Когда подошел к коню, чтобы развязать его, подбежал мальчик со странным головным убором, на котором висел колокольчик.
– Хозяин просит подождать его, Сардар.
– Кто твой хозяин? – спросил я.
– Не могу сказать, просто подожди его.
Я улыбнулся мальчику. Но на душе скребли кошки. Голова начала работать молниеносно, воскрешая в памяти детали – что и где я видел, входя в город, с кем говорил и кого их этих людей я встретил, дойдя до базара? Голова работала все быстрее, а рука цепко держала клинок под плащом.
Сардар был толстоватым мужчиной лет пятидесяти. Рядом с ним были еще два помощника. Он так горячо меня поприветствовал, что я устыдился своих подозрений. Агаи Ваис сразу пригласил меня к себе домой. Как я и полагал, это было двухэтажное здание, один из тех немногих приличных домов, где еще имелся и маленький бассейн.
Меня привели в просторную, светлую комнату, всю обвешанную дорогими коврами. Прислуга уже накрывала на стол, подавая легкие закуски. Их было порядка десяти – баклажановая мосамма, салат королей, как мы его называли, a еще холодный айран с нане, зелень и свежие овощи. Рядом был вкусный бараний сыр с высокогорных лугов Тебриза.
Пока я поглощал эти блюда, мы говорили о торговле и неизвестных народах по ту сторону Аму-Дарьи.
Агаи Ваис называл все народы по ту сторону реки не иначе, как дикими. У них нет Бога и ценностей, говорил он. Все что могут эти люди, так выращивать рис и поклоняться деревянным куклам. Да, все представлялось интересным. Но мои мысли были заняты запахами, идущими из сада. Там, в глубокой яме обжаривали баранину. Это был мой любимый лявянги – когда в распоротый желудок молодого барашка наполняли измельченные грецкие орехи, репчатый лук, густой соус из дикой алычи, кишмиш, другие сухофрукты и, конечно же, шафран. Все это быстро зашивали и жарили в тандыре13. Самое интересное, что все содержимое желудка, смешивалось с натуральным соком, выделявшимся из молодого барашка, что придавало блюду тот неповторимый вкус, который гурман хочет получить, подсаливая еду.
То, что подавали на стол, невозможно было описать словами. Сначала в твою тарелку положили ребра животного. Они были такими нежными, что соскальзывали с костей и прилипали к пальцам. Все это дело мы запивали красивым молодым вином Шираза. Тем меньше барашка оставалось на столе, тем веселее и расслабленнее становились мы. Съев еще две порции, я почувствовал приятное успокоение. Все мое тело билось в тонких, едва заметных ощущениях удовольствия, а в желудке царила полная идиллия. Я давно заметил, что бы ты ни ел, и, самое главное, сколько – при хорошей еде, кроме приятного ощущения в желудке, ничего не почувствуешь. И это было именно то ощущение, которое охватывало меня сейчас.
Под конец трапезы мы решили выйти на воздух. Там было достаточно холодно. На нас накинули одеяло. У меня приятно кружилась голова.
– Сардар, я гарантирую, вы никогда не пробовали наш опиум. Это однозначно самый качественный дурман во всей Империи, – сказал Агаи Ваис.
– Не люблю опиум, он слишком тяжелый для меня, – ответил я.
– Поверьте мне, это что-то другое, – уточнил хозяин, делая круги пальцами вокруг головы.
Но я так и не понял, что он хотел сказать. Первая затяжка показалась легкой. Я почувствовал обычное облегчение, знакомый поток холодного воздуха, тихо прошел по горлу в желудок. Он немножко щипал мое горло. И это было нормально. Вторая и третья затяжки уже начали меня заводить. Через 10 минут гости стали расплываться перед глазами. Казалось, что их разговор и смех доносились со дна того самого тандыра, где жарился барашек.
Вскоре я перестал затягиваться и прислонился к стенке. Взгляд начал тупеть, а сердце сильно колотилось. Сейчас я понял, что страстно желаю Мунизу, мою наложницу с кыпчакских степей, ее упругое и соленое тело, которое я так любил облизывать. Мунизу, которая угадывала все мои грешные мысли, знала мои любимые позы и знала, как я люблю ее грушевидные, упругие груди.
Какие-то люди взяли меня под руки и принесли в темную комнату. Я видел небо, полное звезд, но они рассыпались и падали на землю как в день Гиямата14. Мне помогли лечь на что-то мягкое и теплое. Кулаки сжимали все, что попадало под руки, так я хотел женщину. В одиночестве я лежал не долго. Дверь чуть приоткрылась. Что-то маленькое и холодное юркнуло в мою постель. Я замер. Маленькие руки двинулись к моей груди, потом начали спускаться вниз и я чувствовал, как наложница тонкой струей дышит мне в спину. Руки понеслись ласкать это тело. Я начал с бедер. Но, даже не повернувшись лицом к таинственной гостье, почувствовал грубость ее конечностей. Еще секунда и все мое тело напряглось. Как будто кто-то грубой, тонкой палкой начал бить по пяткам, как это делали те суки муллы в медресе.
Инстинкт не подвел меня. Когда я отбросил покрывало с красавицы, моей наложницей оказался тот самый мальчик с колокольчиком, который встретил меня у дешевой закусочной. Его лицо и тело было намазано неизвестной мне мазью, чувствовался легкий запах персика, а на талии у него висел только тонкий кожаный пояс с маленькими монетками вокруг, которые так любили носить танцовщицы.
– Позови Ваиса! – крикнул я.
И это был я. Один в комнате, опьяненный непонятным дурманом, без кинжала. Хорошо, что мой яд сулеймания15 был зашит в рукаве. Он должен был спасти меня на случай провала. А что, если это простая подстава и что, если Агаи Ваис вообще не он, а кто-то другой? Первый день в городе, и уже провал. Еще этот мальчик. Я не был презренным аль-фаильем16, и в роду у нас таких тоже не было.
– Ты, наверно, считаешь меня аль-фаильем, не так ли, Ваис? – уже кричал я на сонного хозяина дома.
Ваис смиренно опустил голову, не смея поднять на меня глаз. Его помощники тоже хотели зайти в комнату, но я их быстро прогнал.
– Что это за опиум ты подсунул мне? Где мои вещи? Где мой конь, где все, презренный гяур?
– Сардар, у меня только благие намерения. Это девственный опиум. Вы знаете, он только для самых дорогих гостей.
– Я буду твоим дорогим гостем, когда разрушу твой дом, все отниму у тебя, а твоих жен продам на рынке для черни. Каждый мелкий торгаш будет вдоволь развлекаться с твоими женами, Ваис.
– Аллах проклянет меня, если я изменю Шахиншаху и его верным сардарам, я просто хотел все самое лучшее для тебя. Ваши вещи прямо у дверей. Они в порядке, а конь накормлен и в хлеве.
Меня качало. Действие опиума еще не пошло. Я внимательно, тяжелым, как у степного верблюда, взглядом посмотрел на Ваиса. Вся беда была в том, что он стоял с опущенной на грудь головой. Я твердо попросил его выйти. За дверью послышался тихий шорох уходящих шагов. Вскоре все стихло. Я присел у стены и начал понимать, что за дурман мне дали покурить. Девственный опиум подавали только членам шахской семьи и близкого окружения. Видимо, Ваис хотел поразить меня по полной программе. Но я, глупец, реально потерял контроль над собой. Аллах пожалел меня. Если бы это были другие люди, с конкретной целью и определенными задачами, меня бы долго пытали, чтобы узнать с какой целью я приехал в этот конец Империи, а потом я лежал бы где-то с поломанными руками, выколотыми глазами и перерезанным горлом. Был только один положительный момент во всей этой неприятной истории – я попробовал девственный опиум, про который так много слышал.
Глава 4
Разукрасил свой стяг небосвод бирюзовый, но тут
С ним решил состязаться прекрасный земли изумруд.
Девственный опиум – это вещь умопомрачительная. Подумайте о чем-то реально важном и желанном – об одежде из красивого атласа с фамильным гербом, сказочно красивой молебне, сделанной лучшими мастерами Бухары или дорогой миниатюре, нарисованной на самаркандской бумаге. А теперь представьте, что все это полная ерунда по сравнению с девственным опиумом.
Обычно в курительный опиум добавляли измельченные до состояния порошка различные сухофрукты, травы и листья, чтобы при употреблении получить их привкус. Это могли быть апельсин, персик и что-то еще другое. Но, несколько столетий назад Амир Мерьва решил изобрести для себя сумасшедший опиум. Такой же сумасшедший, как и он сам.
Амир приказал привезти ему девственниц с самих разных концов света – белых, черных, смуглых, азиаток и индианок, – всех за хорошую цену. Далее он велел отвести этих девушек на большие маковые поля, когда коробочки уже начинали созревать. Сделав на недозрелом плоде легкий надрез, собиратели опиума давали нектару мака выйти наружу и в этот момент заставляли раздетых догола девушек бегать по полям под палящими лучами солнца. Надзиратель следил за тем, чтобы бегали они долго и без устали, да так, чтобы пот с них лился рекой. Если какая-либо из девушек падала от изнеможения, ее тут же поднимали и опять гнали по маковому полю. Бывало, что даже тащили за волосы, били и злили. Все ради того, чтобы пот не остывал.
Главная цель была проста – чтобы маковый сок, который прилипал к телу девственниц, смешивался с их потом. Потом все это грязное месиво соскребывали с уставших до полусмерти девочек и сушили. Так получали девственный опиум. Состава его никто точно не знал. Известно было только то, что при первом же глотке у человека происходил взрыв возбуждения. Хотелось горячей и пылкой любви с кем угодно, но только сейчас и здесь.
Я подумал, что место девственному опиуму именно в Тегеране. В его скрытных забегаловках среди дурмана, опиума и различных легких трав, во время сладких посиделок знати и духовенства, артистов и художников, смуглых, кучерявых танцовщиц с тонкими талиями и красивыми бедрами. Я сейчас развлекся бы с красавицами-рабынями из всех концов большой Империи.
Но я был в Баме, и прямо в эту минуту стоял на одной из тридцати восьми дозорных башен главной крепости города, построенной умелыми мастерами из смеси глины и пальмовых листьев. Солнце жгло мое лицо. Голая, безжизненная пустыня – вот и все, что было видно до горизонта. Только большие и маленькие дороги, как змеи, плотно окружали крепость со всех сторон.
«Восточные ворота Империи, восточные ворота Империи, восточные ворота Империи», – еще много и много раз я повторял про себя эти слова, как заколдованный. Думал, что чем больше я буду заострять внимание на них, тем быстрее найду, что здесь сделать важного и как удивить мир. Ага Ваис бегал вокруг, строители и надзиратели ходили по пятам и сообщали ему сотни мелких новостей. Кто и когда построил крепость, зачем одна башня выше другой и на сколько, как долго можно выстоять в окружении и почему в городе так много живности, особенно кошек. Оказывается, 200 лет назад во время нашествия полчищ Чингисхана благодаря кошкам и продержались последние месяцы обороны.
Дни пролетали медленно. В местной дафтархане я мог ознакомиться только с депешами. Гранд Визирь спрашивал о моих планах на город. Я отвечал очень расплывчато, мол, работаю над разными идеями, не сегодня-завтра все будет готово. Одним словом все хорошо и даже еще лучше.
Настроение становилось все мрачнее. Аллах испытывал меня. Здесь не росли даже чинары, которыми я мог бы любоваться. У меня во дворе был красивый и длинный чинар, и я любил прислушиваться к нему. Его посадил мой отец, человек, которого я не помнил. Он рано ушел от нас, и только малочисленные друзья хранили добрую память о нем.
Чинар, посаженный отцом, был очень добрым растением. Когда в ущелье Дербент дул сильный ветер, листья дерева, в один голос шумели, нет, скорее шептали все то хорошее и доброе, что не успел мне сказать отец. Наверно, точно так говорил бы со мной и он.
– Сердар, у меня для тебя сюрприз, – вернул меня в чаханнам17 Ага Ваис. – У меня есть особый ужин для тебя. Местные контрабандисты занесли мне черный рис. Ты представляешь? Черный, как помет наших рыб.
– Я знаю, есть такой рис. Он растет только в горах Тибета. Видел его во дворце.
– А пробовал?
– Врать не стану. Это все шло к столу Шахиншаха. Я пробовал только красный рис из долины кафиров18.
– А ты можешь представить, что я тебе заказал? Хан плов!
– Ты умеешь радовать гостей Ага Ваис, – весело ответил я.
Не каждый кулинар мог приготовить Шах плов, ибо это блюдо было только для высоких особ. Чернь не должна была знать о таких яствах. Дорогой рис, отменное мясо, молодой каштан, кишмиш и многие другие вкусные продукты заворачивают в тесто и бросают в печь. Всего в меру и в особое тесто. Наш мастер сделал свое дело на славу. Черный рис с легким привкусом ореха был восхитительным. Может, мне это просто показалось. Но спалось мне этим вечером очень хорошо. А на утро пришла важная новость.
В депеше говорилось, чтобы я срочно собирался в дорогу и направлялся на юг, к нашему главному порту в Бендер Аббас, а оттуда – к странам Большого моря19. Все остальные детали будут раскрыты уже в порту, отмечалось в письме. «Начинается подготовка к войне», – невольно подумал я.
Под утро, проскакав без остановки несколько фарсангов20, я раскрыл второй конверт. Там красиво на фарси было написано, что должен покинуть порт и теперь уже плыть с иноверцами до конца морского пути, где мне предстоит найти все, что связанно со змеями. Интересовало все: что местный люд делает их этих тварей, употребляет ли в пищу, использует ли змеиный яд и для каких целей – одним словом все, что угодно и без разбору. Только сейчас мне стало ясно, откуда все это шло.
Еще до переезда в Бам, я знал, что любимой женой Тахмасиба была дагестанская кумычка Мавзали Султан. Их первенец Мухаммед с трех лет страдал кошмарами. Ребенок плохо спал. Лекари дежурили у его постели и наблюдали странности в поведении мальчика. Посреди ночи, не открывая глаз, он вставал с постели и, заливаясь слезами, быстро полз на четвереньках к стене. Достигнув цели, Мухаммед в истерике начинал стучать маленькими кулачками по красиво расписанным камням, а через некоторое время успокаивался. Но спустя час все повторялось снова.
Лекари успокаивали Шахиншаха, выписывали травы и разные снадобья и порошки. Муллы ночами читали суры Корана, пытаясь изгнать злых духов, повара готовили изысканные сладости и блюда. Охотники приносили красивых животных для потехи. Время шло, но ничего не помогало. Наблюдательный мушавир21 увидел, что болезненнее всего ребенок реагирует на змей. Когда при нем огромный удав заглатывал белого пушистого зайца или бился с ежом, ребенок хватался руками за няню. Змеи – источник его кошмаров, решили лекари.
Тогда и подумали попробовать вылечить наследника любовью. С самых ранних времен, когда первые арабские завоеватели появились на просторах Персии, они принесли собой тайны удивительного метода лечения. Оказывается, от многих болезней можно избавиться в дымящихся банях и, смешивая разные пряности, дурманящие растения и полезные травы, которые в несметных количествах растут на высокогорьях. Эти же лекари утверждали, что можно лечить с помощью любви.
У великого Низами, в поэме «Лейли и Меджнун», есть сцена, где Меджнун спокойно спит меж львов и тигров в открытой пустыне. Смысл бейта был прост – даже дикие звери чувствовали его влюбленность, настолько она была сильна, и не трогали его. Более того – оберегали от врагов.