– А возраст?
Свидетель покачал головой.
– Помню только, что он крупный, одет в легкий костюм… Боюсь, цвет я не разобрал… Ах да! У него была шляпа, как у министра авиации Геринга.
– Это какая?
– С узкими полями. Коричневая.
– Вот, ценная информация. – Коль оглядел уборщика с головы до ног. – Благодарю вас, можете идти.
– Хайль Гитлер! – с пафосом воскликнул мужчина и выбросил вперед руку. Вероятно, энтузиазм он хотел компенсировать тем, что салютовал левой рукой.
– Хайль! – рассеянно ответил инспектор, вернулся к трупу и вместе с Янссеном быстро собрал свои принадлежности. – К «Летнему саду», скорее!
Они зашагали обратно к машине. Вилли Коль смотрел себе под ноги и морщился. Даже баснословно дорогие кожаные ботинки и мягчайшая ягнячья шерсть почти не помогали его страдающим пальцам и сводам стоп. Булыжник – сущая пытка.
Шедший рядом Янссен внезапно сбавил шаг и шепнул:
– Гестапо!
Приунывший Коль поднял голову: к ним направлялся Петер Краусс в поношенном коричневом костюме и фетровой шляпе трилби в тон. Два его помощника, молодые люди, ровесники Янссена, держались поодаль.
Только не сейчас! В эту самую минуту подозреваемый может сидеть в ресторане, не догадываясь, что его выследили.
Краусс неторопливо шагал к инспекторам крипо. Министр пропаганды Геббельс постоянно направлял партийных фотографов снимать образцовых арийцев и их семьи, чтобы потом использовать в публикациях. Высокий стройный блондин Петер Краусс мог бы блистать на доброй сотне таких фото. Его, бывшего коллегу Коля, пригласили в гестапо благодаря опыту работы в отделе «1А» уголовной полиции, занимавшемся политическими преступлениями. Сразу после прихода к власти национал-социалистов отдел расформировали и превратили в гестапо. Как у многих пруссаков, в жилах Краусса текла скандинавская кровь с примесью славянской. Впрочем, в уголовной полиции болтали, что Краусс бросил их ради службы на Принц-Альбрехтштрассе лишь после того, как изменил имя: от Петра чересчур разило славянами.
Коль слышал, что Краусс – следователь методичный, хотя вместе им работать не доводилось. Инспектор вечно отказывался вести политические дела, а сейчас их крипо не поручали.
– Добрый день, Вилли! – поздоровался Краусс.
– Хайль! Петер, что привело тебя сюда?
Янссен кивнул, следователь гестапо ответил тем же и пояснил:
– Со мной связался по телефону наш босс.
«Неужели сам Генрих Гиммлер?» – подумал Коль.
Такое не исключалось. Ровно месяц назад Гиммлер взял все полицейские силы Германии под личный контроль и создал зипо, «полицию в штатском», объединяющую гестапо, крипо и знаменитую СД, разведывательное подразделение СС. Гиммлера только что назначили шефом немецкой полиции. Коль считал, что этот титул чересчур скромен для самого влиятельного правоохранителя на земле.
– Фюрер велел ему чистить город от скверны во время Олимпиады. Нам приказано расследовать все серьезные преступления в окрестностях стадиона, Олимпийской деревни и центра города, а также следить, чтобы виновных оперативно задерживали. А тут убийство в двух шагах от Тиргартена! – Краусс потрясенно зацокал языком.
Коль, не таясь, взглянул на часы: ему нужно в «Летний сад», и поскорее!
– Петер, боюсь, мне пора.
Следователь гестапо присел на корточки и внимательно осмотрел труп:
– В городе столько иностранных журналистов… Сложно их отслеживать и контролировать.
– Да-да, но…
– Преступление нужно раскрыть прежде, чем о нем станет известно. – Краусс поднялся и медленно обошел труп. – Личность убитого установлена?
– Пока не установлена: при нем нет удостоверения. Петер, скажи, СС или СА тут никак не замешаны?
– Насколько я знаю, нет, – ответил Краусс и нахмурился. – А что?
– По пути сюда мы с Янссеном заметили куда больше патрулей, чем обычно. То и дело останавливают, документы проверяют. Нам ни о какой операции не сообщали.
– Ничего особенного, рядовой вопрос правопорядка, – пренебрежительно отмахнулся Краусс. – Немного усилили меры безопасности. Крипо волноваться не о чем.
Коль снова взглянул на часы:
– Петер, мне действительно пора.
– Убитого ограбили? – не унимался гестаповец.
– В карманах у него пусто, – нетерпеливо ответил Коль.
Краусс долго рассматривал труп, а Коль думал лишь о подозреваемом в «Летнем саду»: тот небось уже съел полпорции шницеля или колбасы.
– Нам пора возвращаться, – объявил Коль.
– Секунду! – Краусс все изучал труп, потом, не поднимая головы, изрек: – Не исключено, что убийца – иностранец.
– Иностранец? Так ведь… – начал Янссен, подняв брови.
Недовольный взгляд Коля заставил его замолчать.
– Так ведь что? – заинтересовался Краусс.
– Так ведь непонятно, откуда такое предположение, – быстро нашелся инспектор-кандидат.
– Глухой проулок, отсутствие удостоверения личности, хладнокровный расстрел… С опытом, инспектор-кандидат, вы научитесь интуитивно чувствовать совершивших подобные убийства.
– Какие «подобные»? – не удержавшись, уточнил Коль.
Человек, застреленный в глухом проулке, – в сегодняшнем Берлине такое уникальным не считалось.
Краусс не ответил.
– Думаю, это цыган или поляк. Агрессия у них в крови, да и поводов убивать невинных немцев хоть отбавляй. Или убийца – чех, с востока, конечно, не из Судетской области. Они вечно в спину стреляют.
«Как и штурмовики», – едва не добавил Коль, но вслух сказал:
– Тогда можно надеяться, что преступник окажется славянином.
Краусс не отреагировал на упоминание своих предков. Он снова взглянул на труп.
– Вилли, я наведу об этом справки. Прикажу помощникам связаться с нашими агентами в этом районе.
– Использовать партийных информаторов – мысль отличная! – сказал Коль. – Их же так много!
– В самом деле.
Янссен – вот молодец! – нетерпеливо глянул на часы и напомнил:
– Герр инспектор, мы на встречу опаздываем.
– Да-да, опаздываем. – Коль попятился в проулок, потом застыл и спросил Краусса: – Можно вопрос?
– Да, Вилли.
– Какую шляпу носит министр авиации Геринг?
– В каком смысле?
– Ну, Геринг… Какую шляпу он носит?
– Ой, не знаю! – удрученно ответил Краусс, словно хорошему гестаповцу следовало владеть такой информацией. – А что?
– Так, ничего.
– Хайль Гитлер!
– Хайль!
Коль и Янссен поспешили к «ДКВ».
– Отдайте пленку любому патрульному и велите скорее отвезти к нам в штаб-квартиру. Фотографии мне нужны немедленно, – тяжело дыша, распорядился Коль.
– Есть, герр инспектор.
Янссен отошел в сторону, передал пленку и указания шупо, затем нагнал инспектора.
– Когда приедет служба коронера, скажите, пусть поторопятся с отчетом о вскрытии! – крикнул Коль молодому шутцполицейскому. – Хочу знать, какими заболеваниями страдал наш приятель. Туберкулез и сифилис особенно интересны. Если есть, то на какой стадии. А также содержимое его желудка, татуировки, сломанные кости, послеоперационные рубцы.
– Есть, герр инспектор!
– Не забудьте сказать, что дело срочное.
В последнее время службе коронера доставалось столько работы, что порой труп забирали только через восемь-десять часов, а на вскрытие уходило по несколько дней.
Торопливо шагая к «ДКВ», Коль поморщился: ягнячья шерсть в ботинках сдвинулась.
– Как быстрее всего проехать к «Летнему саду»? Не важно, сами сообразим. – Инспектор огляделся по сторонам. – Вот он! – Коль показал на газетный киоск. – Янссен, скупите там все газеты.
– Есть, герр инспектор! Но зачем?
Коль упал на водительское сиденье «ДКВ» и нажал кнопку зажигания. Он запыхался, но в голосе явственно слышалось раздражение.
– Нам нужен портрет Геринга в шляпе. Зачем же еще?!
Глава 7
С хлипкой «Берлин журналь» в руках Пол стоял на углу и наблюдал за «Летним садом»: дамы в легких перчатках потягивали кофе, мужчины жадно пили пиво, вытирали усы, потом смахивали пену салфеткой. Немцы курили, наслаждаясь полуденным солнцем.
Пол Шуман замер и наблюдал, наблюдал, наблюдал.
Все не так, непонятно, непривычно…
Почти как в типографии, когда Пол готовил шрифт для набора – выбирал металлические буквы из наборной кассы «Калифорния» и складывал слова и предложения. «Аккуратнее с „p“ и „q“!» – вечно напоминал отец. Две буквы, зеркальные отражения друг друга, считались особенно коварными.
Сейчас Пол рассматривал публику «Летнего сада» с тем же тщанием. Он проглядел штурмовика, следившего за ним у Дрезденского проулка, и твердо решил не повторять столь непростительный для киллера промах.
За несколько минут Пол не почувствовал прямой угрозы, хотя кто знает? Посетители «Летнего сада» могли оказаться простыми обывателями, которые за едой и разговорами коротают жалкий субботний полдень и посторонними не интересуются, а могли – и подозрительными нацистами-фанатиками вроде Хайнслера, самоубийцы с «Манхэттена».
«Я люблю фюрера…»
Пол бросил газету в урну, пересек улицу и вошел в ресторан.
– Пожалуйста, мне столик на троих, – попросил он.
– Любой выбирайте! – отозвался издерганный метрдотель.
Пол занял столик внутри ресторана и, словно невзначай, огляделся. Никто не обращал на него внимания.
Вроде бы не обращал.
Мимо столика профланировал официант:
– Вы готовы сделать заказ?
– Принесите пиво.
– Какое именно? – уточнил официант и перечислил сорта, Шуману совершенно незнакомые.
– Самое первое. Большую порцию.
Официант отошел к стойке и принес высокий стакан с пивом. Пол жадно сделал глоток и понял: сладковатый фруктовый вкус напитка ему не нравится. Отодвинув стакан, он закурил (сигарету вытащил из пачки под столом, чтобы никто не заметил американское название).
В ресторан вошел Реджинальд Морган. Как ни в чем не бывало он огляделся по сторонам, заметил Пола и направился к нему.
– Дружище, как я рад видеть тебя снова! – воскликнул Морган по-немецки, пожал Полу руку, уселся напротив и вытер вспотевшее лицо носовым платком; в глазах плескалась тревога. – Едва успел. Только закончил, и шупо подъехали.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Вряд ли. Из проулка я вышел с другой стороны.
– Здесь безопасно? – спросил Пол, оглядываясь. – Не стоит ли перебраться в другое место?
– Нет. В это время суток неестественно убегать из ресторана, не поев. Мы же не в Нью-Йорке! Берлинцы к еде относятся трепетно. Здесь даже конторы на два часа закрываются, чтобы люди обедали без спешки. Завтракают они дважды! – Морган похлопал себя по животу. – Теперь ясно, почему я так радовался, что меня сюда отправили? Вон, – он протянул Полу толстую книгу, – видишь, я не забыл, что вернуть должен.
На обложке было написано «Mein Kampf», и Шуман перевел название как «Моя борьба». Автором значился Гитлер.
«Неужели он правда написал книгу?» – удивился Пол.
– Спасибо! Ты мог не торопиться.
Пол затушил сигарету в пепельнице, но едва она остыла, спрятал в карман, чтобы не оставлять следов, которые укажут на него.
Морган подался вперед, словно шепча сальную шутку:
– В книге сто марок. Еще адрес пансиона, в котором ты остановишься. Он к югу от Тиргартена, на Лютцовплац. Как добраться, я тоже написал.
– Комнаты на первом этаже?
– Твои комнаты? Не знаю, не спрашивал. Думаешь об отходном пути?
Если конкретно, то Пол думал о притоне Малоуна с заблокированными окнами и дверями и о торжественном знакомстве с вооруженными моряками.
– Ну, глянешь на пансион. Возникнут проблемы – подыщем другой. Хозяйка, кажется, ничего. Зовут Кэт Рихтер.
– Она нацистка?
– Не употребляй здесь это слово, – тихо посоветовал Морган. – Оно тебя выдаст. «Наци» – жаргонное баварское слово, означает «простак». Нужно говорить «нацо», но и это слово здесь почти не услышишь. Некоторые используют аббревиатуру НСДАП[20], некоторые говорят «партия». В таком случае слово произносится с почтением. Что касается фрейлейн Рихтер, у нее, видимо, политических пристрастий нет.
Морган кивнул на стакан с пивом и спросил:
– Не нравится?
– Моча молодого поросенка.
– Это пшеничное пиво, – засмеялся Морган, – его дети пьют. Зачем ты его заказал?
– У них тысяча сортов! Я ни одного не знаю.
– Я возьму для нас обоих, – пообещал Морган и сказал подоспевшему официанту: – Нам два пшоррских эля. Еще, пожалуйста, сосиски и хлеб. К ним капусту, маринованные огурчики и масло, если оно сегодня есть.
– Да, майн герр, – отозвался официант и унес стакан Пола.
– Кроме того, в книге советский паспорт с твоей фотографией и рубли, их примерно на тысячу долларов. В крайнем случае пробирайся к швейцарской границе. Немцы будут рады спровадить очередного русского и тебя выпустят. Рубли они не заберут, так как потом не смогут их обменять. А вот швейцарцев не смутит, что ты большевик. Они с удовольствием впустят тебя в страну: только деньги потрать! От границы поезжай в Цюрих и отправь сообщение в американское посольство. Гордон тебя вызволит. После случая в Дрезденском проулке нужно удвоить бдительность. Говорю, в городе творится странное. Патрулей на улице куда больше обычного. Штурмовикам я не очень удивляюсь: они только и делают, что маршируют и патрулируют. А вот СС и гестапо настораживают.
– СС? Кто они?
– Видел во дворике «Бирхауса» двоих в черной форме?
– Да.
– Создавали их для охраны Гитлера, а теперь это очередная личная армия. Большинство членов СС носят черное, хотя у некоторых серая форма. Гестапо – тайная полиция, ее служащие в штатском. Гестаповцев немного, но они весьма опасны и занимаются в основном политическими преступлениями. Хотя в Германии сейчас любое преступление политическое. Плюнешь на улице – ты оскорбил честь фюрера. Отправляйся в Моабитскую тюрьму или в концлагерь.
Принесли еду и пшоррский эль. Пол залпом выпил полстакана. Пиво оказалось густым, с насыщенным вкусом.
– Вот это я понимаю!
– Нравится? Когда приехал сюда, я понял, что американского пива могу больше не попробовать. Пивоварение – целая наука, ее годами постигают. Мастерство пивовара ценится, как университетский диплом. Пивоваренная столица Европы – Берлин, но самое лучшее пиво в баварском Мюнхене.
Пол ел жадно, хотя мысли занимали не пиво и не еда.
– Нужно торопиться! – шепнул он, зная, что для киллера каждый час, проведенный рядом с местом устранения, увеличивает риск поимки. – Мне необходимы оружие и информация.
– Мой товарищ появится с минуты на минуту, – кивнув, отозвался Морган. – Ему кое-что известно о человеке… в гости к которому ты приехал. Потом мы отправимся к ростовщику. У него есть хорошая винтовка.
– Винтовка? – нахмурился Пол.
– Ты не умеешь стрелять из винтовки?
– Умею, я в пехоте служил. Но работать предпочитаю на близком расстоянии.
– На близком? Тебе так проще?
– Дело не в простоте, а в эффективности.
– Поверь, Пол, подобраться к объекту вплотную и застрелить из пистолета если и возможно, то очень непросто. Вокруг столько коричневорубашечников, эсэсовцев и гестаповцев, что тебя наверняка поймают. Смерть твоя будет долгой и мучительной, гарантирую. Есть еще один повод использовать винтовку – объект нужно устранить прилюдно.
– Почему? – спросил Пол.
– По словам сенатора, в немецком правительстве каждому известно, сколь важную роль играет Эрнст в перевооружении. Его потенциальный преемник должен понимать: идти той же дорогой опасно для жизни. Если Эрнст погибнет незаметно, Гитлер выставит его жертвой несчастного случая или болезни.
– Тогда выполню заказ прилюдно и из винтовки. Но к ней нужно пристреляться и привыкнуть. Еще нужно выбрать подходящее место, заранее осмотреть его, разобраться с ветром, освещением, подъездными и отходными путями.
– Да, конечно. Ты же профессионал. Сделаешь все, что сочтешь нужным.
– После случившегося в Дрезденском проулке мне лучше спрятаться – забрать вещи из Олимпийской деревни и скорее перебраться в пансион. Комнаты уже готовы?