Вытянув перед собой руки и сцепив их в замок, она с печалью в голосе проговорила:
- Вчера вечером был ограблен один очень состоятельный человек, который уверяет, что это сделал кто-то из наших, детдомовских. Более того, он настаивает, - тут Виолетта поморщилась, - что грабитель залез в окно первого этажа. Как ты понимаешь, окно... комнаты, где ночевала ты.
Ноги стали ватными, и на мгновение появилось острое желание все ей рассказать. Нет. Не стоит, мне же боком это выйдет.
- Виолетта Эдуардовна, я никого не видела, - я с трудом выдержала ее сверлящий взгляд. - Никто не залазил, - и, не удержавшись, с усмешкой добавила, - ошибочка вышла у вашего человека.
Она же, отвернувшись, посмотрела в окно, повертела в руках карандаш и, глянув на меня, пренебрежительно махнула рукой:
- Свободна.
Анна Михайловна осталось в кабинете, а следовательно, следить доберусь я до кухни или нет некому. Отлично, дежурство сегодня отменяется.
Впрочем, далеко я уйти не успела. За углом меня дернули за руку и затащили в актовый зал. Пустой. Лишь на сцене сиротливо ютилось пианино.
- Привет, мамзель.
Злобно скалясь, передо мной стоял Костя.
- П-привет, - ой, что-то не нравится мне выражение его лица, глядя ему поверх плеча, тихо попросила. - Руку отпусти.
Кажется, все повторяется. Меня снова пихнули, а голова встретилась со стеной. Правда, на этот раз плавно съехать на пол мне не дали, наоборот, схватив меня за руки чуть повыше локтей, он приподнял меня над полом. Наши глаза оказались на одном уровне.
- Что стуканула на меня, мамзель?
- Н-нет, - для убедительности я помотала головой. - Виолетта спрашивала, но я сказала, что никого ночью не было.
Он, прищурившись, внимательно на меня посмотрел, словно в глазах пытался прочитать ответ. Привычно хмыкнул и приложил меня об стену. В голове противно зазвенело. Придурок.
- Гляди, мамзель, я ж тебя живьем закопаю, если соврала.
Развернувшись, он вышел из зала. Я же без сил упала в ближайшее кресло. Ой, весело у меня день начался. Аж до истерики весело.
Усмехнувшись собственным мыслям, встала, собираясь выйти, и не смогла... Взгляд застыл на пианино, ноги приросли к полу, а кончики пальцев привычно начало покалывать. До сцены десять шагов. До завтрака около часа. Меня никто не потеряет. И... и я больше года уже не играла.
До пианино мчусь со скоростью лани. Три скрипучие ступени, по которым я взлетаю. Стул, старый уже рассохшийся, удивлено скрипит. Да, такого энтузиазма он, наверное, давно не видел, как и пианино, за которым очень давно не играли. Дрожащими руками я откидываю крышку. Пальцы нерешительно касаются клавиш. Мы знакомимся, привыкаем друг к другу.
Первый звук. Тонкий и жалобный, он испуганно разносится по залу, теряется в пыльном занавесе.
Пианино, как больной и старый человек, печально жалуется мне, протяжно скрипит. Никто давно не настраивал его. Не замечал. И не играл. Сюда вообще редко кто ходит.
Пианино радуется мне, а руки привычно легко скользят по клавишам и музыка разлетается по залу...
...Когда-то давно, не в этой жизни, говорили, что у меня талант. Говорили не мне, а маме. Я помню, как учительница сказала маме, что я ленивый, несобранный ребенок, вечно порхающий в своих мыслях, но ребенок талантливый. При должном старании, через десять-пятнадцать лет этот ребенок будет блистать в Карнеги-холл.
Я не знала тогда, что такое Карнеги-холл и что значит должное старание, но мама после урока повела меня в летнее кафе есть мороженное и между делом спросила, нравится ли мне играть. Я с удивлением посмотрела на нее и утвердительно кивнула головой. Мне было сложно понять и в тот вечер и сейчас, как может не нравиться играть?!
...Клавиши легко утопают под пальцами, а руку словно летают над ними. И льется музыка. Сказочная волшебная музыка то грустная, то веселая. Она живая, эта музыка. Она дарит покой, вызывает и улыбку и слезы на лице.
В какой-то момент музыка обрывается. По залу разносится последний аккорд и обрывается. Я же неподвижно застываю. С удивлением осознаю, что по лицу текут слезы, а мышцы спины ужасно тянет. Да, это раньше я могла спокойно по два часа высиживать с идеальной осанкой, разучивая этюды. В далеком-далеком прошлом могла.
Слезы снова подступают к глазам, но теперь это слезы жалости к себе, к родным. И они не успевают покатиться по щекам: за спиной раздается знакомый прокуренный голос:
- Типа еще неплохо бацаешь на этой развалине?
Вздрогнув, я обернулась.
На одном из кресел сидит Костя, вальяжно развалившись и закинув ноги на перед ним стоящее кресло. Интересно он давно здесь?
- Чего тебе надо? - закрыв пианино, я медленно спускаюсь со сцены. - Мы уже обо всем поговорили.
Еще одну серию фильма "Скажешь - убью" я сегодня не выдержу. Он же лениво повел плечами и, сплюнув, проговорил:
- Тебя ищут. Мымра всех на уши подняла,что-то ее от тебя надо, а ты еще завтрак пропустила, - посмотрев на меня, он скривился. - Че так сильно напугал? Выйти боялась?
- Дурак, да? Самооценку уменьши, - я возмущенно фыркнула, - испугал он меня!
Идти к Виолетте не хотелось. Как-то наговорилась я с ней сегодня. Опять же за завтрак ругаться будут, еще и утреннее дежурство мной пропущенное припомнят, поэтому, подумав, я села на соседнее кресло и буркнула:
- Я играла.
Костя с интересом посмотрел на меня, но промолчал.
Снова сидели в полной тишине. Кажется, это становиться привычкой. Лишь когда в коридоре раздался стук каблуков, он меня пихнул.
- Иди, тебя ж ищут.
Больше встречу с любимым руководством не отсрочить. Тяжело вздохнув, я послушно встала, направилась к двери.
- И это... помни. Я предупредил.
Хмыкнув на его манер, закрыла за собой дверь и практически тут же оказалась в цепких руках Анна Михайловны.
- Исаева?! - голос ее раскатисто громыхнул на весь коридор, удивительно как окна не задребезжали. - Ты что тут делаешь?
- Ничего. Мне что одной побыть нельзя?!
- Ты почему на завтрак не пришла? Тебя мерзавку все ищут, а она тут... уединиться ей надо, - замолчав на мгновение, она подозрительно посмотрела на меня. - И с кем ты тут уединялась?!
Попала. Вот конкретно так попала.
Не слушая моих оправданий, меня потащили к Виолетте. Да что за день такой сегодня!
Разбор полетов длилась два часа, потом же - здравствуй, карцер мой родной! Серьезно, я так скоро забуду свою кровать в общей спальни. Меня же еще и еды на весь день лишили. Цитирую: "Если некоторые позволяют себе прогуливать завтрак, следовательно, они не сильно голодны. Значит, день без еды просидят прекрасно". Мымра. Зачем меня искали, кстати, так и осталось неизвестным.
Впрочем, на этом события сумасшедшего дня не закончились. Они вообще сегодня на меня сыпались, как подарки из мешка Дед Мороза. В общем, под вечер заявился Костя. Снова через окна. Вот ничему человека жизнь не учит.
Спрыгнув на пол, он поставил на подоконник мешок, сам же закрыл окно.
- Привет, мамзель, - он снова скалился, но сейчас более дружелюбно, что ли.
Я же, сложив руки на груди, настороженно за ним наблюдала. Как показывает практика, встречи с этим клептоманом для меня оборачиваются карцером, в котором я и так уже, можно сказать, поселилась.
- Если пришел узнать на счет Виолетты, то докладываю сразу, не настучала, - я сердито фыркнула, смотря, как он вытаскивает из пакета кастрюлю. - Была нема как рыба, даже слова вставить не дали. Отчитали и сослали. Всё, проваливай.
Он прекратил возиться со своим пакетом и подошел ко мне, пристально разглядывая. Перекатился с носков на пятку пару раз и хмуро спросил:
- Что злишься, мамзеля? - он мотнул головой в сторону окна. - Я тебе хавчика принес. Жрать же небось хочешь?
Я подозрительно покосилась на кастрюлю. Хорошо знакомую эмалированную кастрюлю с не менее знакомым рисунком. На кухне целый набор таких кастрюль. Стырил. Хавчик. Для меня. И как собственно на подобное реагировать?
- Что там? - несмотря на злость, есть хочется сильно.
- Борщ. Остыл только. И булочки утренние.
Как оказалось, была еще помятая котлета с хлебом.
Суп как-то очень быстро закончился, а булочка была оставлена на вечер. Дожевывая хлеб с котлетой, я покосилась на него. Костя, казалось, уходить никуда не спешил. Расположился на подоконнике и задумчиво вертел в руках нож, увлеченно качая ногой.
- А ты зачем пришел? - спросила осторожно, с грустью смотря на булочку. Нет, все-таки ее на потом оставлю.
В его же бескорыстное желание накормить меня почему-то не верилось.
- Чем завтра вечером планируешь заниматься?
- А что? - я подозрительно покосилась на него.
Учитывая как мы с ним познакомились, подобные вопросы доверия не вызывали, также как и его последовавший уклончивый ответ:
- Да так. До одного места прогуляться надо. Составишь компанию?
- На дело подстрекаешь? - прищурившись, занудно протянула я. - За подстрекательство ответственность уголовная предусмотрена, между прочим.
Да, в юриспруденции я была несильна. Но суд по первому каналу смотрела часто.
Костя уже привычно хмыкнул - вот что за дурацкая привычка? - но отпираться не стал.
- Всего лишь на стреме постоишь.
Всего лишь. Воображение нарисовало милицейский бобик с мигалками. И холодную, как удав, Виолетту, которая искренне сожалеет, что 'упустила деток'. Потом также легко удалось представить себя, почему-то, в тюремной черной робе, какие в кино показывают, и мне совсем поплохело.
Сглотнув, я елейным голосом протянула:
- Знаешь, я как-то пасс. Меня моя жизнь вполне устраивает, и менять ее на колонию для несовершеннолетних я не хочу, - подумав, решила добавить поистине мудрую мысль. - И воровать не хорошо.
Надеюсь, я его правильно поняла. И он собрался именно воровать.
Костя поморщился и, подойдя, присел около кровати. Еще за руки меня взял и в глаза искренне заглянул.
- Да ладно, мамзель, мы ж не у нищих брать будем. Да и возьмем немного. Ты подумай, - незаметно он переместился на кровать, - у них же все есть. Богатеи! И они не думают о том, как нам живется, а сами жируют. Ну возьмем пара косарей да цацок. И что? Они обеднеют? Нет. Зато мы купить себе сможем... Ты ж хочешь себе что-нибудь прикупить?
Я неуверенно кивнула. Купить действительно хотелось.
...Платье в горошек, как у мамы было. В большой красный горошек. С юбкой-солнце, чтобы кружиться, а она красиво развевалась бы...
И помаду, как у Ленки, ей тетя в прошлые выходные принесла. Целый день вся комната восторженно гудела, у зеркала крутились...
А еще хочется шоколада. Большую плитку молочного шоколада, которая достанется только мне. Я так давно не ела шоколад...
Костя же продолжал убеждать.
- Тебе ж всего в стороне постоять. Посмотреть, чтобы никто не пришел. В случае чего закричишь, а потом сразу тикай.
Действительно, ничего сложного закричать и сразу можно будет сбежать. Это несложно.
И Костя прав. У них есть все, у нас практически ничего. Они не обеднеют. Костя прав.
Подняв голову, я тихо проговорила:
- Я согласна.
Меня потрепали по голове и уверили, что я приняла правильное решение. Не знаю. Наверное...
А ночевать он снова остался со мной, заявив, что тут куда лучше, чем в его спальне. Я не возражала, вдвоем теплее.
Глава 3
'На дело' пошли в шесть вечера, сразу после ужина.
Территорию детдома покинули через дыру в заборе. И следующие полчаса быстрой ходьбы до жертвы ограбления, я посвятила размышлениям о парадоксе заборов и охраны. Вот так всегда, у ворот, непременно двухметровых и железных, наставят будок с угрюмыми дядечками, которые одним видом убивают желание узнать, что собственно тут охраняют и стерегут. В нескольких метрах от этих ворот забор еще крепкий с железными прутьями и острием, проволока железная протянута, а чем дальше от ворот, тем забор все хуже. И прутья выломаны, и проволоки нет.
Моим философствованиям никто не мешал. Костя, лишь у столовой буркнувший привет, сейчас хмуро молчал. Жорж, как мне представили третьего и последнего участника сего сомнительного мероприятий, тоже разговорчивостью не отличался. Он присоединился к нам в холле, на первом этаже. И я успела разглядеть рыжие патлы, торчащие во все стороны, которые быстро скрылись под шапкой. Вообще Жорж, на мой взгляд, был смешным, неуклюжим. Невысокий, слишком худой. При ходьбе он смешно подпрыгивал. И мне приходилось постоянно от него отворачиваться, чтобы не рассмеяться. Судя по подозрительному взгляду светло-серых глаз, обижался он быстро, а зная детдомовские порядки, отомстил бы тоже быстро.
Потенциальная жертва ограбления, как оказалось, проживала в охраняемом дачном поселке. Лезть пришлось снова через забор. Правда, здесь все охранялось не в пример лучше, потому на двухметровый забор меня подсаживал Костя, а вот спрыгивать пришлось самой. Никогда не думала, что в пуховике так неудобно двигаться!
Дачный поселок, на мой взгляд, представлял собой запутанный лабиринт с кучей улочек и проулков, многие из которых были тупиковыми. Без парней бы я давно здесь бы потерялась, а вот они ориентировались тут прекрасно, что наталкивало на определенные мысли. Боже, с кем я связалась!
К нужному дому мы подошли в полнейшей темноте, которую прорезал только один фонарь, и то мигающий. Меня передернуло, перспектива остаться здесь одной и ждать их неизвестно с сколько все меньше мне нравилась, но отступать было поздно.
- Мамзель, запоминай, три свиста - тревога. Ждать нас не надо. Свистишь и сразу убегаешь. Поняла? - Костя инструктировал быстро, озираясь по сторонам. - По идеи все должно быть нормально. Хозяева свалили отдыхать. На Гавайи какие-нибудь Новый год отмечать. Богатеи!
Сморщившись, он презрительно сплюнул.
- Ничего, мы им тоже подарочек оставим, - с непонятной мне интонацией произнес Жорж.
Переглянувшись, парни заржали. Я же вздрогнула, слишком дико звучал их издевательский смех в это тишине зимних сумерек.
- Не боись, мамзель!
Меня потрепали по шапке и ушли. Даже пропали, вот я еще видела темные тени их курток, а потом какое-то мгновение и пустота. Тишина. Лишь снег противно скрепит под сапогами, а падающий снег сыплется за шиворот, обжигая кожу холодом.
Не знаю, сколько времени я стояла под елью, в тени, вздрагивая от каждого шороха и до рези в глазах вглядываясь в темноту, но возращение парней я проворонила. И снежок, аккуратно сунутый мне под пуховик, стал неожиданностью. Взвизгнув, начала извиваться, пытаясь его вытряхнуть. Холодно! И противно от вмиг ставшей мокрой рубашки.
- Костя, ты дурак редкостный! - слепив снежок, я кинула в него.
Попала. В лицо. Выражение его перекошенной рожи предвещало мне смерть, близкую и мучительную. К моему счастью, вмешался Жорж, сообщивший нам в непечатной форме все, что о нас думает и куда нам следуют пойти со своими играми.
- Да ладно, Жорж, не ворчи! - Костя поднял руки в знак примирения, размахивая стеклянной бутылкой. - У нас все получилось, мамзель!
- Мы как банда?
- Да, мамзель, ты - Бонни, он - Клайд, а я - Мишка Япончик, - флегматично вдруг проговорил Жорж, с прищуром смотря на меня.
- До Япончика, Жорж, тебе еще расти и расти, - покровительственно похлопал его по плечу Костя, сразу уклоняясь от последовавшего удара.
Я же смотря на их шуточную потасовку, весело рассмеялась. Мы уже успели выбраться из поселка и сейчас шли по пустому шоссе, возвращаясь в детдом. Быть замеченными мы не боялись, никто в столь поздний час сюда не ездит.
Костя же на мой смех обернулся и, вытащив что-то из кармана, протянул мне.
- На, мамзель, это подарок типа тебе на Новый год.
В его пальцах было кольцо, кажется, золотое с большим синим камнем. Я осторожно взяла подарок и недоверчиво посмотрела на него.