Практически точно так же осуществлялась и проверка сведений, предоставленных ФБР Майклом Шранцем. Факт его работы охранником в фирме, которую посещал Михайлов, не вызывал сомнений, все остальное, выдуманное Шранцем и преподнесенное весьма топорно, тем не менее не вызвало никаких сомнений.
И все же американцы, понимая, что Михайлов на территории их страны не совершил никакого преступления, не собирались требовать его выдачи. Их вполне устраивали деятельность швейцарского следователя и та ответственность, которую Зекшен в итоге должен был нести перед юстицией своей страны за показания свидетелей. Зекшена же, как уже не раз было сказано, совершенно не смущали ни логические неувязки в показаниях Шранца, Абрамовича и Левинсона, ни полное отсутствие доказательств в виде каких-либо документов. Ни один из экспертов, знакомясь с делом Михайлова, даже и предположить не мог, что с такой базой доказательств, вернее, с полным их отсутствием Зекшен и Кроше решатся составить обвинительное заключение и передать дело в суд.
* * *
Эта фотография обошла страницы газет чуть ли не всех стран мира: улыбающийся Сергей Михайлов рядом с Президентом Коста– Рики Хосе Мариа Фигуэросом. Однажды в Америке мне пришлось наблюдать такую сценку. Мэр Нью-Йорка приехал на Брайтон-бич и прогуливался по знаменитой дощатой набережной. Русские эмигранты тут же оставили свои шахматы, отложили костяшки домино и даже на всякий случай припрятали карты, в которые дуются здесь с утра до поздней ночи. Один из смельчаков подошел к мэру и на своем ужасном языке попросил разрешения сфотографироваться с ним. Неожиданно для всех мэр легко и с видимым удовольствием согласился, положил руку на плечо эмигранта и с улыбкой глянул в объектив. После этого началось настоящее паломничество – чуть ли не каждый, кто в этот час оказался на Брайтоне, пожелал запечатлеть себя рядом с мэром. Он никому не отказывал, терпеливо позировал перед фотоаппаратами, а тем, у кого при себе оказался
«полароид», даже оставлял автограф на моментальном снимке. Интересно, думали ли русские эмигранты, фотографируясь с мэром Нью-Йорка, что этот снимок может быть когда-нибудь использован в качестве компромата? Во всяком случае, Сергею Михайлову, когда он стоял перед объективом рядом с Президентом Коста-Рики, такая идиотская мысль даже в голову не приходила. А даже если бы и пришла, вряд ли он отказался бы от предложения Хосе Мариа Фигуэроса запечатлеться рядом с русским бизнесменом.
Предложение стать почетным консулом поступило Михайлову от правительства Коста-Рики в 1993 году. До этого момента об институте почетных консулов ему мало что было известно. Пришлось полистать справочники, специальную литературу. После этого Сергей Михайлов отправился в Министерство иностранных дел, где во время встречи с заместителем министра подробно рассказал о сложившейся ситуации. Поведал и о том, что костариканцы, сделав ему такое предложение, прежде всего рассчитывают на укрепление и расширение экономических связей с Россией. Ничего необычного высокопоставленный мидовский чиновник в этой ситуации не усмотрел и, как говорится, дал «добро» на оформление Михайловым соответствующих документов. Нужно было собрать кучу самых разнообразных справок, в том числе и о состоянии здоровья, заполнить множество анкет. Через несколько месяцев после того, как Михайлов отослал все документы, он получил паспорт Коста– Рики, в котором было указано, что податель сего документа является почетным консулом данного государства в России. А буквально через несколько дней из Сан-Хосе на имя Михайлова пришло приглашение прибыть в столицу в качестве почетного гостя и принять участие в инаугурации президента.
На инаугурацию Хосе Мариа Фигуэроса в Сан-Хосе собралось множество народу, прибыли главы государств, дипломаты, известные политики, звезды мирового кино. Вряд ли за те несколько дней, что проходили торжества, президент Коста-Рики мог выкроить хоть несколько часов для сна. Но каждому из почетных гостей он уделил внимание. Дважды встречался с президентом и Сергей Михайлов. Первая встреча была короткой, сугубо протокольной – новому президенту представили нового почетного консула в России. Наслышанный о Михайлове, Хосе Мариа Фигуэрос изъявил желание побеседовать с ним подробнее, и через несколько дней состоялась еще одна встреча. На сей раз разговор шел исключительно о перспективах экономических отношений двух стран, возможных в ближайшем будущем взаимовыгодных контрактах. Судя по реакции, президента вполне удовлетворили те коммерческие планы, которые представил ему российский бизнесмен, и он попросил Михайлова незамедлительно заняться осуществлением этих проектов. Фигуэрос, правда, посетовал, что из российского МИДа до сих пор не поступило сообщения о том, что господин Михайлов может приступить к исполнению своих обязанностей почетного консула, но президент отнес это на счет неповоротливости бюрократической машины и обещал направить в МИД соответствующий запрос. На прощание он сказал Михайлову, что хотел бы посетить Россию и намерен осуществить этот визит в ближайшие месяцы.
Вернувшись в Москву, Михайлов первым делом стал подыскивать помещение для нового представительства. Установив дипломатические отношения с Россией, Коста-Рика открыла в Москве консульство, однако ютилось оно в какой-то запущенной квартирке. К приезду президента Сергей Михайлов решил подготовиться должным образом. Однако МИД России по-прежнему безмолвствовал. Так по крайней мере считали в Коста-Рике. Однако сам Сергей Михайлов получил иную информацию. Высокопоставленный чиновник МИДа, пригласив его к себе, с раздражением заявил, что внешнеполитическое ведомство Коста-Рики буквально атакует россиян запросами по поводу Михайлова, но утверждение господина Михайлова почетным консулом в ближайшее время вряд ли возможно. Ему дали понять, чтобы он сам, добровольно отказался от этой должности, дабы не способствовать международному конфликту между странами. Сергей Анатольевич счел за благо не усугублять конфликт и направил в костариканский МИД соответствующее письмо, в котором с извинениями сообщал о невозможности исполнять обязанности почетного консула в России.
После ареста Михайлова в Женеве история с коста-риканским паспортом была интерпретирована в прессе самым вольным образом. Большинство репортеров сошлись во мнении, что Михайлов попросту купил себе паспорт почетного консула, дабы на всякий случай обзавестись дипломатической неприкосновенностью. Если бы авторы этих измышлений сочли за труд заглянуть в соответствующие справочники, они бы легко убедились, что дипломатический иммунитет на институт почетного консулата не распространяется. Большинство газет оповестило своих читателей, что, получив паспорт Коста-Рики, Михайлов принял гражданство этой страны, что также являлось чистейшей воды вымыслом. О коста-риканском гражданстве Сергей Михайлов даже и не помышлял, более того, в его дипломатическом паспорте черным по белому было записа-но, что он является гражданином России. Но суть всех публикаций сводилась к выводам, ради которых, собственно, эти публикации и появились на страницах многочисленных газет.
А выводы сводились к тому, что дипломатический статус именно Коста-Рики понадобился Михайлову для того, чтобы через эту страну наладить еще более прочные связи с… колумбийской наркомафией. Вот уж действительно: в российском огороде бузина, а в Коста-Рике – дядька. Только воспаленный мозг мог родить мысль о том, что президент Хосе Мариа Фигуэрос способствует укреплению чьих бы то ни было связей с наркомафией. Но в подавляющем большинстве публикаций история с коста-риканским паспортом и должностью почетного консула была запутана таким образом, что выявить истинную суть было просто невозможно. Но я далек от мысли обвинять своих коллег в том, что они запутались в фактах или не сумели в них должным образом разобраться. Скорее всего, репортеры действовали по принципу, что все непонятное внушает подозрение.
Нет никаких сомнений, что и в данном случае спецслужбами была хорошо организована утечка информации. Следственное досье Сергея Михайлова было, как известно, засекречено. Засекречено так строго и надежно, что ни сам Михайлов, ни его адвокаты долгое время не имели доступа к материалам дела. Каким же, спрашивается, волшебным образом попадает в прессу изъятая в швейцарском доме Михайлова его фотография с Президентом Коста-Рики? Кто этот изощренный в интригах «мыслитель», который подкинул в прессу версию о причастности Михайлова к колумбийской наркомафии? Уж не Роберт ли Левинсон совместно с Жоржем Зекшеном занимались стряпней этой газетной «утки»?
Но, кто бы они ни были, конструкция, хотя и топорной работы, получилась лихая. Любопытно, как замкнулись в итоге звенья цепи. В свое время, еще на процессе Япончика в Америке, Левинсон пытался доказать связь Иванькова с колумбийскими наркобаронами. Работая некоторое время в отделе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков ФБР, Левинсон утверждал, что одну из сходок колумбийские наркобароны провели в Майами. Тогда конструкция Левинсона рухнула, не успев подняться: выяснилось, что Иваньков впервые приехал в США намного позже того времени, когда, по утверждению агента ФБР, в Майами собирались колумбийские наркобароны.
Во время одного из самых первых допросов после ареста в Женеве Михайлов подробно рассказывал следователю о своих зарубежных коммерческих поездках. У него не было никаких оснований скрывать, что во время пребывания в США он несколько дней провел и в Майами. Понятно, что напрямую обвинить Михайлова в том, что в Майами он отправился для встречи с наркодельцами, даже такой изощренный подтасовщик фактов, как Зекшен, не мог. С таким же основанием следовало бы обвинять в причастности к наркомафии каждого туриста, который провел несколько дней на этом всемирно известном курорте. И вот тогда-то в прессу и попадает неведомыми путями фотография, на которой Сергей Анатольевич Михайлов снят рядом с Президентом Коста-Рики Хосе Мариа Фигуэросом, и на свет извлекается в совершенно извращенном виде история с несостоявшейся должностью почетного консула. Логическая цепь: почетный консул – Президент Коста-Рики – колумбий-ская наркомафия – становится достоянием журналистов, полученная, вероятно, из тех же самых источников, из каких попала к ним пресловутая фотография. Ну а дальше дело пошло по накатанной колее. Газетные публикации по этому поводу анализируются в Интерполе и заносятся в «досье» Михайлова как данные о его причастности к распространению наркотиков, а затем уже сам Зекшен, ссылаясь на Интерпол, допрашивает Михайлова по этому эпизоду. Ну прямо-таки «у попа была собака…».
Не хотелось бы опережать события в этом повествовании, но трудно удержаться. В первый же день судебного процесса над Сергеем Михайловым его адвокаты сделали официальное заявление, что против их подзащитного было создано мощное общественное мнение отрицательного характера. И произошло это из-за утечки информации, которую допустило следствие. Смею утверждать, что формирование отрицательного имиджа в прессе было лишь побочной целью следствия. Не лишней, конечно, но и далеко не главной. Используя вслепую прессу, следствие преследовало куда более практические цели. Специальный отдел Интерпола занят только тем, что отслеживает публикации криминального характера. И если какиелибо данные повторяются в печати несколько раз, то они вносятся в соответствующие файлы Интерпола и рассылаются полициям разных стран мира в виде служебных сообщений. Придумывая все новые и новые обвинения в адрес Михайлова, Зекшен, вероятнее всего, и действовал этим проверенным методом. Журналисты набрасывались на просочившуюся «из достоверных источников, близких к следствию», информацию, а следователю потом оставалось лишь набраться терпения, пока запущенная им же «утка» прилетит к нему из Интерпола и ее, то бишь «утку», уже со ссылкой на Интерпол можно будет предъявить Михайлову в качестве обвинения.
Разумеется, магистр юриспруденции Жорж Зекшен не был столь наивен, чтобы полагать, что суд примет в качестве доказательств подобные обвинения. Но ведь он, формируя образ мирового злодея, все эти годы любовно и трепетно создавал и еще один, на самом деле куда более важный для него имидж – борца со всемирным злом. И имя этого борца должно было стать известно всем на свете – Жорж Зекшен.
* * *
Мы обманываемся видимостью правильного.
Гораций
Александр Грант – ведущий криминальной рубрики в американской газете «Новое русское слово». В качестве эксперта по проблемам русской преступности Александр Грант часто выступает на страницах американской англоязычной печати, по телевидению, с лекциями на различных международных семинарах по правовым вопросам. Он автор нескольких книг, в том числе и книги «Процесс Япончика», которая получила широкое распространение в США, России, Германии, Израиле и других странах.
На протяжении двух лет Александр Грант регулярно освещал на страницах американской печати и по телевидению США ход дела Сергея Михайлова, его перу принадлежит также серия репортажей о судебном процессе, которые были объединены рубрикой «Кантон Женева против Сергея Михайлова». Надеюсь, мнение Александра Гранта о событиях, описанных в данном издании, будет небезынтересным для читателя.
«Америка вообще привыкла жить под угрозой так называемой красной опасности. Лозунг “Красные идут!” впитывался многими американцами чуть ли не с молоком матери. Это началось с отработки учений атомной тревоги в конце 1940-х – начале 1950-х годов, и, в общем, пока они жили, они боялись. Причем эта боязнь носила намного более искусственный характер, чем в Европе, потому что Европа боялась коммунистов по-настоящему: советские танки были за границей, но в пределах одних суток пробега, что было доказано. А в Америке красная опасность стала эдаким голливудско-книжнофилософским мифом. И когда Советский Союз распался, русская преступность гармонично и достаточно плотно заняла место “красной опасности”. Нужен был новый страх, ибо все мощности – и экономические, и психологические, и интеллектуальные – для этого были готовы. Русскую преступность на три четверти придумали, и на одну четверть она существовала на самом деле, хотя тоже далека была от опять-таки выдуманных и приписываемых ей характеристик. Сегодня я, занимаясь этой проблемой уже более десяти лет, могу сказать, что русская организованная преступность в Америке действительно была, но она занимала настолько микроскопическое место по сравнению с той преступностью, что творится в США, что на это смотрели не очень серьезно. Когда же в распавшемся СССР было продемонстрировано полное отсутствие надежных структур власти, американцы начали нервничать. Они увидели, что на огромной территории, которая некогда называлась Советский Союз, происходят процессы, не управляемые привычными категориями. То есть нет политиков, с которыми можно разговаривать, нет банкиров, с которыми можно договариваться, нет бизнесменов, за которыми стоит государство, а есть какие-то непонятные люди. И вот тогда Америка, другого слова не подберу, начала психовать. Она испугалась не преступников в привычном понимании слова “криминал”, а людей с деньгами, которые не хотят или не могут объяснить происхождение этих денег.
Ну вот типичная картина. Приезжает в США честнейший человек, хочет открыть бизнес, вложить несколько миллионов долларов. У него спрашивают, откуда вы взяли эти деньги, а он вместо вразумительного, на взгляд американцев, ответа начинает либо смотреть себе под ноги, либо говорить вещи, которые невозможно проверить. В результате отказываются иметь с ним дело. Замечу, что в Америке, как и в других западных странах, вообще не принято интересоваться происхождением частного капитала. Никому бы и в голову не пришло приехавшего в США английского или, допустим, швейцарского бизнесмена спрашивать, где он взял деньги. Страх перед русскими позволил нарушить это правило. Разумеется, никто из русских предпринимателей не обязан был отвечать на столь бестактный вопрос, но в итоге это привело к тому, что с русскими бизнесменами по большей части предпочитали априорно, как я уже сказал, дела не иметь. Вот что страшно. И произошло это потому, что страх перед русской организованной преступностью, нагнетаемый прежде всего журналистами, стал распространяться на честных бизнесменов тоже.
Спроси сегодня любого американца, и он с удовольствием перескажет своими словами миф о том, что три четверти российской экономики управляется организованной преступностью, сорок девять процентов российских банков контролируется мафией и так далее. Американский бизнесмен, наслушавшись этих ежедневно муссирующихся ужасов, боится брать себе в партнеры русского, ибо он боится примерно следующей ситуации. Они будут честно работать, честно зарабатывать, а потом выяснится, что русский партнер часть своей прибыли передал кому-то из “мафии”, и таким образом американец как бы содействует развитию русской организованной преступности. Поэтому русским банкам отказывают в представительстве, и сегодня в США не аккредитован ни один русский банк. Разрешают проводить какие-то отдельные незначительные операции, но на официальном уровне – табу.