода глина, а хрип громкоговорителя прерывало воем ветра. По-хорошему, будить людей в такую рань было бесчеловечно, но в этом регионе России гуманность время от времени выбрасывалась на помойку, да и к фаджру — утреннему намазу — население всё равно просыпалось без каких-либо участковых. Если, конечно, законы веры соблюдались по всей строгости. Как показывала практика, даже фанатикам не чуждо лицемерие, когда правоверные ревнители шариата делали себе поблажки ввиду банальной лени.
Дом Ахроровых от проезжей сельской дороги отделяла узкая тропинка, вытоптанная посреди полупустого садика. Метровой высоты ветхий забор из непокрашенного дерева был закрыт на щеколду с внутренней стороны калитки. Пономарёв нащупал её и оттянул задвижку от петли. Скрипучая дверца подалась вовнутрь. Перед тем, как ступить на чужую территорию, командир внимательно пригляделся к земле в поисках отблесков и других подозрительных признаков спрятанной растяжки. Профессиональная привычка.
— Аккуратно. Никого не пугать, мы просто удостоверяем личности. Но Семёнов, тыл за тобой.
— Так точно, — в подтверждение ответил автоматчик.
Преодолев трёхметровую дорожку, отряд остановился у двери, которую тут же распахнула чернявая девочка десяти лет. Раисат была одной из дочерей застреленного на трассе бандита Аброра Ахророва, месяцем ранее убившего таксиста из Махачкалы. Невысокая, укутанная в платок и шерстяное платье до пят, она со злобой в глазах, будто понимала, кто пришёл на порог, звонко выговорила:
— Бобо плохо. Умирает.
Бойцы переглянулись. Командир чуть наклонился к девчушке и мягко спросил:
— Ты нас пропустишь? Мы поможем.
В ответ Раисат развернулась и побежала вглубь коридора, оставив дверь открытой. Пономарёв, нащупав кобуру, вытянул пистолет и, сняв его с предохранителя, завёл кисть за спину, чтобы не светить оружие. Самойлов убрал военный планшет со списками в кожаную сумку на боку и последовал примеру капитана. Они тихо зашли в дом; Семёнов, нервно оглянувшись, отправился за ними. Внутри было темно, только из дальнего конца коридора струился свет. Там, в самой большой комнате, на узкой кровати у левой от входа стены лежал закутанный в толстое одеяло иссохший старец со смуглой морщинистой кожей. Льняная рубашка на плечах была грязная, воздух отдавал духотой. Узкие губы аксакала шептали что-то склонившемуся над больным молодому мужчине в утеплённой куртке — младшему из братьев Ахроровых. Олегу подумалось, что выйти на паспортный контроль они всё-таки собирались. Вся женская часть сбилась в стайку у дальней стены с зашторенным окном. Пожилая полная женщина находилась дальше всех; загораживали её жена и дочери Аброра, причём Раисат стояла в объятьях матери. Её старшей сестре, укутанной в платок аналогично девочке, было не больше восемнадцати. Все они нервно переводили взгляды с аксакала на вошедших солдат, и лишь чернявая Раисат при этом ухмылялась с нескрываемой детской злобой.
— Товарищ капитан, что-то не так! — моментально бросил Самойлов. — Где старший?
Напряжение в комнате мгновенно возросло до предела. Ахроров-младший попятился к женщинам под прицелом пистолета Пономарёва, Семёнов приподнял дуло укороченного автомата, затих в кровати больной аксакал. Олег, почувствовав движение за спиной, резко обернулся, но лишь в последний момент увидел приставленный к затылку рядового ствол пистолета серебристого отлива. Палец стрелка вжал спусковой крючок. Семёнова толкнуло вперёд, и тело с продырявленной головой завалилось на пол в метре от кровати, разбросав вокруг капли крови. Олег направил «Грач» на убийцу и нажал на спуск, но выстрела не последовало. Тем временем старший сын Аброра Ахророва приготовился стрелять в Самойлова, но сержант перехватил руку боевика и, отшвырнув заклинившее оружие, резко рванул пистолет противника дулом вверх. Боевик вскрикнул от боли в вывернутых пальцах, а одновременно с этим за спиной Олега прогремели два выстрела. Самойлов вырвал серебристый пистолет и, окончательно завладев оружием, направил ствол боевику в грудь. Три громких хлопка ответили тяжёлой отдачей в руке сержанта: патрон зарубежного пистолета был немного мощнее отечественных. Старший брат-Ахроров вывалился из комнаты в неосвещённый коридор. Выжить после таких ранений не представлялось возможным.
Олег повернулся обратно к комнате и к внутреннему ужасу обнаружил, что командира успели атаковать. Два прогремевших из «Грача» выстрела оказались далеко не предупредительными. Аксакал бездыханным грузом лежал на кровати, а по одеялу вокруг него тихо ползло в стороны большое кровавое пятно. Его рука свисала над полом, возле неё стоял на коленях и опирался руками о пол капитан Пономарёв с торчащей из бока рукоятью ножа. Он хрипел и кашлял от боли, по ножу стекала красная вязкая дорожка, падая небольшими каплями и собираясь в багровую лужицу. Ахроров-младший был невредим: прижав к себе юную сестру, он спрятался за её спиной. В другой руке, демонстративно приподнятой, боевик зажимал самодельный взрыватель, провод от которого бежал в рукав утолщённой куртки. Стонали и плакали женщины в метре от него, умоляли сдаться, но парень не слушал — лишь шептал вслед за почившим дедом. Побледневшая девушка закрыла глаза и только тихонько обхватила тонкими белыми пальцами зажатый вокруг горла локоть. Самойлов вмиг нацелился на очередного террориста из трофейного оружия, но даже с ничтожного расстояния комнаты был риск попасть в заложницу собственного брата. Из всех возможных мест поражения стрелять он мог только в голову. Иначе — взрыв.
— Кх… одумайся, — прохрипел Пономарёв. — Она твоя сестра.
— Кафирам смерть, — тихо ответил Ахроров. — Канлыят.
— Они невиновны! Олег, не стреляй!
Тяжёлый пистолет тянуло вниз, руки Самойлова начинали подрагивать. Боевик внимательно смотрел на иноземного врага из внутренних войск и не отпускал смертоносный пульт. Неожиданно в доме послышались приближающиеся шаги и команды сослуживцев. Ахроров выкрикнул:
— Аллаху Акбар!
Миг, за которым палец на пульте коснётся кнопки. Начинённую гвоздями и взрывчаткой куртку разорвёт сотней осколков, и те превратят всех стоящих рядом в раскромсанный фарш. Но за секунду до этого Олег вжал спусковой крючок и тремя выстрелами поразил цель. Тела боевика и закрывшей его сестры синхронно повалились на пол. Женщин окончательно бросило в истерику, располневшая мать семейства хотела накинуться на стрелка за убитых внуков и спасённую жизнь, но тут же отшатнулась, когда в комнату ворвались вооружённые солдаты.
— Стоять на месте, суки!
Кто-то выстрелил в потолок. Старший сержант Самойлов кинулся к свалившемуся на бок командиру. Форму с руками мгновенно замарало густой кровью. Проверив пульс, Олег убедился, что капитан Пономарёв своего «Героя» получил. Посмертно.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Олег проснулся в холодном пустом купе. Две верхние полки были свободны с самого начала, а разговорчивый попутчик, не найдя общих слов с угрюмым соседом и отправившись искать товарищей дальше по вагону, успел забрать вещи. Самойлов отметил про себя, что не заметил этого во сне. Сказалась нервная неделя. И, тем не менее, Кавказ бы такого упущения не простил. Олег оторвал затылок от стены, повёл плечами, пытаясь разогнать кровь в сведённых ключицах. Дремота в сидячем положении вызвала новый приступ головной боли, что не унималась последние дни. За вспотевшими окнами мелькали голые деревья и серые от грязи тающие сугробы, проглядывались далёкие высотки и придорожные трансформаторные будки. Поезд медленно приближался к платформе.
Холод на улице был скорее не жалящий и пронизывающий, но выматывающий: сам не нападал, довольствуясь вытягиваемым из тела теплом. Олег сошёл с вагона последним. Застегнул до конца молнию на чёрной куртке из искусственной кожи, мохнатым воротником прикрыл впалые щёки. Коротко остриженная голова оставалась непокрытой. На ногах сидели камуфлированные штаны с плотными берцами. Расцветка служебной не соответствовала — так, китайская подделка, для гражданки. Из вещей в руках лишь чёрная спортивная сумка, в которую уместились все пожитки: оказалось, за пять командировочных лет их накопилось не так много.
Вокзал за эти годы нисколько не изменился: те же старые шпалы, стайки работников в оранжевых жилетах — цветные пятна на фоне серости — высокие засаленные окна и беспристрастные лица пассажиров, в основном уезжающих — сюда редко кто возвращался. Для небожителей существовали самолёты. Промышленный город с самого порога встречал давнего знакомого как умел: без фанфар, эмоций и ложных обещаний. В последний раз Олег был здесь пять лет назад. Не приехал ни после срочной, ни даже на похороны отца. Вряд ли что-то могло его удержать. Там, в горах и лесах Дагестана, он норовил вернуться, может, даже уйти со службы, но каждый раз прибывал обратно в расположение с долгих утомительных командировок. Настоящий дом там, в казарме внутренних войск. Возвращаться можно только отсюда, из города. Тем не менее, эта поездка по всей вероятности была в один конец. Дагестан старшего сержанта Олега Самойлова более не ждал.
На выходе из вокзала стоял полицейский с собакой. Пушистая немецкая овчарка с характерным тёмно-рыжим окрасом, но необычайно длинной для породы шерстью, лежала на холодной плитке, поджав под себя мощные лапы. Она флегматично осматривала проходящих мимо людей, и, казалось, ничто не могло вывести её из полудрёма, но внезапно псина вскочила и грозно зарычала, в упор глядя на Самойлова. Своего в человеке с впалыми щеками овчарка не признала.
— Гражданин, будьте добры, — подозвал Олега рядовой, махнув металлоискателем. — Вещи, пожалуйста.
Деваться было некуда. Самойлов поставил спортивную сумку на пластиковый табурет перед правоохранителем. Металлодетектор противно запищал, крепко уцепившись в неведомый источник раздражения.
— Откройте.
Полицейский чуть наклонился к распахнутой сумке и тут же выпрямился, округлив глаза. Рука непроизвольно поползла к кобуре на поясе, но спустя секунду застыла, когда Самойлов вытянул раскрытое удостоверение.
— Здравия желаю, — неуверенно ответил проверяющий. — Но… но так всё равно нельзя. Разрешение у вас имеется?
— Где главный? — с усталостью бросил Олег хмурым невыспавшимся голосом.
Рядовой снял с пояса рацию и быстро отрапортовал «центру». В нескольких метрах от полицейского, примыкая к забору вокзала, стояла одноэтажная постройка, вся застеклённая и тонированная чёрным. Открылась её дверь, наружу выглянул худой седеющий мужчина с тёмными от бессонных ночей ямами глаз.
— Гражданин, сюда, пожалуйста, — подозвал он флегматично.
«Центр» был небольшим, но даже при этом вокруг одинокого стола и двух стульев по разные от него стороны оставалось слишком много пустого пространства. В белом кафеле едва отражался бледный свет ртутных ламп. Ту из стен, что не открывала обзор на вокзальную территорию, не застеклили, но увесили тремя экранами, каждый из которых делил изображение на двенадцать квадратов-окошек: камеры охватывали весь объект. Мужчине было больше сорока, но отчего-то он до сих пор задержался с четырьмя капитанскими звёздами на погонах. Главный сел за стол и жестом пригласил Олега последовать примеру. Городской телефон, рация, папки с журналами учёта и дешёвая ручка составляли рабочий набор капитана.