Женщина жестом велела оставить нас наедине.
— Для начала позвольте представиться: Ненья, управительница ярла Сиддгейра.
Должен признать, у неё очень приятный голос.
— Дозорный Эстормо, к вашим услугам, леди Ненья, — я учтиво склонил голову и приятно улыбнулся. Пока что буду считать, что она не знает, кто я на самом деле, и позвала решить какой-нибудь вопрос, связанный с нечистью, даэдропоклонниками или же оборотнями.
Ненья презрительно фыркнула.
— Я знаю, кто вы на самом деле… лорд Эстормо.
«Лорд»… Никогда раньше меня так не называли — ни сослуживцы, ни гражданские. Это обращение польстило мне — но, с другой стороны, я ведь никакой не «лорд», у меня слишком низкое звание и происхождение, чтобы так именоваться. Для меня это, впрочем значило лишь одно: эта женщина знает, кто я на самом деле. Поэтому я даже не мог предположить, зачем она позвала меня.
— Простите, но моё звание и происхождение недостаточно высокое для того, чтобы именовать меня «лордом». «Агент» или «юстициар» будет предпочтительнее. Либо же просто по имени.
— Как пожелаете, — спокойно ответила Ненья. — Итак, приступим к делу. Возможно, от нашего с вами соплеменника вы слышали о… необычном заключённом нашей городской тюрьмы.
Конечно, слышал. Только не понимаю, какое это имеет отношение ко мне? Если этот человек — оборотень, то вряд ли его интересует Талос как объект поклонения.
— Рунил… рассказывал мне о том, что совершил этот человек, и по какой причине его содержат в одиночной камере. Но я не понимаю, чем я, как талморский юстициар, могу вам помочь в этом… деле?
— Вы можете помочь скорее не как талморский юстициар, а как волшебник.
Я хотел презрительно ухмыльнуться: талморских юстициаров не учат исцелять болезни. Ненья пока что не производит на меня впечатление глупого собеседника, так что она должна иметь представление о рамках изучения нами Школы Восстановления.
— И в чём должна заключаться моя помощь как волшебника?
— Недавно я разговаривала с этим заключённым, и он мне поведал, что у него есть… идеи избавления от своего недуга. Я могла бы привлечь нескольких солдат городской стражи, но силы оружия, боюсь, будет недостаточно.
Допустим, я соглашусь с её предложением. Чем она собирается расплачиваться?
— Я могу узнать свою выгоду от данного… предприятия?
На лице женщины появилась скупая ухмылка.
— Очевидно, что ваши навыки талморского юстициара помогли вам заметить… слежку за собой. Исходя из этого, смею предположить, что вы желаете покинуть Фолкрит тайно. Если вы согласитесь помочь мне, я прикажу нашим стражникам обеспечить вам по крайней мере четверть дня форы.
Четверть дня форы — ценный подарок для ситуации, в которой я оказался. Только вот как Ненья сможет мне его преподнести?
— Позвольте узнать, как вы собираетесь… порадовать меня таким образом?
Альтмерка очаровательно приподняла бровь.
— Подозрительные чужаки, которые недавно появились в нашем городе, не нравятся ни нашим людям, ни нашим стражникам. Я предполагаю, кто именно послал этих людей, и мне не очень хочется, чтобы он вмешивался в какие-либо дела нашего владения.
Я едва сдерживал презрительные смешки: кажется, ярл Балгруф имеет далеко идущие амбиции, которые нравятся далеко не всем.
— Собственно… техническая сторона вопроса полностью останется на плечах наших стражников, — закончила Ненья.
— Хорошо, — ответил я. — Я приму ваше предложение, а затем доверюсь профессионализму ваших стражников.
Управительница приятно улыбнулось.
— Надеюсь, наше… сотрудничество будет приятным. А теперь прошу пройти за мной.
В сопровождении нескольких стражников мы с Неньей направились в городскую тюрьму. Узники тут же припадали к решёткам, с интересом сверлили нас взглядами, кое-кто даже выкрикивал что-то в наш адрес — но этих умников удавалось заткнуть одним видом дубинки охранника. По пути к нам присоединилось двое стражников, вооруженных отполироваными до блеска копьями — вероятно даже, серебряными. Нас провели в самый конец коридора, к ещё одной решётке, за которой виднелась огороженная железными прутьями и обложенная камнем яма с водой. Необычная у них, однако, «одиночная камера»: судя по отсутствию какой-либо тени внутри, пленник может защититься от непогоды только если заберется на ступеньку перед прутьями, а рано или поздно он просто будет стоять по колено в собственных нечистотах — просто потому, что я не вижу ничего похожего на сливное отверстие… И норды ещё обвиняют нас, талморцев, в жестокости по отношению к заключённым!
Завидев управительницу, сидевший в яме светловолосый норд оживился, подскочил к прутьям и с надеждой ждал, когда стражники откроют решётку.
— Два шага назад сделал, — приказал один из тюремщиков.
Копьеносцы выставили своё оружие вперёд, и пленник покорно попятился. Я сумел разглядеть этого человека: отощавший, рябой, светлые волосы засалились и начинали путаться, кожа от холодов побледнела, а наготу прикрывали лишь грубые штаны из мешковины. Нет, правда: после такого обвинять нас в плохом отношении с заключёнными я считаю несправедливым!
Пленник заметил меня и испуганно отшатнулся ещё дальше.
— Госпожа, добрая госпожа Ненья! — причитал он. — Зачем, зачем вы привели Дозорного? Вы же обещали, что поможете мне! Я же…
— Успокойся, Синдинг, — потребовала Ненья. — Этот альтмер готов помочь тебе. Так что просто расскажи ему всё, что знаешь сам.
Норд скрестил руки за спиной.
— Я заразился уже достаточно давно, и всё это время искал лекарство — или хотя бы способ контролировать свои превращения. Однажды мне в руки попалось кольцо — как мне сказали, с его помощью я смогу контролировать себя. Как я узнал позже, это была реликвия самого Хирсина, и ему очень не понравилось, что я взял её. С тех пор я стал превращаться не только каждое полнолуние, но и сам по себе: я не мог даже предсказать, когда. Почему-то это всегда происходило в самый неподходящий момент. Как было… с этой девочкой, — голос пленника начал дрожать. — Когда я увидел её, что-то произошло в моей голове, я почуял всю её беспомощность… А дальше… Я очнулся, видел лишь её истерзанное тело, чувствовал, как меня вели куда-то, а люди вокруг бросали в меня камни и осыпали проклятиями.
Бесконтрольные превращения, которые заставляют потерять контроль над собой. Пожалуй, этот человек действительно заслуживает по крайней мере сочувствия.
— Почему ты не нашёл способа исцелиться раньше?
— Тогда мне показалось, что это будет хорошей идеей — я должен был стать сильнее, другие болезни никогда бы не тронули меня, а простое оружие не причинило бы вреда. Если бы я только знал, до чего всё дойдёт…
Отчего-то раскаяние этого человека казалось мне каким-то… странным. Однажды я видел, как Рулиндил допрашивает пленника — вернее, мне пришлось отвлечь его от этого процесса с целью передать кое-какие документы. Сведения, содержавшиеся в тех бумагах, показались мне не требующими отлагательств, и я нашёл в себе смелости не дожидаться окончания допроса. Когда я зашёл в пыточную, то застал момент, когда заключённый давал признательные показания — причём делал он это явно нехотя, словно в надежде, что после его «раскаяния» его оставят в покое. Рассказ Синдинга напоминал мне подобные показания.
— И как ты надеялся… всё исправить? — спросил я.
— Я хотел бы умилостивить Хирсина. Я молился ему, и он ответил мне, что есть такой способ. Он дал мне видение могучего белого оленя, сказал, что если я выслежу этого зверя и убью, то он явится мне снова и расскажет, что я должен делать дальше. Но вместо этого я…
Синдинг снова поник, его голос снова задрожал.
— Я убил ту девочку!
Рассказ выглядел для меня странно. Сначала норд говорил, что убил ребёнка во время одного из случайных превращений, а теперь сказал, что выслеживал добычу для Хирсина, но «перепутал» оленя и маленького ребёнка.
— И ты хочешь, чтобы я выследил этого оленя вместо тебя?
— Да. Боюсь, единственный способ снять с меня проклятие — это убить этого оленя, чтобы затем отдать кольцо явившемуся Хирсину.
— Хорошо. Только где мне найти кольцо?
Мне показалось, что Синдинг коварно улыбнулся. Тюремщики насторожились не меньше моего, копейщики снова выставили оружие вперёд, но Ненья приказала им стоять спокойно. Норд тем временем вскарабкался на ступеньки и протянул мне серебряное кольцо, украшенное волчьей мордой. Неужели его не отобрали при обыске?
— Запрещённый предмет? — рявкнул я.
— Не бойся, я отмыл его, — мне снова показалось, что в голосе Синдинга прозвучали едкие нотки.
Я догадался, где всё это время норд хранил запрещённый для хранения при себе предмет. Возмущение во мне боролось с недоумением, недоумение — с множеством догадок, каждая из которых выставляла заключённого не в лучшем свете.
— Говорю тебе, оно чистое, — убеждал Синдинг. — Почище… других, которые ты надевал! Если, конечно, обычно твоим кольцом не пользовались.
К щекам неожиданно прилила кровь, а сердце неприятно кольнуло. До меня донеслись презрительные смешки заключённого. Одному из тюремщиков, видимо, не хотелось больше выслушивать подобные мерзости, он выставил копьё вперёд так, что Синдинг чуть не потерял равновесие и не плюхнулся в воду.
— Ещё одно слово — будешь неделю голодать, понял?
Заключённый сдавленно качнул плечами.
— В довесок к той, которую ты получаешь с сегодняшнего дня за то, что запрещённый предмет сюда пронёс.
Синдинг виновато опустил голову.
— Если ты не передумал, эльф — бери это кольцо и уходи. Найди оленя, о котором я говорил тебе. И молись своим богам, чтобы они были милосердны к тебе, и ты успел всё сделать до того, как обратишься.
Преодолевая брезгливость, я забрал кольцо, и тут же оно словно по волшебству само наделось на мой безымянный палец, да ещё и странным образом пришлось точно мне по размеру.
— Поспеши, — посоветовал заключённый. — И помни: ты можешь обратиться в любой момент. Даже когда выйдешь за эту дверь.
Я покидал тюрьму в смешанных чувствах; с одной стороны, я начинал жалеть, что вообще подписался на эту авантюру, с другой — история Синдинга мне совсем не нравилась, даже казалась подозрительной. Этот норд не выглядел жертвой обстоятельств, кем он выставлял себя в глазах окружающих: возможно, если бы у меня было время расспросить его наедине, его рассказ не один раз противоречил бы себе.
Когда я выходил на улицу, в нос ударила смесь запахов, свежий воздух отчего-то пьянил, а силы переполняли меня, словно и не было того ранения. Я боязливо оглядел руки, боялся, что превращение уже началось — но нет, кожа на пальцах оставалась желтой, ногти не отрастали, а руки не увеличивались в размерах. Пожалуй, лучше переоденусь в ту грубую одежду, что я купил в Вайтране — её, по крайней мере, не жалко будет.
— Леди Ненья, я могу рассчитывать на помощь хотя бы троих ваших людей? — поинтересовался я.
Управительница шепнула что-то одному из мужчин, тот велел троим солдатам следовать за мной.
— Сейчас я пойду переоденусь, — сказал я. — И мы начнём выслеживать этого оленя. Если вдруг я превращусь — держитесь подальше.
Стражники качнули плечами, будто бы и без моих напоминаний знали, что им делать.
— Вам не доводилось слышать о рассказах охотников о подобном… необычном животном?
Теперь все трое по очереди переглянулись.
— Говорили как-то, что видели белого оленя к северу от города, в горном лесу, — ответил один из них.
Что же, там и начнём. Я вернулся в дом Рунила и принялся переодеваться. Старик смотрел на меня с удивлением, тут же обратил внимание на появившееся на моем пальце кольцо — и пришлось всё объяснить ему.
— Постарайся найти это животное до заката, — посоветовал жрец.
— Тут уж как получится.
Я вышел на улицу, передал свёрток с робой и сапогами одному из стражников, на всякий случай пояснив, что если мы не успеем и я всё-таки обращусь, то моя одежда будет испорчена, и им придётся либо заткнуть свою нордскую гордость и подать мне запасной наряд, либо на обратном пути смотреть на моё обнажённое тело. Как я и рассчитывал, изучать подробности строения моего тела им не очень хотелось, и один из стражников всё-таки раздал свой набор зелий и перевязочных средств товарищам и уложил в свою сумку запасную одежду для меня.
Стало быть, они видели оленя к северу от города? А в какой у нас стороне север? Я плохо понимал, почему направился в горы, но я не слышал возражений от своих спутников и сделал вывод, что выбрал правильный путь. Смесь запахов осеннего хвойного леса опьяняла, я взбирался по склонам и карабкался по камням, иногда мне даже приходилось ждать стражников, от которых я должен был отставать. Никогда прежде я не чувствовал себя таким бодрым и сильным! Что это? Эффект зелий? Хороший воздух? Или магия проклятого кольца? Стражники останавливались всё чаще, затем и вовсе решили перекусить — и я посчитал это хорошей идеей. Я набросился на солёную рыбу с небывалым аппетитом, впервые за эти несколько дней ощущал её вкус, чувствовал каждый кристаллик соли на своём языке. Хлеб же показался мне отвратительным, я проглотил единственный кусок лишь из вежливости, отчего-то захотел съесть снежную ягоду — но не учёл, что она ещё не созрела и имела неприятный горький вкус.
— В горах темнеет быстро, надо бы пошевеливаться, — заметил один из моих спутников.
— Согласен, — я подскочил с поваленного дерева и направился прочь из перелеска.
Какое-то странное чувство вело меня, мне казалось, что из всего множества ароматов, которыми полнился этот лес, лишь один — терпкий и неприятный, выведет меня к нашей цели. Я вскарабкался на невысокую скалу — и с её вершины мне открылся удивительный вид. Вечнозелёные ели красиво сочетались с пожелтевшей травой, кое-где проглядывали позолоченные лиственные деревья, неизвестно что забывшие здесь; заходящее солнце окрашивало небо в золотой цвет, вместе с ним золотило и протекавшие в окрестностях горные реки, золото отражалось и в озере Илиналта, видневшееся где-то вдалеке. И вот, на небольшой поляне чуть внизу, в окружении нескольких сородичей я заметил необычайно крупного оленя, цвет шкуры которого я сначала принял за золотистый. Лишь когда животное зашло в тень, я понял, что это и есть тот олень, о котором говорил Синдинг.
Я притаился за деревом, надеясь, что это небольшое стадо не заметит моего присутствия. Отчего-то мне хотелось выскочить из своего укрытия, наброситься на добычу и вонзить кинжал ему в горло… Да что за мысли — тогда я ведь упущу этого оленя!
Буду действовать так, как я умею: выпущу в животное мощный разряд молнии в надежде, что смогу хотя бы оглушить его. Позади меня послышались тихие шаги — вот и мои спутники подоспели. Жестами я велел им пригнуться, а сам приготовил заклинание и прицелился. Между пальцев проскользнул привычный мне всплеск энергии, из руки вылетела молния, попавшая точно в свою цель. Белый олень без движения рухнул на землю, остальное стадо испуганно разбежалось. Под одобрительное мычание я спрыгнул на поляну, вытащил из ножен кинжал и на всякий случай перерезал животному горло. Что делать дальше, я представлял с трудом. Однажды я видел, как кухарка разделывала кроличью тушку — разрезала брюшко, сняла каким-то образом шкурку, затем вынимала внутренности… Надеюсь, я ничего не напутаю.
Едва лезвие кинжала снова прикоснулось к шкуре оленя, как я почувствовал всплеск странной энергии, животное будто бы поднималось на ноги. Его призрак смотрел на меня, никуда не убегал и будто желал поговорить.
— Ты — Хирсин? — отчего-то я спросил первым.
— Не совсем, — призрак отвечал мне низким, грубым голосом. — Я — лишь одна из Его испостасей. Одно из воплощений Охоты. Я не могу сейчас явиться в этот мир в своём истинном облике, поскольку время Моё не пришло. Но всё же ты можешь называть меня этим именем, Охотник. Тем более что на тебе Моё кольцо.
Я улыбнулся. Кажется, удача снова вернулась на мою сторону: я встретился с воплощением Хирсина, и у меня есть все шансы скорее снять это проклятое кольцо.