– Зато у нас, – сказала из толпы тощая дама в джинсах, – восстановлен язык прошлого века. Мы говорим теперь точно так, как говорили наши предки…
– Именно! – поддержал ее мужик лет пятидесяти. – Благодаря закону, мы помним Даля, Толстого и Чехова…
Однако эти доводы не сбили с толку Пульсара.
– У тебя есть дома андроид?! – спросил он в микрофон, бегая глазами поверх толпы. И добавил: – Для сексуальных услуг?!
– Ну, допустим… – ответил ему оппонент. – С кем хочу – с тем и сплю…
– Я тебя поздравляю! Ты умрешь под забором! Потому что никто не подаст тебе кружку воды! У тебя не будет детей, уважаемый!
– И что ты мне предлагаешь?
– Не лезть хотя бы под шкуру, а просто слушать! – ответил оратор. – Задумайся, куда ведет такая политика!
Оппонент замолчал, тараща глаза.
– Ведет она туда, – продолжал Пульсар, – где таким, как ты, не будет места – там будет место для искусственного интеллекта! Именно к этому всё идет… Сейчас я обосную свою точку зрения, но только не перебивайте меня. Просто выслушайте… У нас в лесу…
Однако продолжить оратору не дали. Из толпы выдвинулись двое в штатском, взяли говоруна под руки и, приподняв, понесли его со ступеней к асфальту. Пульсар, работая ногами, пытался шагать, хотя ноги у него не доставали до пола. Получилось подобие бега в состоянии невесомости. В толпе возник хохот. Пульсара затем опустили плашмя на пол, где он стал извиваться, пытаясь вырваться из цепких лап, но, как ни старался, ничего не мог поделать. Чем больше он прилагал усилий к освобождению, тем сильнее становилась хватка железных рук на его запястьях. Другой человек поднес к лицу Пульсара свое удостоверение в виде круглого белого жетона с цифрами и стал говорить о правах задержанного.
– Уважаемый, – бормотал полицейский, – ты имеешь право знать, в чем обвиняешься, иметь защитника в административном процессе. Защитник может предоставить твои интересы в суде, а ты лично можешь извиниться перед судом за допущенное нарушение. Кроме того, учитывая доказанность деяния и неотвратимость наказания за его совершение, ты имеешь право на свое освобождение по месту своего задержания, прямо здесь, при условии выплаты административного штрафа в сумме полутора средних месячных единиц оплаты труда. Норма нарушенного административного права – статья пять–тридцать восемь «Нарушение законодательства о собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании».
– Отпусти! – Пульсар корчился от боли. – Ты сломал мне кости!.. Будь я хакер, от вашей системы давно ничего не осталось бы! Но я не хакер, и даже не программист! Я строитель, который построил машину!.. Опомнитесь, пока есть время!..
Его дочь металась рядом.
– Отпустите его! – просила она, стараясь освободить отца. Полицейский, «читавший права», остановил ее тем же манером, ухватившись рукой в запястье. Лицо у девушки исказилось от боли.
– Помимо того, – продолжил полицейский, державший Пульсара, – штраф может за вас уплатить любой уважаемый.
Он обвел взглядом толпу и, остановившись на Кошкине, строго спросил:
– Что? Уважаемый желает внести за них деньги?
Кошкин удивился до крайности, однако промолчал.
– Что-то не понял я, – продолжил полицейский. – Вы кем им приходитесь – кум, сват?
– Брат, – ответил Кошкин, пугаясь собственных слов.
– Ваш кошелек, – сказал полицай, протягивая к нему руку. – Прошу ценить наше время и не задерживать. У вас две секунды для размышления… Раз…
– Вот мои деньги! – опередил его Кошкин, доставая из кармана пластиковую карту.
Полисмен оживился при виде карты, взял ее свободной рукой, сунул себе в карман, затем вынул и возвратил Кошкину. Однако отпускать девушку он не спешил. Первый полицейский тоже не торопился.
– Штраф не прошел регистрацию… Надо ждать, уважаемый.
Кошкин на чем свет ругал себя. Прогулялся, называется! Он мог бы тихо смыться, оставив этих двоих один на один с полицейскими. Он мог бы, да что-то удержало его – может быть, слово «машина», которое произнес перед этим задержанный.
Железные клещи под конец разомкнулись, мужик с дочерью оказались на свободе, после чего толпа зевак моментально схлынула вместе с полицейскими.
– Спасибо тебе, добрый человек, – говорил Пульсар, тряся бородой. – Ты не прошел мимо… Остановился…
Слово за слово, они разговорились и тихонько пошли втроем от площади. Бородатого, как оказалось, на самом деле звали дядей Федей, по отчеству – Ильич, а девушку – Катенькой. Федя массировал запястья, проклинал систему и тех, кто ее построил.
– Вначале мы даже думать боялись, – гремел его голос, – что какой-нибудь робот заменит не только, допустим, кассира в банке, но и женщину в кровати, что местное самоуправление докатится до такой вакханалии… Раньше, когда только все началось, и то терпеть не было никаких сил, так что мы отправились с Аннушкой в лес. Там и родилась наша Катенька.
Они подошли к Волжскому косогору и возле чугунной ограды остановились. Кошкин большей частью молчал, с трудом переваривая информацию. Кассир в банке, женщина в кровати… Существо, от которого могут быть дети.
– Потом Аннушка у нас умерла, – рассказывал Федор Ильич, – мы остались с дочкой одни. А потом мне зарубили военную пенсию. Они сказали, что такого человека не существует. Меня нет. И дочки моей тоже нет, хотя она – вот она, со мной рядом…
– Такого не может быть, – не верил Кошкин.
– Еще как может! Это лишь видимость, что я есть! – утверждал мужик. – Вначале я тоже удивлялся, правду ходил искать…
– Но есть же федеральный центр, – напомнил Кошкин.
– У Центра свои проблемы.
Мужик пристально посмотрел Кошкину в глаза, потом отвел взгляд и продолжил, глядя в заречную даль:
– Дело даже не во мне. И не в центре. Дело в этой вот агломерации… – Он ткнул пальцем в заросли крапивы под косогором. – Ей отведено не так много времени. Будь я хакер, можно было хоть на что-то надеяться. Впрочем, Катенька не даст мне соврать. Скажи, Катя…
Дочь вскинула к небу глаза, тяжко выдохнула и промолчала.
– Что ты думаешь об этом? – настаивал отец.
– Мы помрем с голоду, папа, – ответила она. – Это я точно знаю.
Она вдруг стала часто моргать, достала из кармана платок, приложила к лицу и затем отвернулась. Отец тронул ее за плечи. Дочь обернулась к нему и продолжила:
– Агломерация, говоришь?
– Ну, да, – подтвердил тот.
– Я сыта ей по горло за эти три дня. Мы уйдем в лес и не вернемся сюда никогда.
– Я понимаю тебя, Катенька … Но мы обязаны…
– Уходим…
– Уже вечер. Нам не добраться назад…
Кошкин с трудом соображал. Не добраться – значит, возможно, погибнуть. Может быть, этой же ночью, нарвавшись на волчью стаю, о которой недавно писали в сети.
Тем временем солнце садилось все ниже, от городских строений тянулись под гору громадные длинные тени.
– Я бы не советовал в ночь, – сказал Кошкин.
Взгляд у него скользнул по груди девушки. Потом застрял у нее на шее – там, где билась едва заметная усталая жилка. Кошкин давно мог быть дома, потому что ничто его не связывало с этими людьми, но жилка под тонкой кожей теперь не отпускала его. Она просила решения быстрого и точного. Как тот пароль, который не давался ему в последнее время.
– Обещали похолодание, – продолжил он. И тут же добавил: – Вы можете заночевать у меня.
– Мы и так вам обязаны, – оживился Федор Ильич.
От напряженного разговора Кошкина слегка лихорадило.
– У нас есть, где жить, – говорила девушка. – У нас дом в лесу. Пусть живут себе. Видит бог, мы пытались, но нам не дали вразумить эти головы.
– Назад… К природе… – соглашался с нею отец. – Будем собирать там грибы…
В наступающих сумерках, шагая косогором вдоль чугунного ограждения, они подошли к двухэтажному кирпичному дому.
– Вот и жилище мое, – сказал Кошкин.
Он уже взялся за ручку двери, собираясь пропустить впереди себя своих новых знакомых, как услышал за спиной шорох автомобильных шин. На углу бокового проезда остановилась машина со световым маяком, за ней еще одна.
– Не двигаться! – гремело над улицей.
На дорогу из машин выскочили не менее дюжины человек. Яркая желто-зеленая форма на них зловеще светилась. Подобное свечение не сулило ничего хорошего.
– Руки верх! Я Татьяноха! – раздалось снова.
– Черти тебя принесли…
Кошкин содрогнулся. Татьяноха командовал городской милицией, созданной по решению местного правительства. Не успел Кошкин еще что-нибудь сказать, как его облепили со всех сторон, ухватили за руки и с хрустом надели наручники.
Отца с дочерью прижали лицом к стене и, заведя руки за спину, тоже надевали на них наручники.
– Кто вы?! – орал, оборачиваясь, Федор Ильич. – Я буду жаловаться прокурору! Я пойду к губернатору!
– Пойдешь! – радостно соглашался с ним сухопарый рыжий мужик в штатском, лет за сорок, в форменном чепчике. Это и был Татьяноха. – Мы тебя обязательно отпустим… – говорил он торопливо. – Но ты запишись к нему для начала, потом ори…
Он замолчал, отворачиваясь, и в тот же миг, словно бы передумав, вдруг яростно уцепился пальцами в Федину шею. Ноги у Феди при этом подкосились, он сначала как будто повис у стены, а потом повалился боком в асфальт.
– Что вы делаете! – кричала Катя. – Вы не имеете права!
Дальше ей не дали сказать. Один из милицейских прижал к ее шее дубинку и так стоял у стены, пока другой из них шарил у девушки по карманам.
– Вы не имеете права! – удавлено хрипела Катя. – Это вам не пройдет…
– Да, не пройдет, – тихо и зло говорил Татьяноха, кося при этом глазами одновременно в разные стороны. Он приблизился к девушке, ухватил ее за плечо и развернул лицом к себе. Затем, ухватившись пальцами за подбородок, приблизил к себе и проговорил:
– Это не пройдет никогда… Потому что мы не позволим…
Глава 3
Это не то, что вы думаете
Начальник федеральной полиции Римов Сергей Иванович, коротко стриженный, невысокий, с глазами на выкате, сидел за столом у себя в управлении полиции на улице Карла Маркса и принимал доклады от группы наружного наблюдения. Услышав про мужика с дочерью, наказанных на месте за самовольный митинг, он оживился и стал спрашивать полицейских о дальнейшей судьбе задержанных, а когда понял, что задержанные были отпущены за ненадобностью, то сильно расстроился – уж больно интересной показалась ему личность этого самого Феди-Пульсара. Бродит по городу, орет на каждом углу о правах человека, высказывает недовольство существующим порядком вещей. Чего хочет, толком никому неизвестно.
– За него заплатили, – оправдывался высокий худой полицейский в штатском, бывший за старшего во время патрулирования.
– И вы его отпустили… – продолжил за него Римов.
– Так мы же не могли иначе, Сергей Иванович. Сняли деньги и отпустили… Деньги поступили на счет…
Римов сморщил лицо.
– Что-то не так? – спросил старший.
– Надо было всё же доставить обоих… и выяснить – кто такие, откуда взялись, с какой целью ведут пропаганду… Можете вы сказать, где они могут сейчас находиться?
– Так точно, – ответил старший, – мы пометили их обоих.
Он вынул из кармана патрульный навигатор, нажал на нем кнопку и подал Римову. Тот взглянул в устройство, отчего брови у него вскинулись кверху.
– Их опять задержали! – воскликнул он. – Татьяноха! Ну, зараза!..
– Милиция?! – изумился другой полицейский.
– Ну, сволочь…
Удивляться было чему, поскольку милиция, сформированная не так давно, теперь совала свой нос во все щели, действуя в противовес федеральной полиции. Руководил милицией Татьяноха, которого обозвали в народе Рыжий Бес. Впрочем, Римов знал его под другой кличкой. Урод Вжопеноги.
– Надо перехватить его! Быстро!
Римов выпрыгнул из-за стола и помчался пустым коридором к лестничной площадке, крича на ходу:
– Геликоптер! К вылету!
Подчиненные едва поспевали за ним. Выскочив во внутренний двор, он прыгнул в вертолет. Подоспевшие за ним полицейские прыгнули за ним следом. Набрав обороты, вертолет поднялся со двора, пошел в северную часть города и вскоре завис над газоном возле двухэтажного кирпичного дома.
– Всем оставаться на своих местах! – угрожающе гремело над домом. – Шаг влево, шаг вправо – считается побег!.. Прыжок на месте – провокация!
Одежда на Татьянохе трепетала от ветра. Форменный чепчик сдуло с головы и несло вдоль улицы.
Вертолет, выпустив длинные телескопические ноги, присел к земле. Из него высыпало с десяток полицейских в защитных жилетах и касках и окружило милицейскую группу.
– Я начальник милиции, у меня права! – орал Татьяноха.
– А я начальник федеральной полиции, – сказал Римов. – У меня тоже права. И если ты скажешь еще полслова, то я за себя не ручаюсь.
Полицейские за его спиной целились из оружия. Конфликт между силовыми структурами мог обернуться кровопролитием. Высокий полицейский в штатском, принимавший участие в первоначальном задержании Федора, подошел к нему, снял с него наручники, потом освободил Катю, Кошкина и бросил наручники к ногам Татьянохи.
– Я забираю задержанных, – произнес Римов.
– Не имеешь права! – Татьяноха крутнулся на месте. – У нас тоже права имеются. Без нас вы никто, потому что не в состоянии…
Дальше он действовал словно в тумане. Пригнувшись, он по-бычьи двинулся головой в сторону Римова, норовя насадить того на рога. Однако Сергей Иванович, увернувшись в сторону, аккуратно щелкнул его кулаком сбоку в челюсть, после чего Татьяноха окончательно потерял ориентацию: он пошел, согнувшись, по кругу и упал под конец в траву.
– Нокаут, – сказал один из полицейских.
Подчиненные Татьянохи замерли на месте. Поражение Рыжего Беса случилось для них впервые.
Римов обернулся к Федору Ильичу.
– Вам придется с нами проследовать, – сказал он голосом, не терпящим возражений. – У нас к вам вопросы, как ни странно… Это ненадолго. Потом вас доставят назад. Слово офицера…
И, взяв под локоть Катеньку, Сергей Иванович первым шагнул к вертолету. Остальные покорно последовали за ним. Вертолет поднялся над домом, развернулся и пошел, свистя винтом, в обратном направлении.
А пока Римов летел, Татьяноха землей добрался к себе в кабинет и принялся жаловаться по телефону во все инстанции, включая приемную председателя правительства. Набрав номер, он начинал объяснять ситуацию – о том, кто он такой, какими обладает правами и под конец про то, как его избили во время проведения операции по захвату особо опасных преступников, одним из которых является Кошкин Владимир, замеченный в хакерстве, крэкерстве и в чем-то еще экзотическом. При этом он забывал сказать о причине, по которой получил по зубам.
– Татьяноха – это не то, что вы думаете, – говорил он вялым голосом (Нокаут давал о себе знать). – Меня назначили не для того, чтобы вот так…
Однако его скулеж никто не хотел слушать, и тогда он решил, что не надо брезговать ничем. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Лучше, конечно, в крестах, но только не в тех «Крестах», где ему однажды пришлось побывать, будучи под следствием. А еще он подумал, что старый друг лучше двух новых… И Дмитрий Олегович набрал очередной номер. На это раз он звонил в Ревком, надеясь услышать хотя бы голос дежурного.
– Уважаемый абонент, – четко проговорил женский голос в трубке, – вы попали в ревизионную комиссию по защите прав толерантности. Ваш голос записывается регистратором. Представьтесь, пожалуйста…
– Начальник Симбирской милиции вас беспокоит, Татьяноха моя фамилия. А зовут меня Дмитрий Олегович. Нас недавно создали… В помощь полиции, так сказать, потому что у них проблемы…
– Понятно, а мы-то здесь причем? – оборвал его мужской голос
– Я с кем говорю? – Татьяноха решил взять быка за рога.
– Подполковник Виноградов моя фамилия…
– А-а-а, Сан Саныч… – Татьяноха расплылся в улыбке. – Как раз мне вас надо. Дело в том, что меня ведь избили сегодня. На почве защиты прав толерантности…