Отнёс ещё одну кучу травы и снова немного передохнул.
Допустим, я скажу, что после мёда Хоннинга у меня очень сильно разболелась голова, и я вышел на улицу подышать свежим воздухом. И на заднем дворе меня уже подкараулил убийца. Я пытался сопротивляться — причём стражников будто бы не волновало, что в нескольких шагах от них происходит какая-то подозрительная возня. Убийца всё-таки ударил меня кинжалом в живот и убежал. Своё лицо он прятал под капюшоном и не забыл нацепить на лицо шарф, ещё и темно было, потому опознать нападавшего я не сумел. Поскольку нападавший не стал отбирать у меня деньги и ценные вещи, я решил, что его послали за мной, побоялся идти к храмовым целителям, вместо этого я вернулся в «Гарцующую кобылу», перевязал рану, быстро собрал вещи и направился в Фолкрит — удостоверившись, что от любых хвостов я оторвался. Как и когда именно я оказался в Фолкрите — я не помнил, мне было очень плохо, но Рунил нашёл мне целителя и дал возможность отлежаться у него. Вроде звучит неплохо. Впрочем, нет: у Рунила меня как раз следовало бы искать в первую очередь. С другой стороны, Фолкрит — другой холд, и у людей Балгруфа власти здесь нет. А жрец Аркея мог просто меня очень хорошо спрятать от них. Проверить этот рассказ сложно, но репутация ярла Балгруфа в глазах Доминиона уже будет испорчена.
Ужин мы с Рунилом снова готовили вдвоём, и я пересказал старику свою идею возвращаться в Солитьюд под другим прикрытием, спросил, не подарит ли он мне одну из своих жреческих роб и амулет Аркея… или другого имперского бога, кроме Стендарра. Всё же жрец Стендарра и Дозорный Стендарра одной и той же расы может выглядеть подозрительно.
— Хотя бы без магии первую помощь, в случае чего, оказать сможешь? — зачем-то поинтересовался Рунил.
— Я даже заклинание исцеляющих рук знаю, — ответил я. — Разве что применять мне его давно не приходилось.
— Хорошо. Значит, когда окрепнешь — проверю, как ты его помнишь. Если что — напомню сам.
Удивительно: неужели жрецам Аркея приходится исцелять больных? Разве этим не жрецы Мары или жрецы Кинарет занимаются? Или жрецы того же Стендарра, наконец.
— Разве жрецы Аркея не занимаются только похоронами?
— В Сиродиле в каждой столице графства городские храмы так же посвящены лишь одному богу, но в них стоят алтари и других. Тамошние жрецы лечат больных вне зависимости от того, какому богу они служат, и свадьбы проводят не только в бравильском храме Мары. Так что есть вероятность, что по пути ты встретишь нуждающихся в помощи людей, и тебе придётся их хоть как-нибудь подлечить. Я ведь лечил тебя, помнишь?
— Да, конечно, — я натянуто улыбнулся. — Притворяясь Дозорным Стендарра, мне тоже иногда приходилось делиться лечебными зельями.
В Сиродиле я никогда не был, а в Скайрим прибыл морским путём, высадившись сразу в Солитьюде — и потому не знал, как в Сиродиле обстоят дела с храмами. Даже не знаю, кому злополучную часовню Талоса в Бруме посвятили — слышал только, что тамошние норды совсем не расстроились.
— Рунил, а расскажи: какой он — Сиродил? — зачем-то спросил я. — Ты помнишь о нём что-нибудь, кроме самой войны?
Старик грустно усмехнулся, налил себе полную кружку эля и до половины осушил. Наверное, ему неприятны воспоминания об этой провинции — возможно, потому что там ничего хорошего нет, что там хуже, чем в Скайриме? Хотя это странно — Сиродил находится южнее, значит, там теплее. А имперцы — цивилизованный народ.
— Что я могу тебе рассказать о Сиродиле? — жрец сделал ещё несколько глотков. — Я жалею, что причинял его жителям боль. Жалею, что проливал кровь на этой земле — её и так за века немало там пролилось.
Да-да, конечно. Я слышал это в прошлый раз. Но я ведь не об этом спрашивал!
— Я не просил делиться воспоминаниями о войне, — напомнил я.
— А я не делюсь с тобой воспоминаниями о войне, — спокойно ответил Рунил. — Жутко там было слишком, чтобы делиться ими с кем-нибудь. Знаешь, почему Золотой Берег прозвали Золотым?
Я пожал плечами. Понятия не имею, что пришло древним картографам на ум.
— Я тоже не знаю — но, думаю, из-за того, что трава летом там кажется золотой.
— В вайтранских степях трава тоже быстро выгорает, но никто эти степи «золотыми» не называет, — хмыкнул я.
— Нет, трава в вайтранских степях не такая, как там. И в вайтранских степях ты не увидишь айледских руин. Не почувствуешь тех запахов. Да, в Вайтране тоже много разных цветов — но горы вокруг слишком холодные. Западный Вельд же порой напоминал мне Алинор.
Мне казалось, что голос старика начинал дрожать, жрец осушил кружку до дна и налил себе ещё.
— Чуть дальше, в Великом Лесу, ты никогда не увидишь жизни и света даже зимой. А Имперский Город и Бело-Золотая в самом его центре… Не понимаю, как у нас поднялась рука разграбить Башню и сжечь императорский дворец, а затем ещё и похваляться, как мы ценим прекрасное. Точно так же я не понимаю, как у нас поднялась рука на Храм Повелителя Облаков. Настоящие акавирские постройки не хуже алинорских, у них такие забавные треугольные крыши, загнутые кверху.
Рунил залпом осушил ещё один стакан и снова наполнил его.
— Со своим отрядом я доходил только до Чейдинхолла. Какой уютный город! — голос старика дрожал ещё сильнее. — Знаешь, как красиво смотрится ипомея на белых стенах? В Скинграде её тоже много, но она лишь придавала жизни его каменным стенам, а не украшала их. А знаешь, как цветёт лён в зелёной траве на своих тонких ножках?
Не стоило мне спрашивать о Сиродиле — Рунил, кажется, вот-вот сорвётся, и я должен буду успокаивать его. Пока что я просто сел рядом и по-дружески положил руку ему на плечо.
— Сиродил прекрасен, — ободрил я. — Потому юстициар, которого во времена Кризиса Обливиона отправили туда, покончил с собой, что не хотел воевать там?
— Да. Именно поэтому. Я знал этого альтмера, он немногим старше меня был. И у него тоже есть сын, тоже юстициар — не знаю, правда, жив ли он сейчас.
— Если он так же умён, как и отец — то, несомненно, жив, — успокоил я. Конечно, я лично не знал альтмера, которого имперцы нарекли Защитником Сиродила, и даже не знал о том, что у него есть сын. Я просто сказал это, чтобы подбодрить Рунила.
Старик зачем-то обнял меня — так же, как обнял бы меня мой собственный отец.
— Беги из Талмора, Эстормо. Беги оттуда, — посоветовал он. — Твоя рана может стать достаточным основанием для отставки по здоровью. Если я не ошибаюсь и это так — увольняйся, возвращайся на Алинор к своим родным и больше никогда не имей с ними никаких дел.
Жрец с ума сошёл. Как, по его мнению, я должен буду содержать свою семью? Учить мещанских детей основам магии? Педагог из меня никудышный. Завести на накопленные за время службы средства ферму? Мои родители немолоды для такой тяжелой работы, да и из меня какой фермер? К тому же так сильно опускаться в социальном статусе по сравнению с тем, что я имею сейчас, не хочется. Надеяться на удачный брак? Если я выйду в отставку по здоровью, то не смогу на хоть сколько-то состоятельную невесту рассчитывать. Так что придётся мне и моей семье влачить нищенское существование, чего я для своих родителей совсем не хочу.
— И как я должен буду семью обеспечивать? — высвободившись, недовольно спросил я.
— Твои родители разве не были талморцами?
— Нет. Я первый в нашей семье, кто вступил туда. Сам понимаешь, для парня из небогатой семьи Талмор — единственный способ хоть как-то подняться и хоть сколько-то прилично обеспечить семью.
— Ты думал, что деньги и положение в обществе стоят того, чтобы подписаться на всё безумие, что они предлагают?
Не знаю, о каком «безумии» говорит Рунил. Да, всех нас учат проведению допросов с пристрастием, но далеко не каждый применяет это знание на практике в своей карьере. Да, я слышал, что раньше Талмор проводил чистки среди гражданского населения, но я сам не был свидетелем ничему подобному. Да, нам говорили, что первая цель, к которой Талмор стремится, это порабощение или уничтожение всех людских рас — но пока что излишняя и немотивированная жестокость у нас не приветствуется. Да, высшая цель Талмора — опять же, теоретическая — это организация мощнейшего Прорыва Дракона с уничтожением Нирна и возвращением нас, альтмеров, к эт’ада, но когда это случится и как вообще будет исполняться, точно не знает, кажется, никто. Большую часть моей собственной карьеры пока что занимало исполнение рутинной бумажной работы. Я даже на захват талосопоклонников ни разу не ходил, Хеймскр — первый еретик, которого я за решетку отправил, да и то не к нам. Да и он вообще настолько еретик, что его в пору не в тюрьму, а в дом умалишённых отправлять!
— Не понимаю, о чем ты, — признался я. — Я ни одного гражданского и пальцем за всю карьеру не тронул, знал только, что бумагу исписывал и курьером у своего прежнего непосредсвенного начальника работал.
— Значит, тебе ещё повезло — возможно даже, ты выйдешь в отставку с чистой совестью.
Всю долгую альтмерскую жизнь бумагу исписывать или бегать по чьим-либо глупым поручениям мне не слишком-то и хочется. Я постоянно вижу в посольстве этих стареющих, тупеющих от рутины, скрючивающихся бюрократов — они не слишком соответствуют образу утонченных существ высшей расы, в которых Талмор стремится нас превратить.
— А также дряхлым, сгорбленным и отупевшим от всей этой бюрократии, — продолжил я. — Лучше уж что-нибудь опасное для жизни выполнять. Платят, по крайней мере, больше.
========== 18 ==========
Пять дней я отсчитал с тех пор, как прибыл к Рунилу, когда на пороге его скромного жреческого жилища показалась фигура молодого норда. На всякий случай я предпочёл спрятаться, а Рунила попросил открыть дверь и сказать, что меня здесь нет.
Как я и предполагал, норд оказался курьером, и у него было для меня какое-то сообщение из Солитьюда. Ответ от Эленвен, не иначе. Или же ловушка от людей Балгруфа. Какая-нибудь проверка, например — оставался я ещё здесь, или нет. Нет, второе — вряд ли: людям Балгруфа проще было следить за мной все эти пять дней, а вредить Рунилу я не вижу никакого смысла.
Рунил ответил парню, что меня нет, куда ушёл — он не знает. Курьер, грустно вздохнув, попрощался и ушёл прочь. Что же, с этого дня я собираюсь обманывать всякую слежку, которую кто-либо будет посылать за мной. Буду или сам выходить на улицу, или ждать, пока вернётся Рунил. Покидать дом буду в капюшоне — благо на улице становится слишком холодно, чтобы без головного убора ходить.
— Не понимаю, чего ты боишься, — удивился жрец. — Судя по тому, что я видел на трупах, действительно невозможно понять, кто именно убил твоих коллег.
— Считай, это уже дело принципа, — ответил я. — Хочу хоть немного, но подмочить репутацию Балгруфа, хотя бы для Эленвен. Я собираюсь сказать ей, что сбежал из Вайтрана от убийц, обвиню в этом нападении Балгруфа — и скажу, что он наверняка позволяет Братьям Бури свободно гулять по своему владению.
— Думаешь, Эленвен тебе поверит?
— Может, и не поверит. Но на заметку возьмёт. А когда Туллий решится наконец решить вопрос с Вайтраном радикально, она тоже что-нибудь предпримет.
Старик невнятно замычал.
— А ты не думаешь, что Балгруф платит и Ульфрику, и Туллию, чтобы его владение не трогали? Или что он намеренно тянет время, чтобы в итоге оказаться на стороне победителя?
Да, такой вариант не выглядит чем-то диким или странным. Балгруф пытался взятку талморскому юстициару дать, что уж говорить об этих двоих! Но мне почему-то кажется, что однажды аппетиты Туллия (или Ульфрика) не совпадут с возможностями казны Вайтрана, и вопрос будет решён радикально.
— Если однажды Вайтран добровольно перейдёт на сторону Империи, Эленвен приставит к Балгруфу кого-нибудь, чтобы приглядывать за ним. Если примет сторону Братьев Бури… Посмотрим.
Да, возможно, Балгруф лгал мне, что ему очень сильно не нравится Ульфрик, но почему тогда он сразу не поддержал бы его? Возможно, вайтранский ярл просто выжидает, хочет подобрать нужный момент, когда выгода для него будет наибольшей?
— Я задержусь ещё на пару дней, — предупредил я. — На улицу будем выходить по очереди, оба в капюшонах и шапке — если люди Балгруфа следят за твоим домом, пусть думают, что я съехал сегодня утром, и они меня упустили. Возле окон не стой, особенно во время разговора. Через пару дней, рано утром, я съеду.
— А твоя лошадь? Не думал, что они могли бы и на конюшни заглянуть, чтобы убедиться в этом?
В дверь снова постучали. Рунил выглянул в окно.
— Странно, на пороге стражники стоят, — проинформировал он.
Снова постучали. Я спрятался в подвале, а жрец открыл дверь.
— Нам твой сородич нужен, — заявил один из стражников.
— Он уехал сегодня, — соврал старик.
— Никуда он не уехал, мы его лошадь в конюшнях видели. Так что пусть выходит. Слышал, Дозорный Как-там-тебя? Хватит прятаться, бить тебя никто не будет!
Больше разыгрывать этот спектакль не было смысла, и мне пришлось выйти в комнату.
— Оденься прилично, тебя управительница видеть хочет. И хотя бы волосы по-орочьи зачеши.
Да, за эти несколько дней мои волосы успели засалиться настолько, что выглядели некрасиво; сегодня к вечеру я как раз собирался сегодня нагреть побольше воды и помыться как следует. Да ещё и от бритья сегодня утром, как назло, отказался.
— Дайте мне немного времени, — попросил я.
Стражники вышли за порог и закрыли за собой дверь, а я принялся судорожно доставать бритву с зеркальцем. Неплохо было бы ещё, конечно, отросшие на висках короткие волоски выбрить — но на это, боюсь, не будет времени. Я судорожно обмазал щёки и подбородок пенкой, принялся ходить по комнате в поисках наиболее освещённого места; Рунил велел мне сесть и отобрал у меня бритву; я чувствовал, как он водит лезвием по моей коже, и немного побаивался, что его старые руки потеряли былую ловкость. Всё же одно дело самому бриться, а другое — водить лезвием по чужой коже! Когда жрец обмазал кожу головы вплоть до гребня волос, я начал переживать, не сбреет ли он мне случайно чего лишнего: своей причёской я всё же доволен, даже в некотором отношении горжусь ей и менять не собираюсь.
— Не бойся. Я хочу, чтобы ты предстал перед Неньей опрятным, — усмехнулся старик.
Я лишь сдавленно усмехнулся. От меня наверняка воняет потом, дёрном и огнём очага, мой лучший наряд — испорченная роба мага, а идти к важной персоне в городе, пусть даже она — неполноценная альтмерка, в рубище, которое на мне сейчас, совсем уж неприлично.
— Что ей от меня могло понадобиться? — спросил я.
— Зависит от того, знает ли она, кто ты на самом деле.
О том, что на самом деле я — не Дозорный Стендарра, этой женщине могли доложить либо стражники, которым мне пришлось показать служебный жетон ради пропуска к легату, либо же сам легат. Догадок, зачем ей мог понадобиться талморский юстициар, у меня не было. Фолкрит верен Империи, а Империя — временный партнёр Альдмерского Доминиона, следовательно, навредить она мне не сможет. Хочет выслужиться передо мной, похваставшись о поимке талосопоклонников? Этого нельзя исключать.
— Можешь умываться и вытираться, — сообщил Рунил.
Я посмотрел на своё отражение в дорожном зеркальце. Несмотря на побледневшую кожу и мешки под глазами, на меня впервые за эти несколько дней смотрело хоть что-то похожее на чистокровного альтмера.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Вода смыла остатки пены с кожи и немного взбодрила. Выстиранную и зашитую робу с накидкой после рубахи из грубой шерсти было приятно надевать на тело. Мне даже нравилось, как на шее смотрелся амулет Стендарра из дешёвой латуни, как поблескивали резные стальные пластины на наручах. Довольный своим внешним видом, я надел на голову капюшон и вышел на улицу. Меня тут же окружили стражники и повели в сторону ярлова дома какими-то окольными путями. Я ненароком подмечал всё подозрительное, что замечу — однако ничего похожего на слежку я не увидел. Может, мне удалось обмануть моих преследователей? Если это так, то хорошо.
Стражники завели меня во дворец (если этот… дом можно так назвать), провели мимо праздно шатавшегося молодого норда в богатом одеянии (очевидно, здешнего ярла) в комнату, где я в прошлый раз разговаривал с легатом. Однако вместо военного меня ждала моложавая альтмерка, чью нечистокровность выдавал рост и немного короткое для нашей расы лицо. В целом, однако, я находил эту женщину приятной и даже привлекательной: у неё была ровного и насыщенного золотого цвета кожа без изъянов, золотистые коротко остриженные волосы, насыщенного медового цвета раскосые глаза.
— Госпожа, мы привели его, — отчитался стражник.