Иногда он совсем хорошо относился ко мне. Достал где-то банджо и научил меня играть на нём. Я выучилась довольно быстро, хотя он сказал, что не может гарантировать качество моего музицирования. Он научил меня петь. Дядя Генри знал огромное количество старых песен и требовал, чтобы я выучивала их и пела ему по вечерам. Вы можете подумать, это были идиллические часы? Вовсе нет! Он ни разу не сказал, что ему нравится моё пение. Ни разу он не сказал мне, что у меня хороший голос. Я слышала от него только упрёки и укоры, когда я делала что-то, что не нравится ему. А своё недовольство он чаще всего выказывал с помощью плётки.
— Несчастная… — начала было Дучесс, но её голос пропал от очередного приступа гнева и сострадания.
— Я прекрасно помню первые годы в пещере, — продолжила Синди. — Это было ужасное время. Только потом я почти привыкла к дяде Генри. Я думаю, вряд ли кто на свете сумеет помешать бедной девушке быть хоть временами счастливой. У меня была лошадь, и я её любила. Потом у меня появилось банджо. Как только выдавалась свободная минутка, я играла сама для себя. Да и дядя Генри иногда приносил для меня из своих вылазок кое-какие вещи. Уже в первый год я поняла, что он — изгой, человек вне закона, и что наверняка на его совести страшные преступления. Как-то раз он дал мне понять: если пещеру обнаружат, то те же люди, что стремятся убить его, покончат и со мной. Я задумалась над этим и пришла к выводу, что я ничуть не лучше дяди Генри, который ворует все эти вещи, потому что я их с удовольствием надеваю, пользуюсь добром, награбленным у честных людей. С тех пор он, принеся мне из очередного похода книгу или платье, внимательно наблюдал за мной, и, если подарок нравился мне, он с удовольствием рассказывал, сколько человек пришлось ему убить, чтобы овладеть именно этим предметом. Он расписывал ужасающие подробности: кто в кого и как стрелял, как в муках умирали его жертвы, и рассказывал до тех пор, пока мне не становилось дурно. После таких сцен он в очередной раз внушал мне, что, если нас обнаружат, со мной тоже покончат, не задумываясь ни на минуту. И я верила ему. И вот, когда мне исполнилось тринадцать лет — пять лет спустя после нашей первой встречи, — он дал мне маленький лёгкий револьвер двадцать второго калибра и научил стрелять.
— Разве он не боялся, что вы употребите оружие против него самого?
— Нет, вовсе нет. Он столько рассказывал мне о своих схватках и о тех людях, которых он отправил на тот свет, что я готова была сразиться с отрядом солдат, но только не с ним. И он знал об этом и продолжал учить меня обращаться с револьвером. Мне и самой нравилось стрелять. Патронов он не жалел. Пожалуй, наблюдение за моей стрельбой было единственным занятием, которое совершенно не утомляло его. Я могла часами без перерыва бить по мишени, а он сидел и покуривал свою трубку, внимательно следя за мной и подсказывая, когда я делала какие-то ошибки.
Прошло немного времени, и я научилась вполне сносно стрелять. И тогда он принялся обучать меня ходьбе и бегу по горам. Показывал, как следует напрягать пальцы ног, как бегать на цыпочках. Он постоянно внушал мне, что я должна вести себя как настоящая ковбойша. С этой целью он даже отобрал мои платья и сжёг их. Он просто вынудил меня одеваться в ковбойскую одежду. Сначала всё это было для меня странно и смущало меня, сама не знаю почему. Но мало-помалу я утратила стыд, и мой образ жизни стал просто очень даже нравиться мне. В своей новой одежде я чувствовала себя свободно, я могла бегать, скакать, прыгать. Вы понимаете меня?
— Конечно! — воскликнула Дучесс.
— Между тем, — продолжала Синди, — когда мне исполнилось пятнадцать, он сказал, что я заслужила хорошую, настоящую лошадь, и приказал мне самой подыскать себе подарок. С годами он сильно сдал, постарел и ослаб и всё реже выбирался из пещеры. Ему становилось всё труднее передвигаться, и все житейские заботы свалились на меня. Но он успел обучить меня всему — красть в округе всё необходимое, чтобы обеспечить нашу жизнь. Он показал мне ближайшие ранчо, показал все ходы и выходы в Чёрных горах. Вечерами, у костра, он чертил на пыльном полу карты, и я училась их читать. Он стирал свои рисунки, и я должна была в точности повторить их. Он задавал мне самые разные вопросы: как я должна поступить, если опасность застанет меня? — и так до тех пор, пока я не изучила в деталях Чёрные горы и их окрестности, пока не научилась скрываться от погони в любом месте. Мне часто приходилось выходить с ним на дело, я внимательно следила за каждым его движением, изучала приёмы, но сама никогда ничего не брала. И всё-таки ему удалось внушить мне мысль о том, что я имею право взять себе всё, что мне потребуется.
Каждый человек имеет право на то, что ему необходимо для жизни, — так он обычно говорил мне, и я верила ему. Впрочем, разве возможно было отказаться, когда он велел мне пойти и украсть лучшую в округе лошадь? Я отправилась на поиски скакуна. На одном из выпасов я и нашла великолепную пегую кобылу. В тот же вечер я набросила ей лассо на голову и вскочила на неё. Немного пришлось помучиться, пока она не превратилась в отличную верховую лошадь. Но когда я вернулась с ней, необузданной, горячей кобылой, в пещеру, это была самая счастливая ночь в моей жизни! Несчастная моя Пинто! — неожиданно произнесла она дрожащим голосом. — Так и текло время в пещере, а дядя Генри год от года становился всё слабее. Но с каждым днём он внушал мне всё больший ужас. Кроме всего прочего, я полюбила наш образ жизни. Я искала приключений. Мне нравилось ночами добывать на ранчо продукты, в том числе и на ранчо Гвен, которая расставила повсюду стражу, чтобы схватить меня!
Вспомнив об этом, она самодовольно усмехнулась.
— Но вот однажды ночью я подкралась к школьному окну, за которым раздавались звуки музыки. Я заглянула туда и увидела, как танцуют молодые люди. До тех пор я ни разу не видела танцев. И пока я смотрела, как они колышутся в такт музыке, со мной что-то случилось; я сама стала покачиваться в седле в ритме музыки. И когда наступила пора уйти оттуда, я ощутила боль в сердце. Я была одинока. О, мне казалось, что я сейчас же скончаюсь от страшного одиночества! Вернувшись в пещеру, я взяла банджо и принялась наигрывать мелодию, подслушанную под окном, и в обнимку с банджо принялась отплясывать так, как это делали молодые люди в школе. Когда дядя Генри увидел это, то произнёс только два слова: <<Это конец!>>.
========== 35. Утратив мужество и надежду ==========
— Что он хотел этим сказать? — спросила Дучесс, но по её голосу трудно было понять, искренне ли она задала свой вопрос или же просто хотела узнать, правильно ли Синди поняла мысль старика.
— Понятия не имею, но мне кажется, он чувствовал, что недалёк тот час, когда мне станет настолько одиноко, что я уйду из пещеры в поисках общества сверстников — юношей и девушек. И вправду, с тех пор я всё время старалась разузнать, где будут устраивать танцы. Каждый раз в субботу вечером я отправлялась на поиски очередного бала и подсматривала в окошки. Я старалась приблизиться к окнам настолько, насколько позволяло присутствие людей на улицах, и долго сидела на своей пегой лошади, наблюдая за танцорами, которые кружились и качались в такт музыке. - Она вздохнула, успокаивая старую боль и былую тоску. — Мне было восемнадцать лет, когда я стала присматриваться к танцам. Два года я вела наблюдения, и два года во мне росло чувство горечи оттого, что мне никогда не удастся станцевать на балу. Я внимательно рассматривала лица девушек, их полуоткрытые губы и весёлые глаза. Наконец однажды я решилась проникнуть на бал в женском платье. Я скакала до самого Кэмптона. Миновав первые три дома этого города, я нашла то, о чём так страстно мечтала, — платье розового цвета, сшитое словно по заказу на мою фигуру, и подходящие туфельки. Потом я вернулась в пещеру. В первый же субботний вечер я отправилась в «Уорнерс Спрингс». Я знала, что девушки являются на танцы в сопровождении молодых людей, а у меня никого не было!
Я уже не раз наблюдала за танцами с балкона этого зала, так что и в тот вечер сразу направилась наверх. А остальное вам хорошо известно. Я не посмела остаться там после первого дивного тура вальса. Я боялась, что люди поймут, кто я такая. Они могли узнать и украденное мною платье, которое было на мне, так что я поспешила сбежать. Но после этого вечера мысли о вас одолевали меня, Джвана. А прошлой ночью я отправилась в Хвилер-Сити. Я слонялась по улицам, пока не составила из обрывков разговоров картину происшедшего. Я пробралась в конюшню, где стоял Понедельница. Когда поднялся шум, я оседлала её, вывела из конюшни и вместе с моей пегой Пинто отправилась к горам. Там я вас и обнаружила, когда за вами по пятам мчалась разъярённая толпа. Вернувшись в ту ночь в пещеру, я почувствовала себя совершенно несчастной, так как осознала, что никогда не позволю вам узнать всю правду. Вы не должны были догадаться, что я не ковбойша. Ведь сразу после вашего визита в пещеру дядя Генри пожаловался мне, что нашлась особа, которая обнаружила подводный ход в наше убежище, и сказала, что его следует ликвидировать. Вы промахнулись, стреляя в меня. И я отважилась напасть на вас. Впервые в жизни мне пришлось сойтись в схватке с женщиной, и я страстно желала либо убить, либо самой быть убитой. Не знаю почему, но я готова была умереть от одиночества и жалости к самой себе, Джована. И вот, когда вы, задетая моей пулей, упали с лошади, я подъехала вплотную и узнала вас! Сначала я подумала, что сразила вас наповал, но вы, Джована, были живы. Вы были живы! -Она воздела руки к небу, ликуя и благодаря Провидение, не позволившее ей убить любимого человека. — В ту ночь я отправилась в Хвилер-Сити. Это была ночь вашего побега. Наутро я опять нашла вас в горах. Мне показалось, что вы любите меня, но тут же меня поразило сознание того, что я и есть та самая бандитка, за которой вы так долго и так старательно гонялись по Чёрным горам. И если вы узнаете об этом… Я просто не в силах была этого вынести. Именно по этой причине я, в образе собственной сестры, и налетела на вас. Я хотела покончить со всем этим. Я хотела наброситься на вас, стреляя в воздух, и мечтала, чтобы ваша пуля оборвала наконец мою несчастную жизнь. Я была так несчастна!
А потом наступила сегодняшняя ночь. Я вошла в пещеру к дяде Генри и сказала ему, что Чёрные горы окружены кольцом огней. Мы наверняка не выдержим осаду и умрём с голоду, чего, собственно, я и хотела. Он посоветовал мне переодеться в женское платье, которое, как ни странно, в этом случае защитит меня от опасности. Но я больше не могла слушать его. Я выбежала наружу. Когда бедняжку Пинто убили, а меня связали по рукам и ногам, я услышала страшный взрыв. У дяди Генри были изрядные запасы динамита в пещере, так что он решил устроить себе могилу в самом центре скалы. Ведь я оставила его, а это, так или иначе, означало для него смерть. Он ведь не в состоянии был ухаживать за собой, вот и решил… - Она нахмурилась и смолкла.
Дучесс опять взяла её за руки.
— Ещё немного, и мы будем счастливы, — произнесла она. — Синди, мы будем счастливы! Но нам следует выждать, пока я разберусь в своих делах с законом…
— Выждать? — спросила она.
— Выждать венчания, Синди.
— Разве это помешает мне быть всё время рядом с вами, Джована?
— Я не могу вам разрешить этого!
— Джована!
— Неужели вы можете подумать, Синди, что я могу позволить вам подвергать свою жизнь опасности?
— Тогда вы просто болтунша! Вы издеваетесь надо мной! Вы меня вовсе не любите!
— Не говорите так! — воскликнула Дучесс и, пытаясь выбраться из неприятного положения и удариться наконец в бега, сказала: — Не подождёте ли вы меня здесь полчаса в одиночестве?
— Вы больше никогда не вернётесь ко мне…
— Клянусь! Даю вам честное слово!
— Следовательно, вы клянётесь, что вернётесь сюда?
— Да, обязательно!
— Тогда… — Она страстно обняла её и тут же отпрянула, а Дучесс одним движением руки бросила Понедельницу в ночь.
Приближаясь к небольшой роще, она оглянулась и посмотрела на неё в последний раз. И тогда, нагнув голову, она пришпорила лошадь и рванулась в темноту сквозь больно хлещущие ветки.
Она объехала город; услышав топот копыт, остановила Понедельницу за старым сараем и подождала, пока десяток грязно ругающихся женщин не проскакали мимо неё, клянясь уложить на месте эту проклятую бандитку с Чёрных гор и заодно всех тех, кто помог ей сбежать. Дучесс вздохнула: чудо свершилось!
Она ещё раз посмотрела на маленькую кавалькаду и тронулась, не переставая пришпоривать Понедельницу до самого дома старой Фрэзер.
Некогда прекрасный луг у брошенного дома Фрэзер превратился в болотистую пустошь, заросшую местами чахлыми деревьями.
Джована Морроу спешилась и привязала Понедельницу у группки таких деревьев.
Отчаявшись в успехе своего предприятия, она потеряла всякую надежду. Печальные развалины старого дома и полная тишина как бы подтверждали, что Стелла и Чарлина уже покинули это место.
Дучесс помчалась к развалинам. Выглянувшая луна, немного разогнав тьму, как бы вдохнула в неё боевой дух. Она увидела заднюю стену дома, всё ещё возвышающуюся над землёй, и резко остановилась, потому что под ней стояла зловещая парочка и о чём-то спорила, размахивая руками.
Она не хотела убивать их, потому что по крайней мере одна должна будет заговорить и рассказать суду всё, что ей известно. Но как захватить их?
========== 36. Без тени сомнения ==========
— Пересчитай, Чарлина, прежде чем разойдёмся, — говорила Стеллв в тот момент, когда Дучесс стала неслышно приближаться к ним.
— Дома пересчитаю, когда останусь наедине с денгами, — заметила Чарлина. — У меня всё ещё стоит в ушах топот копыт.
— Тебе это просто кажется, Чарлина. Кто будет шататься здесь верхом, да ещё ночью? Все вернулись в город, празднуют победу и наливаются виски в честь поимки этой девушки с Чёрных гор. Скоро они её линчуют за убийства, совершённые тобой, Чарлина!
— Заткнись! — заорала та на Стеллу.
— Ты думаешь, кто-нибудь слышит, как я называю тебя убийцей? О, им вовсе не обязательно слышать — достаточно любому из них взглянуть на тебя, и любой ребёнок узнает Ирландку Чарлину!
— Плевать я хотела на них всех, просто я не хочу слышать этих слов именно от тебя, поняла?
— Ладно, — пробормотала немного спустя Чарлина, — ничего ты не поняла, потому что ты стала очень уважаемой гражданкой. Бог с тобой, давай пересчитаем. - Она вытащила кошелёк и открыла его. Банкнотов там было предостаточно. — Раз, два, три, — принялась считать она.
Стелла шагнула налево.
— Не двигайся! — крикнула Чарлина. — Думаешь, я позволю тебе встать мне за спину, когда у меня в руках такая куча денег? Нет, нет! Я слишком хорошо знаю тебя, Стелла Гвен. Ты запросто удавишь меня этими своими ручищами, а потом отправишься к шерифе требовать вознаграждения! - Прекратив считать, Чарлина отложила в сторону кучки банкнотов. — Здесь две тысячи. Мне надоело это занятие. Тем более что звук копыт я слышала где-то там, за нашими спинами. Стелла, мне здесь не нравится!
— Точно! — сказала Стелла. — Но теперь ты перестанешь наконец болтать об опасности!
- Произнеся эти слова, она взмахнула тяжёлой рукояткой насоса и со страшной силой опустила её на голову Чарлине.
Бандитка рухнула на землю, деньги выпали у неё из рук. Стелла наклонилась над ней, всмотрелась, потом расхохоталась. По коже Дучесс пробежал мороз, когда она услышала этот смех: Стелла искренне веселилась, от всей души.
— Быть уважаемой гражданкой — самое прекрасное занятие в этом мире, — произнесла убийца, продолжая всё ещё улыбаться.
Она принялась собирать деньги с земли, и тут Дучесс стала осторожно приближаться к ней.
Она, как мы знаем, не была большим специалистом-следопытом, практически никогда в жизни не охотилась. Но когда человек подкрадывается к кровному врагу, в ход идёт врождённый инстинкт, тем более что на карту поставлена собственная жизнь.