— Понятно.
Похоже, способность Люсии к мгновенным вычислениям произвела на Санже такое впечатление, что он не обратил внимания на ее умение просчитывать ситуацию в целом.
— В общем, — продолжала она, — мне было хорошо с Ахмедом. Он умел красиво ухаживать, был веселым и щедрым. Ни у кого из нас не было иллюзий. Мы оба знали: рано или поздно он вернется на родину, чтобы занять высокий пост в правительстве, возможно, даже самый высокий. И жена — французская католичка — совершенно не вписывалась в такую картину. Даже если бы я сменила религию. Вы же знаете, у курдов с этим очень строго.
— Наверное.
Люсия отбросила волосы со лба и встретилась со мной глазами.
— Думаю, вы многое про меня знаете.
Она сказала это просто, без всякой рисовки.
— Я знаю только то, что прочел. Ну, и еще то, что мне рассказал Санже.
— И то, что вы видели своими глазами.
— Да, я кое-что узнал, это правда.
— Наверное, вы уже догадались, что к деньгам я отношусь серьезно.
— Что совершенно естественно, особенно для француженки.
— Я имею в виду не мелочную экономию. Просто я боюсь остаться без денег. Когда я была маленькая, мой отец разорился сразу после войны. Хотя я была ребенком, я хорошо помню, как они с мамой испугались.
— Но ваш отец создал другую компанию.
— Это совсем не одно и то же. Мои родители оба происходили из рабочих семей. Они высоко поднялись — и всегда страшились скатиться вниз. Когда мне пришлось переехать к тете в Ментону, я поняла почему. Она заставила меня учиться работать руками. Сначала работать за гроши, а потом выйти замуж за бакалейщика — вот так, по ее мнению, я должна была прожить свою жизнь. — Люсия замолчала. — Думаете, снобизм?
— Думаю, большинство бакалейщиков живет очень неплохо. Но я понимаю, о чем вы говорите. Наверное, вам было тяжело, когда ваш магазин в Антибе прогорел.
Она кивнула.
— Нет смысла заниматься малым бизнесом, если у тебя нет денег на развитие. Мы с Ахмедом часто об этом говорили. Армейский офицер, он хорошо разбирался в финансовых вопросах. Все его братья заняты бизнесом. — Лицо ее приняло отсутствующее выражение. — Один из них представляет в Ираке большую американскую автомобильную компанию. У него огромные обороты. Он продает легковушки, грузовики, бульдозеры и получает процент с каждой проданной машины.
Люсия выглядела такой одухотворенной, как будто описывала невероятно прекрасное произведение искусства. Потом она перехватила мой взгляд и повела плечами.
— Конечно, это все, в свою очередь, требует больших затрат.
Я улыбнулся, и она настороженно посмотрела на меня. Наверное, не могла понять, не над ней ли я смеюсь.
— По-моему, вы боитесь не бедности; вы боитесь, что не будете богатой.
Она нетерпеливо взмахнула рукой:
— Это одно и то же. Ахмед понимал, чего я хочу. Он сказал, что когда вернется на родину, оставит мне некоторый капитал. По собственной инициативе. Мы вместе планировали, что сделать на эти деньги.
— И много денег?
В ее глазах вновь появилось отсутствующее выражение.
— Примерно полмиллиона франков или около того. Может быть, больше.
Она говорила почти безразличным тоном.
В эту минуту у меня появились дополнительные стимулы.
— И деньги должны были взяться из этого чемодана?
— Да.
— Каким образом?
— Я пытаюсь вам объяснить, но вы все время перебиваете.
— Извините.
Люсия подлила себе еще немного портвейна и сосредоточилась.
— Ахмед никогда не нуждался в деньгах. Между ним и теми, кто остался в Багдаде, существовало соглашение. Кто-то из них по-прежнему был ему другом, кто-то — врагом, но они все хорошо его знали. Даже враги относились к нему с большим уважением. Кроме того, Ахмед был главой разведки. Уезжая на конференцию в Женеве, он знал, что в стране могут наступить перемены, поэтому взял с собой кое-какие досье.
— Эти досье могут сильно повредить его врагам, как я понимаю.
— И друзьям. Это была простая предосторожность. В Ираке друзья легко становятся врагами, а враги — друзьями. Так он мне объяснил. Поэтому его друзья и их компании были под надежной защитой и могли присылать ему деньги. Все можно было устроить.
— И где теперь эти досье?
— У меня. Однако досье не главное. Важно то, что произошло между Ахмедом и Курдским комитетом. Понимаете, Ахмед был патриотом.
— Да, вы говорили.
— Но не дураком.
— Не сомневаюсь.
— Долгое время, пока Ахмед жил в Цюрихе, он работал в Комитете. Он обладал опытом и репутацией, был чиновником высокого ранга и пользовался авторитетом в армейских кругах. В общем, важная птица, вы понимаете.
— Да.
— Поначалу Комитет не очень ему доверял. По его словам, там было несколько человек, которые считали, что его бегство в Швейцарию лишь трюк для отвода глаз, что таким образом багдадское правительство хочет внедрить шпиона в их ряды. Но время шло, и он приобретал влияние, ему стали доверять и посвящать в свои тайны. А потом, примерно год назад, случилось нечто такое, что заставило Ахмеда усомниться в них.
— И что же именно?
— Вы что-нибудь знаете о курдском национальном движении?
— Севрский договор и тому подобное?
— Да, все эти разочарования. Ахмед сказал, что их было слишком много и Комитет устал. Когда люди, бежавшие от несправедливости и притеснений, долго живут вдали от родины, в них происходят перемены. Кто-то теряет веру — на них можно не обращать внимания, — а кто-то, наоборот, изо всех сил стремится к власти и готов ради этого предать свои идеалы. «Давайте будем реалистами, — говорят они. — Сначала надо захватить власть, а потом мы можем скорректировать нашу политику». Такие люди, говорил Ахмед, либо развращены, либо обманывают сами себя. В любом случае они опасны, и их надо остановить.
— Так, значит, он решил их остановить?
— Да. После падения Мехабадской республики в сорок шестом году Комитет последовательно отказывался от поддержки со стороны России. Россия предала их один раз, говорили они, предаст и в другой. Они также понимали, что страны Запада никогда не пойдут на признание курдского государства, если оно будет союзником русских. По крайней мере большинство это понимало. Когда Ахмед стал в Комитете своим человеком, он заметил, что несколько его членов, которые на словах соглашались с такой политикой, между собой смеялись над этими принципами. Сначала он счел это нормальным проявлением обиды и разочарования. Потом у него возникли смутные подозрения, и он притворился, будто разделяет их взгляды. Наконец к нему подошел один из этих людей и предложил собраться втайне от руководителей Комитета. Встреча прошла у нас на вилле. К концу вечера Ахмед уже знал, что Комитет предан и его используют лишь как прикрытие для сговора с русскими.
— Что за сговор?
— Одновременные вооруженные восстания в курдских районах Турции, Сирии и Ирака. Группы повстанцев пройдут военную подготовку и получат современное оружие. Специальные террористические подразделения будут обеспечивать секретность и дисциплину. Там было еще много всего. Операция получила кодовое название «Даг» — по-турецки «горец». Курдов еще называют «горными турками». Ахмед говорил, что «Даг» — хорошо продуманный долгосрочный план и что при его разработке учтены как сильные, так и слабые стороны курдов. По словам Ахмеда, у этого плана хорошие шансы на победу.
— И что же он сделал?
— Естественно, примкнул к заговорщикам.
— Естественно? Мне казалось, он их не одобрял.
— Конечно. Но как еще он мог послужить общему делу? В следующие два месяца он посещал секретные встречи «Дага», слушал, что там говорили, и выяснял все, что мог: имена, явки, схемы подчинения, источники финансирования, связь…
— Это и были те собрания на вилле, о которых вы упоминали раньше?
— Да, но были и другие в Лозанне и Базеле. Еще до того, как Ахмеда предупредили, что он попал под подозрение. Тогда он перестал ходить на собрания. Это было бы слишком опасно.
— Но заговорщики могли догадаться, что он предупрежден.
— Не сразу. Он сказал им, что его вызывали на допрос в швейцарскую полицию и что за ним может быть установлено наблюдение. В таком случае ему было бы разумно держаться подальше от них, а им — от него. Рано или поздно они бы обо всем догадались и попытались его убить. Однако Ахмед считал, что у них ничего не выйдет.
— Вы действительно не знаете, кто его предупредил?
— Нет. Предупреждение пришло из Багдада. Кто-то там проболтался. Они совсем утратили бдительность.
Я уже запутался.
— Они?
— Его старые друзья в багдадском правительстве. Естественно, к тому времени он уже успел с ними связаться и сообщил кое-какие сведения насчет «Дага» и о своих намерениях.
Люсия улыбнулась со знанием дела.
Мне показалось, я начал понимать.
— Вы хотите сказать, он решил воспользоваться «Дагом», чтобы купить себе триумфальное возвращение?
— Купить возвращение? — Похоже, предложение ее оскорбило. — Разумеется, нет. Он собирался продать.
— Но ведь наверняка…
— Какой смысл передавать информацию Багдаду за просто так? — воскликнула Люсия. — Получив такие сведения бесплатно, там заподозрят неладное. Они знали, что в Швейцарии Ахмеду живется совсем неплохо и он не торопится возвращаться. Они тут же спросят себя: «В чем дело? Почему этот курд оказывает нам услуги? В какую игру он пытается играть?» Но если им придется выложить кругленькую сумму, они будут смотреть на это по-другому. Его мотивы будут понятны.
— И они согласились заплатить?
— Да. Обо всем уже было договорено. Из Багдада должен был приехать человек, чтобы ознакомиться с образцами разведданных, подготовленными Ахмедом, и обсудить цену. Ахмед поставил только одно условие: он хотел, чтобы этот человек был одним из тех, кому он доверяет. Они собирались послать его бывшего сослуживца бригадного генерала Фариси. Он должен был приехать на следующий день после того, как Ахмеда убили. Мне предстояло выступить посредником.
Я подлил себе еще бренди и спросил:
— Так генерал Фариси и есть тот покупатель, которого вы ждете?
Она кивнула:
— Один из. Когда он прочтет обо мне в вашем журнале, то поймет, что я хочу выйти с ним на контакт.
— А на кого работает Скурлети?
— Думаю, на итальянский консорциум. Я почти уверена.
Люсия прикурила сигарету.
— Багдад предупрежден об операции «Даг». Ахмед согласился продать им все отчеты и остальные документы, которые у него были. Он вел себя как ответственный человек и патриот.
Она замолчала, чтобы это запомнилось.
— С другой стороны… — подсказал я.
— С другой стороны, багдадские власти — не единственные, кому интересны эти документы.
— Продать два раза.
— Ничего страшного. Ахмед узнал, что новая итальянская нефтяная компания очень заинтересована в возможности изменить политический режим в Мосуле и Киркуке. Это может привести к пересмотру половины существующих концессий на добычу нефти и выдаче новых с семьюдесятью пятью процентами заемного капитала. Одна итальянская компания уже заключила подобные сделки в Иране. Теперь и другие нефтяные страны хотят того же. Американским и британским нефтяным компаниям нужна стабильность в Ираке, но если там начнутся перемены, итальянский консорциум может стать первым. Поэтому они тоже хотят знать про «Даг»: каковы шансы и кто те новые лидеры, с которыми им придется вести дело.
— Судя по тому, что Скурлети уже здесь, полковник Арбиль известил консорциум о возможной сделке.
— Да, они в курсе.
— Так, значит, на рынке два покупателя. А кто те люди, которые убили вашего друга? Если они умеют читать, я полагаю, они тоже примчатся сюда.
Люсия насупилась:
— Конечно. «Даг» явно скомпрометирован, но они еще могут попытаться спасти себя и свою организацию. Для этого им надо уничтожить документы. Поэтому мне надо действовать с оглядкой. Сначала я думала выйти на контакт с генералом Фариси через иракское посольство в Париже, однако я знаю, Ахмед счел бы такой план слишком рискованным. Багдад много раз его обманывал, может обмануть снова. Вы понимаете? Мне страшновато, но надо стараться действовать осмотрительно.
— Да, я понял.
И я действительно понял. Она, конечно, боится, однако головы не теряет. Теперь она ищет способ вывести свой капитал из вложений в полковника Арбиля. Прежде я был ею очарован. В тот момент я еще не полюбил ее, но уже начал испытывать к ней уважение.
— Нам обоим надо быть осторожными, — добавила она. — Если, конечно, вы согласитесь мне помочь.
— Ладно. Хотя должен вас предупредить, что я невротик и трус.
Она засмеялась:
— Вы послали своего босса ко всем чертям.
— Я очень храбр на бумаге.
— А вы забавный. — Она посмотрела на меня оценивающе. — Кажется, вы мне нравитесь.
— Вы еще измените свое мнение. Мы не обсудили мой гонорар.
— Ах, это… — Люсия на минуту задумалась, потом, похоже, приняла отчаянное решение. — Вы же сами видите, от вас требуется только поговорить с покупателями по телефону. Думаю, пять процентов будет справедливой платой.
— Вряд ли.
— Двадцать пять тысяч новых франков! — сказала она обиженно. — Целое состояние!
— За несколько телефонных разговоров — возможно. Но не за то, что придется делать мне. Надо будет предоставить образцы документов, значит, потребуются две встречи. Затем — передать оставшиеся бумаги и получить взамен наличные. Еще две встречи. Всего четыре. У Комитета будет четыре возможности меня убить.
Она отмахнулась:
— Не преувеличивайте. Я же говорила, что надо соблюдать осторожность. Если вы будете осторожны, как им станет известно о встречах?
— На их месте я бы знал, что делать.
— Что?
— Ждать, пока приедут покупатели, и затем проследить, с кем они выйдут на контакт.
— А как они узнают покупателей?
— Ну, Скурлети, может, они и не узнают, но про бригадного генерала Фариси им наверняка известно. Думаю, договариваясь о встречах, надо быть не только осторожными, но также умными и хитрыми. И даже в этом случае опасность для обеих сторон очень велика. Я не виню вас, что вы отвели мне роль посредника, — заключил я дружеским тоном, — но, боюсь, вам придется оплатить мои услуги как полагается.
Люсия отхлебнула портвейна.
— И сколько, по-вашему, вам полагается?
— Тридцать тысяч долларов.
Она потрясенно уставилась на меня:
— Тридцать тысяч… сто пятьдесят тысяч франков!
— Да, что-то около того. Если вам нужна моя помощь, она будет стоить ровно столько.
Люсия быстро поднялась на ноги.
— Вы просто сумасшедший.
— Я был бы сумасшедшим, если согласился бы на меньшее. Возможно, я все равно сумасшедший, но за такую сумму я готов рисковать. Все или ничего.
— Я заплачу вам пятьдесят тысяч франков.
— Звоните в «Пари матч».
— Семьдесят пять тысяч.
— Сто пятьдесят тысяч, или я отказываюсь.
— Мерзавец!
Она продолжала выкрикивать оскорбления. Я терпеливо ждал. Когда она начала выдыхаться, я заговорил снова:
— Люсия, мне нужно сто пятьдесят тысяч. Мне нет смысла рисковать жизнью за меньшую сумму. Но обещаю вам, я постараюсь вытянуть из них все возможное. Вы по-прежнему получите свои полмиллиона чистыми. Если нам повезет и мы сумеем столкнуть иракцев с турками, то, может быть, и больше.
— Вы хуже Патрика.
— По вашим словам, он бы оставил вам лишь чаевые.
— Все вы одинаковы.
— Ерунда.
Она устало уронила руки и снова села.
— Вы шантажист.
— Санже тоже так говорил. Тем не менее я ему помог.
— Для чего журналисту капитал?
— Для того же, для чего и вам, — хочу начать с чистого листа. Необходимую сумму высчитал для меня Санже.
Люсия глубоко вздохнула:
— Ну хорошо.
— Вы согласны? Сто пятьдесят тысяч?
— Да, да, согласна. Расскажите мне про Скурлети.
Я рассказал.
Она хотела знать все подробности. Ее позабавило, как Скурлети проводил меня до поезда. На нее произвела впечатление его готовность платить за услуги.