Тайник в ковре
Империя в страхе
Глава 1
Лучше вовсе молчать тем, кто речь не ведет о тебе.
Лучше все позабыть,если память пройдет о тебе.
Верблюд никогда не болел. Если, совсем честно, то практически никогда. Даже если и болел, кочевники моих земель находили в этом благо. Существовала древняя легенда о том, как один верблюд отстал от каравана. Умудренный проводник понял, что он болен. Заглянул ему в пасть, раскрыл веки, покрытые толстым слоем песка, пощупал бока. «Оставьте его здесь, ему не жить», – сказал он торговцам.
Через две недели, возвращаясь назад, они нашли этого верблюда живым и здоровым. Лежал он в непонятной, дурно пахнувшей черной грязи. Она была очень похожа на мазь, которую использовали для факелов и светильных ламп. Но сколько не старались ее поджечь, ничего не получалось. Непонятный продукт не горел.
Собрали ее в кожаный ранец и отнесли к себе домой. А там эту мазь уже стали использовать в лечебных целях.
Даже болея, верблюд приносил только пользу. Именно в этом, а вовсе не в выносливости и неприхотливости, было главное его преимущество. Прекрасное зрение и чутье, способность стойко переносить долгие дни путешествий через бескрайнюю пустыню с ее свирепыми внезапными ветрами и смертельно опасными змеями, пить соленую морскую воду сделали верблюдов совершенными животными моего времени.
То же самое было и с нами. Мы практически не болели, никогда не ныли, были безотказными, словом, воспитаны в строгом, военном стиле. В истории не осталось практически никаких следов от нас, несмотря на то, что мы были основными ее вершителями или хотели в это верить.
Мы были у каждого правителя. Служили при дворе веками. Мы не сражались, не охраняли, не следили за здоровьем Шахиншаха в полном смысле этого слова. Но мы всегда находились рядом с Правителем.
Ни одно из мелких или больших дел помазанника Божьего не свершалось без нашего участия. Во дворах могущественных шахиншахов нас называли «бехишти афсар» – воины рая. Только очень узкий круг приближенной к Правителю знати был осведомлен о нашем существовании. Мы не являлись наемниками, а были слугами, которые подчинялись только Шахиншаху или его Гранд Визирю. Но и мы тоже были не бесконтрольными. Во все времена какие-то пары невидимых глаз постоянно следили за нами. Существовали и более конкретные запреты – к примеру, на связи с окружением Правителя, женитьбу на родственниках из близкого окружения, занятие какого-то официального поста. Во все времена даже у самых миролюбивых властителей были слуги моего рода. Потому что это было требованием всех времен – хороших и ужасных.
Они отдавали приказы, а мы их выполняли. Делали все – убивали, резали, душили, насиловали без разбора. Это было страшной стороной нашей работы. Но была и другая, более увлекательная. Правитель не привык слышать слова «нет». Он был наместником Бога и мог все – как минимум время от времени черный люд и подданные должны были зреть силу его власти. Здесь были более востребованы другие наши таланты.
У меня не было имени, хотя я знал имена всех при дворе. Знал, кто был реально сильным, а кто – шутом, кто влиял на Правителя, а кого он терпел ради своих корыстных целей, кого любил – таких было очень и очень мало, а кого сторонился, как свою мать. Она была еще той штучкой. В молодости попала в плен к врагам, но никогда не рассказывала о том, что с ней произошло в неволе. Но то, что этот случай оказал серьезное влияние на ее поведение и действия, было фактом неоспоримым.
Дела при дворе никогда не шли хорошо. Жизнь здесь хоть и казалась благополучной, но в реальности все обстояло иначе. Это еще раз доказал Сулейман Великолепный, затеяв с нами игру, сложную, многоходовую и нацеленную на конечное истребление Дома Сефевидов. Сулейман был не великолепным, а скорее вездесущим. На пике своей европейской компании 1529 года, захватывая Балканы, приближаясь к крепостным стенам Вены, он не забывал и про нас.
Его подарок Правителю – великолепный ковер с миниатюрой Хосрова и Ширин, героев поэмы бессмертного Низами – таил в себе немало секретов, которые не должны были покидать темные сундуки дафтархане1. Наши попытки приподнять завесу над этой тайной вовлекли людей из окружения Тахмасиба2 в коварные интриги и превратили их в маниакально подозрительных параноиков.
Одному сказочно красивейшему ковру было предназначено изменить ход истории региона. В нашу задачу входило раскрыть тайну этого ковра, а еще больше – понять, кто реально стоял за этой игрой, кто дергал за невидимые ниточки всех этих могущественных особ в столицах мира точно бессильных слепых котят? Что вообще это было – война за земли, за торговые пути, за гаремы, за лучшие умы, за власть и амбиции вообще или мы опять, как это часто бывает, так ничего и не узнаем о том, кто нас вел, куда и зачем?
Глава 2
Шел он дальше без спутников, по неизвестной дороге.
Сам теперь он не ведал, куда приведут его ноги.
Восток любил тишину. В Империи серьезные дела делались молча. У красивого трона Шахиншаха Тахмасиба принимались последние решения. Точно также на этом троне принимал решение Шахиншах Исмаил3, человек, который навеки изменил судьбу мусульманского мира, став во главе новой идеологии кызылбашей4, течения шиизма. Его отец и его отец точно так же правили своей большой империей. Как и много веков назад, целая армия советников, клерков, послов, сотрудников дафтархане, осведомителей и шпионов собирала и обрабатывала массу всевозможных сведений, доносов, сплетен. Но все это происходило очень тихо и чинно, если не касалось вопросов первой необходимости. Переписка внутри Империи, доклады о недовольстве на местах, ценах на важные ресурсы, сообщения о переездах и встречах местных чиновников и вельмож, визитах миссионеров, которые были очень активны в Империи, сборе налогов, запасах пресной воды, об урожае с полей в остандарах5, племенах, контролирующих Шелковый путь, и не менее важный Караван рабов, приносящий не меньше дохода, – вся эта информация скрупулезно собиралась и тщательно обрабатывалась. Было порядка десяти пунктов сведений, которые мои соратники добывали с мест.
Правда, последние три года я был на юге Империи, в городе Бам, что на границе c Империей тимуридов. Мы строили крепость для Шахиншаха. Как всегда у этой истории были две стороны.
– Что бы ты ни думал, ты не прав, – оригинально, уже в миллионный раз, сказал, принимая меня, Главный Визирь.
Его тучный взгляд держал подчиненных в напряжении, но только не меня. Я привык к этому взгляду и, особенно – к его содержанию. Меня больше интересовало, что он скажет еще, кроме своей коронной фразы, про то, что я всегда неправ. Визирь встал с ковра и пригласил меня к карте.
– Вот наш Бам. Что ты там видишь?
– Хорошую дорогу. Это прекрасный источник дохода для казны.
– Она была хороша со времен Дария и что? Что это дает дому Сефевидов, нашим кормильцам, сейчас?
– Это дает бумагу Самарканда, кинжалы Мерва, золота Памира, красавиц Карачи, шелк Поднебесной, пряности....
– Ты не понимаешь сути моего вопроса. Все еще молод и думаешь ногами, а не головой.
Это была другое известное изречение Гранд Визиря. Он этим не оскорблял, а скорее, намекал на не зрелость. Для моего кормчего были две категории людей – работающие ногами и головой.
Все свой путь начинали, работая ногами – носили дорогие халаты сердаров, бегали по городу с записками и грузами, встречали и сопровождали гостей, следили за врагами на базарах, в харамхана6 и караван-сараях. По прошествии лет те, кто мог думать головой, выходили на второй уровень развития. Здесь не было экзаменов и конкретных сроков, у каждого была своя история успеха.
– Нужно возродить наш мир в Центральной Азии и вернуть Персию Фирдоуси, – продолжал он. – Каких-то 100 лет назад арабы были братьями османов, а что мы видим сейчас? Два полярных мира, ненавидящих друг друга, борющихся за все, за что можно бороться: за превосходство своей идеологии, торговые пути, ремесленников, красивых женщин, лекарей, коней, верблюдов, и, конечно, за святые места Хиджаза7. То же самое, но уже с другими тюркскими племенами должны сделать в следующие 150 лет.
Визирь так и сказал:
– Видишь – Багдад, Мосул, Алеппо, Идлиб, даже далекий Хабеш8 – это все наше! Лучшие мастера по коврам, шелкам, миниатюрам, лекари, астрономы и алхимики и многие другие. Они шииты, носители наших ценностей. Ну, а что на восточных просторах Империи? Полудикие племена, народы и псевдо государства. Время расширяться к самым богатым краям этого мира.
– Мир Фирдоуси больше миф, чем реальность. Не случится так, что мы попросту потратим ресурсы и время, как Великий Искандер? – спросил я с иронией.
– То, что Фирдоуси всю жизнь был бродягой, богохульником и падким на вино, знать должны только мы. Но для всех остальных народов мира он – создатель образа великой цивилизации, государства с 5000-летней историей. Поэтому и таджики, и хазары, и фарсиваны являются нашей опорой. Им есть, что желать, чем восхищаться. Это и будет твоей главной скрытой целью в Баме. Нужно заманивать как можно больше людей в город. Так нам будет легче работать. Ты уже понимаешь, что я хочу. Теперь ты должен найти такую причину, чтобы слава Бама была известна далеко за пределами Империи, – сказал Гранд Визирь и показал на дверь.
– Я решу это задачу быстро, Великий Сардар, – ответил я уверенно, выходя во внутренний дворик.
У двери я увидел надпись на противоположной стороне карты. Это был бейт Фирдоуси:
“Лишь дело героя, да речь мудреца
Проходят столетия, не зная конца”.
– Сегодня я был мудрецом, а ты постарайся вернуться героем, –добавил Визирь, увидев, что я вцепился глазами в эту фразу.
Слова Визиря понравились мне, и, слегка улыбнувшись, я вышел во двор и тут меня поймал сладкий запах гашиша. Хитрый до неприличия Бабуджан, помощник Главного Визиря, уже зазывал меня к себе. Все свои пошлые делишки мы обычно делали вдвоем – ходили по танцовщицам, в лучшие галйаналты9, хамамы, знали богатые на дичь прикаспийские луга и т.д.
Бабу принес легкий сверток.
– Ничего не говори – только попробуй, – сказал он.
– Наверно, твое очередное творение?
– Только что попробовал. Если тебе тоже понравиться, возьмем для наших вечерних потех.
Он любил придумывать различные добавки, которые делали гашиш, во-первых, более легким. Я не любил закуривать дурман в сыром виде. Во-вторых, он придавал ему особый вкус. Уже тогда мы знали про привычку европейцев курить табак, и он был у нас во дворе тоже. Первая затяжка была легкой. Я всегда так делал – хотел понять состав смеси. Сначала уловил тяжелый привкус табака и было что-то от лимона. Потом уже пошла глубокая затяжка и приятный дурман начал спускаться вниз. Как я любил эту травку. Ты не терял ясность ума, но было такое ощущение расслабленности и идиллии, которое невозможно достичь любым другим методом. И голова в этом состоянии работала более четко. Я чувствовал, как напрягались определенные части моей головы, словно по ним бегали маленькие букашки и дразнили их. Тайные мысли и дикие прихоти охватывали мой разум. Все, что я знал и чего хотел, столкнулись в одной страсти как горная река Панджер. Только так мой разум находил ответы на сложные вопросы. А они у меня были.
Глава 3
Там, где лик ты явишь, там и лунный свет не нужен.
Тем, кого ты осчастливишь, сладостный шербет не нужен.
Самое сложное в пути – это убивать время. Пока верблюд переваливает тебя с одного бока на другой, ты не можешь ничего делать – ни читать, ни писать, ни кушать. А теперь подумайте про открытую пустыню с ее невыносимой жарой, всякой гадостью типа мышей, змей, бегающих колючек, разбойников и песчаных бурь. Из-за всего этого путешествие из одного города в другой для меня становилось настоящим кошмаром.
Но в пустыне были и свои развлечения. Если попадался хороший чавуш10, он всю дорогу напевал хорошие песни, смешил тебя и весь народ. Хороший индийский проводник, а большинство из них были индусами, сидя на ковре и соскребывая грязь со своих ног, рассказывал бы про алмазы махараджей или про мудрецов и мобедов11. А опытный торговец, приготовил бы крепкий кофе, добавив к нему верблюжьего молока, и раскрыл бы пару секретов далеких стран.
Хотя я уже два года как передвигался на своем именном коне, тяжесть путешествий не становилась легче. Испробовав многое, я понял, что самый лучший вариант это найти интересного спутника, а еще лучше думать. Тупо думать обо всем – как раскрыть очередной секрет врагов, кого и как завербовать, какой наркотик попробовать и какую красавицу выкрасть в этот раз. Важно и другое – не забыть ничего. Поэтому весь мой маленький дневник был исписан кодовыми знаками.
До Яазда еще можно было видеть что-то принятое глазу, а уже оттуда начинался настоящий ад. Восемь дней пути и всего два нормальных караван-сарая – Рафсанджан и Махан, а потом уже –мрачный Бам. Здесь все было противно глазу.
Мой любимый Тегеран, где ты сейчас? Столица Империи с ее широкими улицами, вдоль которых обязательно ровным строем стояли красивые и высокие каштаны или чинары, где уже в конце апреля можно было попробовать ранний тут и вишню. А мой район, Дербент12, полный красавиц, курящих ананасовый или яблочный кальян в закрытых ресторанах на высоте птичьего полета. Где все это сейчас? Я еще не говорю про мой маленький секрет – преданного пса Алабая, которого я держал вдали от всех глаз.
В душе стоял крик отчаяния. Все было жутко, мрачно и некрасиво. Из деревьев только финиковые пальмы, люди одевались не просто жалко, а ужасно жалко. Так жалко, что на них было жалко смотреть. Грязные дети бегали и прыгали в пыли и грязных лужах. А это ведь был город на важном форпосте. Отсюда открывались наши глаза и уши на весь Восток.
Среди многих бедных лачуг, как бегемоты из лужи, выделялись красивые двух– и трехэтажные дома. Они радовали мне глаз и напоминали про Тегеран. В одном из таких домов и жил комендант. Показалось странным, что он не встретил меня прямо у ворот города. Это было неуважительно. Я прошел меж узких улиц в сторону базара. Все что мне нужно было – это рынок. Его мастерские, цеха, торговые площадки, склады, чайхана, рестораны. Только увидев, как обстоят дела здесь, можно было понять, насколько ситуация безнадежна.
В маленькой чайхане попросил еды. Один Бог знает, что это было – мясо красноватого цвета и черная-черная лепешка. Вот сейчас я конкретно пожалел, что покинул родной дом. На секунду промелькнула мысль о том, что все эта затея с новым дворцом Шахиншаха не что иное, как западня. Может, Гранд Визирь так решил избавиться от меня? Это старый трюк – дать преуспевающему работнику невыполнимую задачу, а потом все неудачи и провалы свалить на его некомпетентность. Я был зол. К еде не прикоснулся.