– Скорее всего, она принадлежала принцессе. Ее нашли при раскопках дворца в Кноссе, – ответил полковник.
– У моей жены тоже густые черные волосы, – сказал капитан. – Такая вещь ее очень обрадует. Сколько она стоит?
– Позвольте мне подарить… – начал полковник. Но, взглянув на лицо сыщика, запнулся. – Во всяком случае, я продам ее вам со скидкой. Она будет стоить вам шестьсот франков.
Капитан достал чековую книжку. Полковник вынул заколку и уложил в специальную коробочку. Они пожали друг другу руки и разошлись.
Если вам приходилось бывать на Лазурном побережье, то вы наверняка обратили внимание, что в дни праздников там всегда сияет солнце. От слепящей голубизны неба и моря пошло название побережья. Даже если здесь иной раз и покапает дождик, он всегда прекращается к началу карнавального шествия. Но ни одна тучка не омрачала небо в день открытия самой современной гавани Ривьеры – только что построенного порта Вобан.
Почти все суда, для которых было сделано шестьсот причалов, уже стояли на своих местах. Здесь были маленькие лодки, гоночные, крейсерские, океанские яхты разных размеров. Все они были украшены разноцветными сигнальными флагами, и издали этот уголок моря: выглядел цветущим полем голландских тюльпанов.
В центре порта была установлена трибуна для почетных гостей. Напротив нее – несколько скамей для гостей рангом пониже. Дальше был отгорожен полукруг, разделенный на несколько секций: одна для рабочих, принимавших участие в строительстве (они очень живописно выглядели в своих защитных касках), другая – для жителей городка (сюда попали только те, кто пришел пораньше), еще одна для владельцев яхт и последняя – для семей рабочих. Позади трибун была свободная площадка. Там собралось множество людей, слушавших выступления через специально установленные динамики. Рядом с трибуной стоял огромный железобетонный флагшток, на верхушку которого во время церемонии будет поднят французский флаг.
Играли три оркестра: мальчиков-горнистов, девушек и группа барабанщиков. В перерывах паузы заполняли записанные на пленку выступления лучших оркестров Европы и Америки. С неба на ярких зонтах парашютов спускались десятки парашютистов.
Главным оратором и почетным гостем был министр, специально ради такого случая прилетевший из Парижа. Рядом с ним сидели префект Приморских Альп, мэр города и приглашенные мэры Ниццы и Канн. Дальше сидели члены городского совета, чиновники и другие важные особы. Среди них был и папа Санторо, переодевшийся в прекрасный ярко-синий костюм и новую мягкую шляпу.
На трибуне для почетных гостей сидел один из бывших руководителей Сопротивления полковник Рокбрюн. Среди множества наград, блестевших на его груди, выделялся орден Британской Империи. В самом верхнем ряду этой трибуны сидел капитан Скубайд. На этот раз он был в форме, и его грудь тоже украшал внушительный ряд доказательств храбрости и служебного рвения.
Впрочем, Скубайд присутствовал здесь не только как гость. Капитан, используя верхний ряд трибуны как наблюдательный пункт, следил за перемещениями шнырявших в толпе агентов в форме и в штатском. Его все еще беспокоила нерешенная загадка: семь человек и две тонны наркотиков исчезли в прозрачном воздухе или… Тут темные маленькие глазки капитана устремились на лес мачт в глубине порта – или они спрятаны в чем-то прочном.
Церемония открытия была назначена на два часа. Но главное событие – выступление министра, которому предстояло торжественно перерезать ленточку, – назначено на три. Всевидящие глаза Скубайда, разглядывающего людей на скамьях в отгороженном секторе, заметили хорошо знакомые лица. Очевидно, этим людям пришлось разделиться, чтобы занять лучшие места. В порт пришли четверо членов знаменитой когда-то банды «Зоопарк»: Антуан Птипьер, Жан Соло, Гастон Ривс и Альфонс Кузен.
«Вот сидят четыре простых человека – садовод, электрик, оптовый торговец чесноком и владелец бара, – подумал Скубайд. – А может быть?.. – Капитаном снова овладела его навязчивая идея. – Конечно, все они постарели. Но под руководством этого лысого героя с изуродованным лицом – полковника Рокбрюна, они все еще способны на многое».
Через полчаса, заполненные гулом голосов и громом оркестров, капитан Скубайд снова посмотрел на них. Тигр и Слон уже поменялись с кем-то местами и сидели рядом. То же самое сделали Леопард и Волк. Их разделяло семейство из четырех человек, очевидно не пожелавшее пересаживаться.
Ровно в три часа под гром исполняемой всеми оркестрами Марсельезы префект представил министра, и тот начал речь. Министр говорил красиво и логически безупречно. Он рассказал о развитии порта, о том, как Вобан – военный инженер времен Людовика XIV обнес его крепостными валами и стенами, сделав эту часть французского побережья неприступной. Потом он перешел к сегодняшнему дню.
– Я думал, – продолжал министр, – что почти никто из собравшихся не представляет, какой огромный объем работ был выполнен здесь, на ваших глазах, за последние полтора месяца.
Он взял в руки небольшой листок бумаги:
– Миллионы кубических футов ила были выкачаны из залива, чтобы превратить эту мелкую гавань в глубоководный порт. Полмиллиона тонн гранита сброшено в море, чтобы построить систему волнорезов, благодаря которой Антибы стали самой безопасной и защищенной стоянкой для яхт от Минтопа до Марселя. Пять тысяч свай забито в морское дно и около четырех тысяч огромных бетонных блоков уложено здесь, чтобы создать фундамент этого гигантского сооружения.
В заключение своей речи министр торжественно заявил: – Друзья мои и сограждане! Я уверен, что и через две тысячи лет наши потомки по-прежнему будут пользоваться этим портом, стоящим здесь как подтверждение успехов нашей цивилизации. Среди грохота аплодисментов и восторженных возгласов капитан Скубайд, сам не зная почему, оглянулся на скамью, где сидели члены банды «Зоопарк». Он увидел, как все четверо посмотрели вверх и подняли руку с пальцами, сжатыми в кулак. Проследив за направлением их взглядов, капитан увидел папу Санторо. Руководитель строительства в сдвинутой на затылок фетровой шляпе быстро спрятал в карман руку, которая помимо его воли ответила тем же жестом восторга. Скубайд быстро перевел взгляд на полковника Рокбрюиа. Но его лицо ничего не выражало, словно и оно было сделано из бетона. Тем не менее сыщик хорошо понимал галльскую гордость, которая заставила его установить эту маленькую мемориальную табличку в память Мадлен Рено.
Капитана снова охватили противоречивые чувства: ярость, ревность, унижение, восхищение и облегчение. Злость от того, что его так долго водили за нос, яростная ревность от того, что дело сделано кем-то другим, глубокое унижение по той же причине и безграничное восхищение тем, что сделано. Эти поднятые кулаки говорили, что пройдет еще две тысячи лет, пока какой-нибудь дотошный археолог откопает эти семь бетонных блоков, в каждом из которых находится по человеческому трупу, и удивится странному обычаю погребения в этом далеком двадцатом веке. А может быть, как на замороженных мамонтах, которых находят сейчас в вечной мерзлоте, на телах сохранятся костюмы, по которым можно будет судить, как одевались люди две тысячи лет назад. И это вызовет еще большее удивление. Ведь все они были одеты в причудливые костюмы гномов из сказки о Белоснежке.
– Я достану их всех, – пробормотал капитан, охваченный приступом ярости. – Я подниму каждый блок в этом порту и вскрою его. Преступление есть преступление, а закон есть закон. И полиция для того и существует, чтобы обеспечивать порядок и справедливость.
Загадки, мучившей Скубайда, больше не существовало. ОН ЗНАЛ! Они водили его за нос – полковник, папа Санторо и эти четверо, которые ухмыляются сейчас на нижней скамейке.
От одобрительного рева толпы у Скубайда зазвенело в ушах, и больно сдавило сердце. Он посмотрел на трибуну. В правой руке министр все еще держал маленькую записку со статистическими данными.
Так что? Нужно будет сорвать сотни километров электропроводки, выкопать из-под земли десятки километров труб, сорвать с фундаментов и взорвать все бетонные блоки и потратить на все это огромные деньги. И все это из-за капитана полиции, который предположил, что уважаемый антиквар с помощью четырех почтенных граждан Антиб и руководителя строительства Порта прикончил семерых торговцев наркотиками?
Скубайд сразу успокоился. И тут же на него напал приступ смеха. Отсмеявшись, капитан Скубайд впервые за много месяцев ощутил в своей душе мир и покой. Загадки исчезнувших наркотиков больше не существовало. А все полицейское управление, как и друзья Скубайда, знало, что единственное, чего капитан совершенно не выносит, это загадочных историй.
Двойной захват
Мягким августовским вечером, когда уже смеркалось, трое мужчин встретились за заранее заказанным столиком на террасе отеля «Карлтон». Они пришли почти одновременно и заказали себе разные напитки: один потребовал виски, другой – сухой мартини, третий – бурбон. Любителя бурбона звали Генри Ферчайлд. Он владел газетным бизнесом в пяти крупнейших американских городах. Другой американец, тот, кто заказал мартини, – был кинопродюсером по имени Арнольд Сэлмон. Третьим был француз, полковник Пьер Рокбрюн. Самым преуспевающим из этой тройки был Ферчайлд, красивый мужчина ростом шесть футов с роскошной седеющей шевелюрой и любопытными голубыми глазами. Он привык распоряжаться собственностью, людьми и идеями. Сэлмон был ростом пониже и уже начинал толстеть, хотя был значительно моложе Ферчайлда, и в его темных волосах не было заметно даже проблеска седины. Одевался он несколько безвкусно, и не вынимал изо рта большую сигару. Этот человек совмещал в себе живой интерес ко всему происходящему с вечной скукой старика, повидавшего все на свете. Ферчаилд давно заметил, что полковник поднимает руки из-под стола только когда хочет глотнуть из своего стакана. Заметил он и его пальцы, на которых не было ногтей. Это удивило его – американец ничего не знал о прошлом собеседника.
Но это не имело отношения к их встрече, которая была одновременно и деловой и приятельской. О деле они уже договорились. Ферчайлд купил у Рокбрюна коллекцию оловянной посуды XVI века. Он заранее предвкушал, как будет довольна жена, когда он подарит ей эту коллекцию, и на радостях пригласил полковника с женой пообедать вместе с ним в Каннах. Мадам Рокбрюн вежливо отказалась. Как и всякая хорошая жена, она чувствовала, что мужчины предпочитают поговорить наедине.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я пришел вместе с Арнольдом? – обратился Ферчайлд к полковнику. – Он хотел бы посоветоваться с вами по поводу драгоценностей, которые хочет купить для жены.
– Моя жена не увлекается антиквариатом вроде того, что купил Ферчайлд. Ее привлекают более существенные покупки, – вступил в разговор Сэлмон.
Ферчайлд и полковник переглянулись. Оба знали, что за деньги, которые стоил оловянный сервиз, Сэлмон смог бы купить своей жене не только безделушки.
– С удовольствием помогу вам, если это в моих силах.
– Ей очень нравятся изделия Флорента, – пояснил Сэлмон. – Но хотелось бы услышать ваше мнение.
– С удовольствием вам помогу, – повторил полковник и при этом невольно посмотрел влево, на сверкающие разноцветными огнями окна дома в дальнем углу улицы, где жил ювелир.
Это был час коктейля на террасе «Карлтона», входящий в его «обязательную программу». Все знаменитые, полузнаменитые, незнаменитые туристы и местные жители вместе с лучшими гетерами Лазурного берега садились за маленькие столики и, не обращая внимания на тесноту, пили коктейли и любовались великолепным зрелищем.
Тихий, усаженный цветами бульвар, протянувшийся вдоль моря от казино Палм Бич до старого порта, был похож на длинное жемчужное ожерелье. По проезжей части непрерывным потоком неслись в обоих направлениях роскошные машины, тротуары были переполнены туристами и искателями удовольствий. Это была настоящая улица миллионеров, а терраса «Карлтона» на эти пару часов, когда на ней собирались любители коктейлей, – сердцем этой улицы.
Как раз напротив отеля стоял на рейде новый итальянский лайнер. На всех его палубах и в иллюминаторах горели желтые огни, прожектора выхватывали из тьмы трубы, прикрытые плоскими серебристыми колпаками. От красоты этого огромного корабля у прохожих захватывало дух, их влекло в дальние страны. Лайнер выполнял рейс Генуя – Нью-Йорк. В Каннах он останавливается на несколько часов, чтобы забрать пассажиров. По пути ему предстояли такие же короткие остановки в Барселоне и Лиссабоне.
Картину дополнял силуэт «Каравеллы» с мигающими зелеными и красными бортовыми огнями. Самолет шел на посадку в аэропорту Ниццы. Окошки салона светились желтым огнем, как и иллюминаторы морского лайнера.
Терраса отеля сверкала всеми цветами радуги. Мужчины одеты в свободного покроя брюки и яркие спортивные рубашки. У многих на шее цветные повязки. Одежда женщин – самая лучшая и самая дорогая, какую только могут предложить парижские Дома мод. Девицы чаще сидят по две, стараясь объединенными усилиями привлечь к себе максимум внимания.
Как раз такая пара сидела рядом со столиком полковника и двух американцев. Одна из дам была блондинкой с возбужденно блестящими синими глазами. Вторая – рыжеволосая и кареглазая, выглядела весьма соблазнительно. Ее плотно облегало вечернее шифоновое платье.
Ферчайлд бросил только один изучающий взгляд на блондинку и больше не обращал на нее внимания. Зато она смотрела на него, приоткрыв от восхищения рот. Сэлмон внимательно рассматривал рыжеволосую. Вскоре их взгляды встретились, и они обменялись безмолвными сигналами, как два встретившихся в ночном море корабля, которые общаются при помощи сигнальных огней.
– Я считаю, – сказал полковник, – если мадам Сэлмон это придется по вкусу, вы не ошибетесь, взяв изделие Флорента. Все драгоценные камни высшего качества, и работа выполнена на славу.
Совет был высказан спокойно, вежливо и бесстрастно, но Сэлмон, прошедший путь от мальчика на побегушках до руководителя студии, не был дураком. Его чуткое ухо мигом уловило в предложении полковника какую-то недосказанность.
– Но?.. – сказал мистер Сэлмон.
– Но только, – Рокбрюн понял, что тот имеет в виду, – если вы действительно покупаете эту вещицу для жены, я вам советую не забыть включать ее в таможенную декларацию в порту прибытия.
– А что, кто-нибудь может донести? – спросил Сэлмон.
– Обязательно донесут, – ухмыльнулся Ферчайлд. – Один мой друг недавно влип в такую историю. Он купил драгоценность у одного из крупнейших парижских ювелиров. И таможенники не только узнали об этом, но даже были предупреждены, где ее искать. Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться на такую авантюру!
Но мистер Сэлмон еще не все выяснил. Его беспокоил намек, маленькое «если», мимоходом брошенное полковником. Он отложил сигару, внимательно посмотрел на Рокбрюна и спросил:
– А если это не для миссис Сэлмон? Полковник глотнул виски.
– Тогда вам нет смысла платить, сколько они потребуют. Вы можете сбить цену на двадцать процентов.
– Как? – воскликнул Сэлмон. – Вы хотите сказать, что можно скостить, то есть я хочу сказать, можно торговаться с такой фирмой, как у Флорента? Я думал…
– Чем крупнее магазин, – улыбнулся полковник, – тем больше в нем разброс цен и тем больше возможностей для переговоров. Мистер Ферчайлд уплатил мне за оловянный сервиз меньше, чем цена, которую я установил вначале. Да я и не рассчитывал получить эту сумму. Мы просто пришли к дружескому взаимопониманию.
– Но я не могу понять, – продолжал Сэлмон, – почему, если я покупаю не для миссис Сэлмон, то не должен платить установленную цену, а если для нее, то должен покупать не торгуясь?
– Вы в любом случае можете торговаться, – сказал Рокбрюн, – и я советую вам торговаться. Просто когда человек что-то покупает для жены, он не старается сделать покупку подешевле.
– Но вы сказали: «Если бы я покупал не для своей жены», – настаивал Сэлмон.
– Простите, мне не следовало бы говорить об этом, – извинился полковник. – Но раз уж я начал, позволю себе объяснить подробнее. Разумеется, чисто теоретически. К вам это не относится, ведь вы только что приехали. Вы знаете, что сюда приезжают развлечься богатые люди. Представьте, что кому-то из них повезло в казино или он благодарен даме, которая составила ему здесь приятную компанию, и он дарит ей какую-нибудь дорогую безделушку. Потом он уезжает к себе, скажем, в Бельгию или Бразилию. А через неделю эта драгоценность опять украшает витрину ювелира.