Ее лиловые глаза округлились.
— Так что же нам делать?
— До побережья миль пятнадцать, не больше. Как доберемся туда, позвоним твоему мужу, и он подберет нас. Переход будет долгим и тяжелым, но другого пути нет. Обожди здесь. — Я поднялся по накренившемуся фюзеляжу до каюты для гостей, где оставил свой чемодан. Содержимое, кроме трех пачек сигарет, вывалил на кровать и перешел в кухню. Там загрузил в чемодан кое-какие консервы, по три бутылки тоника и кока-колы да консервный нож.
— Вперед, — скомандовал я и помог ей спуститься на слякотную от дождя землю. Следом передал чемодан, а сам перебрался в кабину пилотов. Снял пристегнутый к стене пулемет Томпсона, порыскал по шкафам и отыскал карманный компас.
Вокруг Берни уже закружили мухи. Больно было бросать его так, но приходилось торопиться.
— Осточертел этот дождь, — проворчала она, когда я спрыгнул вниз.
— Разделяю твою неприязнь, — отозвался я, накинув пулеметный ремень на плечо, подхватил чемодан и зашагал в лес.
Следующие два часа были сущим адом, и ей пришлось, конечно, гораздо тяжелей, чем мне. Я-то вынес богатый опыт из вьетнамских джунглей и, по крайней мере, знал, что нас ожидает. Хоть я служил авиамехаником, но и нас заставляли проходить курс боевой подготовки в джунглях.
Беспрестанно лил дождь, пробивая листву, не давая нам ни минуты передышки. То и дело я сверялся с компасом. Я знал, что побережье где-то на северо-западе, но порой мы попадали в такую чащобу, что приходилось идти в обход. Без компаса мы заблудились бы в два счета.
Она не отставала от меня, что называется, дышала в затылок. Я понимал: путь нам лежит неблизкий, — и сам задавал темп. Наконец вышли к поляне. Там валялись срубленные деревья. Виднелись старые кострища; вероятно, жгли ненужные сучья и ветви. На опушке леса я замер как вкопанный.
Поглядел направо, прислушался. Не услышал ничего, кроме дробного шума дождя. Обернулся к ней. Лицо у нее осунулось и пошло пятнами от комариных укусов. Сквозь намокшую рубаху просвечивали соски. Я перевел взгляд на ноги. Ноги были обуты в легкие белые туфельки тонкой телячьей кожи, на которых проступили бурые потеки. Она в кровь стерла ступни, но ни единым звуком не выдала своих страданий.
— Твои ноги! — воскликнул я.
— Не надо жалеть меня, — через силу ухмыльнулась она. — Если уж тебе приспичило кого-то пожалеть, пожалей лучше себя.
— Не хочешь перекусить?
— Пока нет. Стоит мне сесть — и я уже не встану.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и я увидел, что она говорит правду.
— Ладно. Пошли дальше. — Я прихлопнул комара, который присосался к моей шее, и мы тронулись в путь: пересекли поляну и снова углубились в лес.
Я держался начеку — меня встревожила эта поляна. Вероятно, где-то неподалеку деревня, а я понимал, что мы находимся в непосредственной близости от владений Орсоко и рисковать нельзя.
К счастью, я не забыл науку, преподанную мне во Вьетнаме. Мы шли по грязной, чавкающей тропе, как вдруг послышался звук, который насторожил меня. Я схватил Викки за руку — теперь она была для меня не бесподобной миссис Викторией Эссекс, а попросту Викки — и столкнул ее с тропы в кусты. Нужно отдать ей должное, она покорно последовала за мной, хоть нам и пришлось плюхнуться в грязную лужу. Мы затаились и ждали.
На тропе показались три юкатанских индейца с увесистыми топорами. Шли они ходко, и я успел разглядеть их только мельком.
— Деревня рядом, — шепнул я. — Слишком близко. Надо взять восточнее, а после снова повернуть на север.
Мы сошли с тропы и начали пробираться по болотистой местности, сквозь густой подлесок, и нам пришлось очень несладко, но она сдюжила. Потом вдруг прекратился дождь, и влажный туман рассеялся. Словно сверкающий меч, вынутый из ножен, взошло солнце. И тут так припекло, что язык присох к гортани и пот лил в три ручья.
Вконец замучили комары. У меня опухли от укусов лицо и руки. Я остановился и бросил взгляд через плечо. На нее больно было смотреть! Раздутое, искусанное лицо переменилось до неузнаваемости, лишь лиловые глаза по-прежнему горели отвагой.
— Чего стал? — просипела она.
— Хватит геройствовать, — сказал я. — Пора сделать привал.
Она молча уставилась на меня, потом лицо ее сжалось в комок, она упала коленями в грязь, прижала обезображенные руки к глазам и разрыдалась.
Я положил чемодан и пулемет под куст, опустился на колени и обнял ее. Она приникла ко мне, как ребенок.
Так мы просидели несколько минут, подвергаясь беспощадным нападениям комаров, потом рыдания ее стихли, и она высвободилась из моих объятий.
— Я успокоилась, — твердо проговорила она. — Извини за эту сцену. Давай поедим.
— Ну, ты кремень баба, — сказал я, открывая чемодан.
— Думаешь? — Она уставилась на свои бугристые, воспаленные руки. — Если у меня вид вроде твоего, я страшна как смертный грех.
— Спасибо, хоть ничто человеческое тебе не чуждо, — усмехнулся я.
Я открыл банку фасоли и банку гуляша. Пластмассовыми ложками, приклеенными к банкам, мы смешали их содержимое и съели.
— Джек, ты вытащишь меня из этого кошмара? — отрывисто спросила она.
— Попробую.
— А не боишься возвращаться?
— Я не думал об этом. Сначала надо выбраться отсюда.
Она пытливо вгляделась в меня:
— Ты отказываешься от трех миллионов?
— Только от одного, мы условились поделить их на троих.
— Не жалко?
— Странное дело, — пожал я плечами. — Поначалу мне до смерти хотелось заполучить эти денежки, потом я раскинул мозгами, и оказалось, что я даже не знаю, куда их девать. Мне вспомнились твои слова про то, как тебе скучно, несмотря на богатство. А я терпеть не могу скуку.
— А если бы тебя оставили работать у моего мужа, согласился бы?
— Да никто меня не оставит.
— А вот и оставят. Я думала об этом. Можно сказать Лейну, что самолет упал в море. Спаслись только мы с тобой. Ухватились, мол, за обломки, и ты тащил меня до берега. Мне он поверит и сделает для тебя что угодно.
Я обомлел.
— И ты соврешь ради меня?
— Да, — кивнула она. — Ты первый из мужчин, кто обошелся со мной, как подобает обходиться с женщиной. Я благодарна тебе.
Я попытался привести свои мысли в порядок, но ужасно болела голова. Похоже, она предложила мне единственно приемлемый выход. Вместо того чтобы надолго засесть в тюрьму за воздушное пиратство, я получу работу у Эссекса за тридцать тысяч годовых да еще Викки в придачу.
— Я вытащу тебя отсюда, — промолвил я. — Я…
До нас донесся шум приближающегося вертолета.
— Не шевелись! — Я опасливо взглянул в небо.
Кроны деревьев служили надежным укрытием, и я мог поручиться, что нас нельзя обнаружить.
Несколько минут спустя я увидел, как вертолет пролетел мимо, едва не задевая верхушки деревьев. Он был грязно-зеленого цвета, с мексиканскими опознавательными знаками. Исчез он столь же стремительно, как и появился.
— Ищут место крушения, — сказал я и тяжело поднялся на одеревенелых ногах. — Мы ушли, наверно, миль на двенадцать — это очень мало. Как только они обнаружат, что тебя нет в самолете, начнется охота. Пошли!
Я взял ее за руку и силком поднял с земли. Вскрикнув от боли, она привалилась ко мне.
— Ой, мамочки! Ноги! Наверно, не смогу идти.
— Значит, придется нести тебя, но идти надо.
Без кровинки в лице, она оттолкнулась от меня, сделала четыре неверных шага.
— Ничего, дойду как-нибудь.
— Вот и умница.
— Оставь свой снисходительный тон, не маленькая!
Я взял чемодан, повесил на плечо пулемет и снова двинулся в путь. Чтобы вконец не загнать ее, шел медленным, но ровным шагом, то и дело оглядываясь назад. Она ковыляла следом, повесив голову, окруженная тучами комаров, однако не отставала.
После часа пути лес впереди начал редеть.
— Привал, — объявил я. — Подожди здесь. Похоже, близко дорога. Лес как будто кончается.
Она упала на колени. Я положил чемодан рядом.
— Сейчас вернусь.
Ей было не до разговоров. Она молча стояла на коленях, обхватив руками голову.
Я быстро зашагал вперед и минуты через три вышел из леса. Моя догадка оказалась верной: передо мной лежал широкий проселок. Пока я раздумывал, как быть дальше, послышался рокот приближающегося грузовика. Я притаился в кустарнике.
Мимо прогромыхал на разбитом, ржавом грузовике с железными бочками для горючего молодой тщедушный мексиканец. Он вильнул за поворот и пропал из виду.
Если повезет, решил я, нас могут подбросить до побережья. Как показал мой компас, грузовик поехал в сторону моря, вероятно, в Прогресо.
Я поспешил назад, к Викки.
Чемодан лежал на своем месте, так что ошибки быть не могло, однако Викки исчезла.
Я стоял, изнывая от душных испарений, над головой зудели полчища комаров, и мои мысли перенеслись во Вьетнам. Мне вспомнился широкоплечий верзила сержант, который обучал нас боевым действиям в джунглях.
«Каждый листок, каждую ветку, каждый клочок земли можно заставить говорить, — наставлял он нас. — Так что глядите в оба. Ищите следы, оставленные людьми. И кто будет добросовестно искать, тот найдет».
Я увидел в грязи следы Виккиных колен. Здесь я оставил ее: на коленях, в полузабытьи. Потом заметил след босой ноги, еще один, еще два — большие, разлапистые, они вели к тому месту, где стояла на коленях Викки, затем поворачивали назад и уходили в лес.
Я скинул с плеча пулемет и пошел быстро и бесшумно по тропе. На жирной грязи «читать» следы не представляло труда: двое мужчин, один несет Викки. Это я легко определил по глубине отпечатков. Я ускорил шаг. Спустя десять минут до меня донеслось чавканье босых ног. Они бежали по джунглям резвой трусцой, и мне пришлось поднажать. Я уже не боялся обнаружить себя. Имея в руках пулемет, я был уверен, что справлюсь с обоими. Я перешел на бег, и вот они замаячили впереди — два юкатанских индейца. Передний нес Викки, взвалив ее на плечо, как мешок. Следом за ним трусил другой.
Они услыхали мой топот. Задний стал ко мне лицом. В руках у него сверкнул топор. Он злобно ощерился и кинулся на меня.
Я дал короткую очередь, и его обнаженная грудь превратилась в кровавое месиво. Другой индеец бросил Викки, обернулся и хотел было выхватить нож, но в тот же миг я уложил его одиночным выстрелом в голову.
Я подошел к Викки, перевернул ее на спину и увидел, что она без сознания. Тогда я взвалил ее на плечо, подхватил пулемет и, едва переставляя ноги, побрел в обратный путь, к проселку.
Пока я тащился по тропе, сверху послышалось стрекотанье вертолета. Я переждал под деревом, потом двинулся дальше.
До проселка я добрался чуть дыша, с колотьем в боку. Бережно опустил Викки на землю. Она открыла глаза.
— Полный порядок, — сказал я. — Теперь выберемся.
Она посмотрела на меня невидящим взглядом и снова закрыла глаза.
Я сел рядом с ней у обочины, положил пулемет под рукой и стал ждать.
Миновало полчаса с лишком, когда наконец донесся гул грузовика. Я встал и вышел на обочину. Показался грузовик с толстым мексиканцем за рулем. Машина катила по проселку в облаке красной пыли.
Я выдвинулся на середину дороги и помахал шоферу. Тот зыркнул раз в мою сторону и поддал газу. Не увернись я вовремя, быть мне под колесами.
Грузовик растворился в пыли, и я выругался ему вдогонку, однако мне трудно было винить шофера. Мой вид наверняка не внушал доверия.
Я пошел в лес и отыскал длинный, отломившийся от дерева сук. Этот сук я выволок на дорогу и перегородил ее. Следующему грузовику некуда было деваться.
Я вернулся к Викки. Она сидела в каком-то оцепенении.
— Ну, как ты, ничего? — наклонился я к ней.
— Что произошло? Со мной, должно быть, случился обморок.
Как я понял, она и ведать не ведала, что побывала в руках индейцев. Но сейчас было не время рассказывать ей про это.
— Я перегородил дорогу. Следующий грузовик остановится как миленький. Поедем с ветерком.
— Скорей бы посмотреть, как вытянется физиономия шофера, когда он увидит нас, — вяло хихикнула она. — Помоги мне встать.
— Лучше посиди и отдохни.
Она подняла на меня глаза.
— А ты крепкий мужик. Без тебя я пропала бы.
Я вскинул руку и прислушался.
— Едет, — сказал я и помог ей подняться. — Стоять можешь?
— Да. — Она высвободила руку и кое-как выбралась на травянистую обочину.
Грузовик несся на всех парах. Шофер заметил на дороге сук и ударил по тормозам. Машина с визгом остановилась.
Из кабины спрыгнул средних лет худощавый мужчина в стареньком сомбреро на макушке и в замызганных белых штанах и рубахе.
Едва он взялся за сук, я подался вперед, но Викки удержала меня:
— Лучше я с ним поговорю. Смотри, чтобы он не заметил оружия.
Не успел я опомниться, как она заковыляла по дороге. Мексиканец оторопело уставился на нее, а Викки тем временем бойко затараторила по-испански, и я сообразил, почему она пошла вместо меня.
Тот выслушал ее, потом кивнул и, наконец, улыбнулся. Она обернулась и подозвала меня. Помешкав мгновение, я решил не брать пулемет и вышел на проселок. Мексиканец оглядел меня, кивнул, после повернулся к Викки за подтверждением и только потом снова потащил корягу к обочине.
— Я сказала, что мы заблудились в джунглях, — выпалила Викки. — Он едет в Сисаль. Согласен подбросить нас.
Я помог мексиканцу освободить дорогу, и мы влезли в кабину. Викки сидела посередине, и в пути они болтали по-испански.
Минут через двадцать я заслышал рокот вертолета и пожалел, что со мной нет пулемета, но шофер при виде оружия наверняка наложил бы в штаны. Вертолет полетел своей дорогой.
— Он владелец кофейной плантации, — сообщила мне Викки. — Везет нас к себе. У него там есть телефон.
Я откинулся на спинку сиденья и смотрел, как перед нами разматывается пыльный проселок. Шофер, сказав мне, что его зовут Педро, и для пущей ясности ударив себя кулаком в грудь, продолжал болтать с Викки.
Я был поражен ее самообладанием: ведь совсем недавно едва держалась на ногах, а тут беззаботно щебечет и явно покорила Педро; у нее словно появилось второе дыхание.
Еще через двадцать минут грузовик свернул на узкую ухабистую подъездную дорогу к плантации кофейных деревьев. Педро остановился у длинного узкого строения под железной крышей. Ровная площадка перед строением была засыпана сырыми кофейными зернами. Двое индейцев ворошили кофе граблями.
Из дома на солнцепек вышла дородная улыбающаяся мексиканка.
— Мария, — окликнул ее Педро и, подойдя поближе, быстро залопотал по-испански.
Я на руках вынес Викки из кабины. Как только ее ноги коснулись земли, она отчаянно вскрикнула, и я тотчас снова подхватил ее на руки.
Мексиканка всплеснула руками и кинулась к нам, громко приговаривая что-то по-испански. Педро жестом пригласил меня в дом, и я понес Викки. Он провел нас в небольшую чистенькую комнатку, и я положил ее на кровать.
Мария выпроводила меня в коридор и затворила дверь.
Педро с улыбкой предложил мне пройти в другую комнату.
Я знаками выразил желание помыться.
Он кивнул, поманил меня пальцем и отвел в незатейливо обустроенную ванную комнату.
Мне пришлось дважды сменить воду в ванне, и лишь тогда, лежа в чистой тепловатой воде, смог я задуматься над своей дальнейшей судьбой.
Если бы Викки удалось убедить всех в достоверности легенды о том, что мы рухнули в море, что я спас ее, что Берни и Гарри канули вместе с самолетом в небытие, тогда я вышел бы сухим из воды. Но сумеет ли она?
Назначат расследование, газетчики будут ходить за нами по пятам — словом, обложат со всех сторон. Однако, поразмыслив, я решил, что Викки все-таки сумеет провернуть это дельце, а влияние Лейна Эссекса поможет снять осаду.
А как быть с Орсоко? Этот не побежит жаловаться властям, иначе всплывет его участие в заговоре. Раз мною зарегистрирована авиакомпания «Голубая лента», я могу вернуть ему те полтора миллиона. Уж тогда он не должен быть на меня в обиде.