Добросовестные ребята Рындина при помощи Лубянки уже набрали достаточно материала. У них имелась запись конфиденциальной беседы Резника с главным технологом машзавода, где одессит предложил за комплект документации достаточно крупную сумму, причем не заводу, а персонально тем, кто им передаст такой комплект. Ничего не стоило, переговорив с технологом, взять Резника с поличным. Более того, Рындин сумел наковырять кое-что и на губернатора, который в телефонной беседе с директором завода убеждал его продать штатникам «не имеющее аналогов» и говорил при этом, что «никого не обидят»…
Спокойно так говорил, хотя знал, что «не имеющее аналогов» никто еще не рассекречивал.
Но самое любопытное произошло два дня назад, когда Резник был замечен чекистами при посещении тех же адресов, которые до него прошел молдаванский гражданин Домициану. Грех было не рискнуть… Тем более что никто еще не знал, чем закончатся переговоры с Курбаши. Надеялись на лучшее.
Домициану раскололи быстро. Как выяснилось, он был хорошо знаком с Резником, который неоднократно встречался с ним в Румынии, а однажды — в Кишиневе. И именно Резнику Домициану должен был передать «бриллиантовую Богородицу», если бы получил ее от Черного. Потому что подставная мебельная фирма, которую он упоминал раньше, была по странному стечению обстоятельств постоянным контрагентом «Джемини-Брендан», а Резник в Кишиневе бывал очень часто.
В общем, решили, что пора. Иванцов и Рындин неофициальным образом встретились в «Русском вепре» с «постояльцами» и предложили на выбор: либо арест за шпионаж, либо помощь в реализации иконы. Не без труда, но сговорились, хотя взаимного недоверия было больше чем достаточно.
Но тут все повернулось не тем боком. Курбаши потянулся к Грекову, Иванцов решился на крайнюю меру, рассчитывая, что икона попадет к нему в руки и он сможет передать ее покупателям. Но вышло все не так… И теперь Иванцову предстоял трудный разговор. Правда, не сейчас, а только утром. Не будить же попусту зарубежных господ — незачем пока.
БОЛЬШОЙ ПРЫГ-СКОК
Говорят, что плохо ехать — это все-таки лучше, чем хорошо идти. Клык и его спутницы ехали, хорошо походив, точнее, побегав. Поэтому в самом начале путешествия на платформе казалось, что пословица — верна. Однако лежать под брюхом грузовика на открытой платформе, продуваемой встречным потоками воздуха, да еще в мокрых штанах стало неприятно. После пребывания в реке от беготни согрелись, да и
не думалось как-то о штанах, когда смерть по пятам гналась. А теперь, когда опасность отступила, холод в два счета заставил зубки постукивать.
— Бр-р! — сказал Клык. — Надо бы в кузов залезть. Под тентом потеплее будет.
— Посмотри, — невнятно пробормотала Надежда, Вера ничего не сказала. Она до сих пор не понимала, как решилась схватить автомат и стрелять. У нее какой-то инстинкт сработал. Может быть, не хотелось чувствовать себя каким-то преследуемым зайцем. А может быть, нечто романтическое взыграло на секунду.
Автомат ей достался после того, как Клык убил собаку и обстрелял двух омоновцев, опередив их на какой-то миг. Они с Надеждой были совсем неподалеку от этого места, и когда Клык убежал, то, догоняя его, им пришлось пробежать через эту прогалину. Один из подстреленных Клыком бойцов был убит, второй тяжело ранен, собака мертва, а об автомат Вега просто споткнулась. Зацепилась кроссовкой за ремень, дернула. Автомат стрельнул — это была та нечаянная короткая очередь, которая отвлекла внимание от Клыка. Потом она стреляла еще несколько раз, не видя, в кого, а перед самым подходом поезда впервые в жизни выстрелила в человека и попала… Убит был или ранен — неизвестно, но то, что этот человек упал и безжизненно свесился с края железнодорожной выемки, Вера видела отчетливо и сейчас ощущала холод не только от ветра и сырых джинсов…
Клык прополз под брюхом «ЗИЛа», встал у заднего борта, уцепился за верхний край, подтянулся и пролез под брезент. Тьма, конечно, была египетская, и пришлось чиркнуть зажигалкой.
Кузов показывал, что машина не новая. Тут лежали несколько досок-скамеек, буксирный трос, какой-то рваный матрас со следами машинного масла. Но здесь не дуло. Во всяком случае дуло меньше, чем под машиной. Клык вернулся обратно и сказал:
— Лезем, а то так просифонит, что ни сесть, ни лечь не сможем.
Сначала он закинул в кузов чемодан, потом автоматы, затем подсадил Веру, после — не без усилий — Надежду, наконец залез сам.
Втроем уселись на матрас, спинами друг к другу.
— С ума сойти, — пробормотала Надежда, — ни черта не пойму!
— А и понимать нечего, — ответил Клык. — Теперь всю жизнь бегать будем, пока не поймают…
— Он шутит, — произнесла Вера. — Нам надо ехать в Москву.
— Точно, — постаравшись, чтоб обе дамы не учуяли в его голосе иронии, поддакнул Клык. — На Лубянку.
— Так что ж там, на даче-то, — полюбопытствовала Надежда, — милиция в КГБ стреляла? Свои в своих?
— Это были бандиты, — деловито пояснил Клык, — переодетые в милицейскую форму.
— Так много'? — не поверила Надежда.
— Бывает и больше, — вполне серьезно ответил «капитан Гладышев».
— Мне-то домой надо, — вздохнула Надежда, — неделю ведь на огороде не была. Прополоть надо. И дождей почти не было, посохнет все. А если еще и мой алкаш заезжал да меня не нашел — это такое будет!
— Не переживай, — сказал Клык. — Картошка и без тебя дозреет, а огурцы как-нибудь на базаре закупишь. Там, в Марфутках, нас сейчас ждут не дождутся, чтоб кишки выпустить.
— Так мы что, на этом поезде прямо до Москвы доедем? — настырничала Надя. Во, дремучая, хоть и из райцентра!
— Помолчи, а? — посоветовал Клык. — За умную сойдешь…
Ему вдруг жутко захотелось спать. Все-таки он привык в последнюю неделю к мягкой и удобной постели, к чистому белью и относительно спокойному сну. А тут — такой взрыв. Беготня, стрельба, опять неуют. И устал он, сильно устал. Сколько отмахали бегом? Километр, два, четыре? На холоде бы в дрему не повело, а тут, под тентом, где не дует и где две женские спины хребет греют, разморило… Клык положил руки на колени, голову на руки, глаза сами закрылись, а колесный стук баюкал, баюкал, баюкал…
Почти заснул, но тут неожиданно что-то плоское, твердое и угловатое пощекотало грудь. Это «что-то» лежало в нагрудном кармане джинсовой куртки, выданной ему Курбаши. Ксива какая-то. Да, Курбаши ведь паспорт обещал! Клык расстегнул пуговицу на кармане, вынул корочки и вновь чиркнул зажигалкой. Надо ж узнать, кем его Курбаши сделал.
Так. Стало быть, он теперь Кузнецов Андрей Николаевич, того же, что и раньше, года рождения, уроженец Бугровска, прописан там же. Вроде и фото его. Выдан паспорт совсем недавно. Должно быть, взамен терянного. А это что за бумажонка между страниц?
«Клычок!
Ксива почти жилая. Попробуй дожать с ней до престольной. На жизнь кладу в чемодан пару лимонов с дерева. Извини, под рукой больше нет, а время шепчет: Беги быстрее!» Чую, что может и Греков подвести, и прокурорам, ни ментам веры нет и не будет. В Москве, если доберешься, запомни на самый крайний случай такой адресок: Новостроечный проезд, дом 25, корп. 3, к. 6. Скажешь: от Курбаши. Ребята недоверчивые, но если повесят, то могут помочь с нычкой и с уходом за бугор. Но обязательно довези бумаги из чемодана и все прочее. Записку сожги. Заранее спасибо. Курбаши».
Клык подпалил бумажку и погасил зажигалку. Адрес уже врезался в память. Теперь дело за малым — доехать и понравиться тем, «недоверчивым». Про то, что будет, если он им не понравится, Клык пока не думал. Доехать было сложнее.
Что ж там такое вышло? Вроде бы, по рассказам Курбаши, все было на мази, и тут, как в кино про Нестора Петровича: «бац — и вторая смена!» Ясно, что налетели омоновцы, но чьи — хрен знает! Вроде бы область тут грековская, но если при налете Курбаши велел к здешнему прокурору ехать, а в паспорт положил бумажку с московским адресом, то и сам небось не во всем был уверен.
Так или иначе, но его опять ищут. Как там: «Ищут пожарные, ищет милиция…»? Если те мужики, что гнались, видели, как Клык с бабами влезал на платформу, то должны были сообщить в линейный отдел, железнодорожному начальству и дать команду поезду остановиться где-нибудь в назначенном месте, чтоб менты успели туда подкатить «воронок» для загрузки отловленных. Правда, тут есть, как говорится, маленькое «но». Клыка ловят, когда он уже расстрелян. Нету, гражданин прокурор, такого Гладышева Петра Петровича. Мертвенький он. Значит, должны быть такие менты, которые долго чикаться не будут и живым не возьмут. А самое главное — не станут подшивать к делу то, что у Клыка в чемодане.
Клык начал припоминать, что тут за железные дороги. Выходило, что едет он не в сторону Москвы, а совсем наоборот, на Черемисино, откуда можно и на Урал, и на Север поехать. Нет уж, на фиг! Эти места Клыку известные, и ту-ту на Воркуту он органически не переносил.
…До Воркуты идут посылки долго.
До Магадана — несколько скорей.
Но там ведь все, но там ведь все,
Такие падлы, суки, волки —
Мне передач не видеть, как своих ушей!
Клык это даже промурлыкал себе под нос, но без слов. Сидеть, конечно, плохо, но не жить — хуже.
Жить! Пока ножки бегают, а пушечки стреляют — жив Клык. И хрен он вам, позорники траханые, так просто даст себя загасить. Во, видели? Большой и с прибором!
Жалко только, что он на этой неделе проленился. В малиннике жил, в цветнике. А ни малинки с клубничкой не пожевал, ни цветочков не понюхал. Все думал, успеется, выбрать не мог. И в Марфутках, наверно, могло бы получиться. И сейчас получилось бы, если бы была одна, а не две…
Клык размечтался, благо спины спутниц приятно грели и вызывали разные мысли. Даже сердце быстрее затюкало и внизу забулькало. Ух, не расплескать бы! А что, если сцапать сейчас одну?
Но от этих мыслей Клыка отвлекло изменение стука колес.
Поезд явно сбавлял ход. Это было не очень приятным открытием. Могло быть так, что его тормозят по приказу ментуры, когда остановится, сразу окружат и начнут шмонать.
Клык выглянул сперва через брезентовую форточку вперед. Уже заметно посветлело, да и луна сверкала, как монета-сторублевка. Впереди справа просматривались огоньки, и довольно много. Поезд, не торопясь, подкатывал к какой-то станции. Слева при свете луны просматривались контуры каких-то вагонов, кранов, пакгаузов. Светофоры, фонари — короче, все как положено. Товарняк укатывал в сторону от освещенного вокзала, и Клык углядел надпись на торце здания: «Черемисино».
Вот они, голубчики. Мигалка на перроне и ребятишки вдоль путей.
— Все, приехали! — сказал Клык. — Прыгать придется!
— Куда? — сонно спросила Надя.
Клык сказал, но очень грубо. Чемодан он выкинул в промежуток между путями прямо из кузова. Автоматы надел на себя и слез из кузова на платформу. Помог слезть женщинам.
— Вперед сигайте, по ходу поезда! — наскоро проинструктировал он, уцепился за борт «ЗИЛа», встал на край платформы, оттолкнулся и прыгнул. Хорошо прыгнул — точно на ноги, точно в промежуток между щебеночными балластами двух путей, на траву. И сразу же побежал назад, к чемодану.
Как прыгали Вера и Надя, Клык не видел. Ему было в принципе по фигу, прыгнут они вообще или поедут дальше. Он добежал до чемодана и лишь тогда услышал за спиной сперва один шорох, потом второй, сопровождавшийся ойканьем и оханьем.
Нет, хоть и трусили, наверно, а прыгнули. И бегом двинулись следом за ним.
Клык, подхватив чемодан, побежал наискось от состава — через пути, подальше от вокзала. Краем глаза он заметил, что к выходной стрелке, навстречу товарняку, с которого они спрыгнули, выезжает другой состав. Он шел медленно и даже притормаживал, потому что хвост длинного товарняка еще не прокатился через стрелку. Клык и его спутницы перебежали путь в полсотне метров перед этим встречным поездом. В этом составе катило около сорока платформ с лесом и пара крытых вагонов.
Впереди была почти сплошная линия пакгаузов. Все они были заперты, а по дебаркадерам прохаживались стрелки железнодорожной охраны с карабинами. Клык и его дамы пока им не были видны, но если б беглецы попались им на глаза, то без шума отделаться от сторожей не удалось бы.
Очень вовремя поезд с лесом остановился. Клык долго не думал. Подбежав к одному из крытых вагонов, он тут же ухватился за засов двери. Пломбы то ли не было вообще, то ли ее раньше сорвали. Откинув засов стволом одного из автоматов, Клык откатил дверь. Сквозь гул дизелей тепловоза машинист не услышал лязга. P-раз! Чемодан наверх, автоматы наверх, упереться в пол… Оп! И Клык в вагоне. Подбежала Вера, Клык легко втянул ее в вагон, а затем они вдвоем помогли влезть увесистой Надежде. Клык задвинул дверь. Стало тихо. Слышалось только возбужденное, нервное дыхание. Снаружи долетали стук колес поезда, уходящего к станции, урчание тепловоза, крики сцепщиков, гудки, громкоговорящее, но малопонятное хрюканье станционной трансляции.
Но вот, когда послышался лязг буферов остановившегося товарняка, чуткое ухо Клыка уловило топот ног, неясные команды, лай собак. Похоже, что товарняк начали осматривать. Лишь бы этот не задержали! Но тут тепловоз гуднул, дернул состав и плавно покатил вперед. Клык, сжав автомат, ждал, что вот-вот опять притормозят, нервничал… Но поезд все набирал ход, и останавливать его, похоже, не собирались. Вскоре колеса застучали быстро, и стало ясно, что и на этот раз вроде бы повезло.
Вагон был не порожний. Свободна была только небольшая площадка в полтора квадратных метра у двери, через которую пролезли беглецы. Все остальное пространство до самой крыши было заставлено мешками и картонными коробками.
— Культурно едем, — сказал он преувеличенно бодро.
— Господи! — простонала Надежда. — Да когда ж это кончится? Как на войне! От фашистов мы прячемся, что ли?
— Почти, — мрачно ответил Клык. — Тебя никто бегать больше не заставит. Хочешь — прямо сейчас прыгай и иди сдавайся.
— Это страшные люди, Надя! — добавила Вера. Она едва собралась с духом после того, как спрыгнула с платформы, но еще не прошел ее страх перед собой, стрелявшей в человека. И она, толком ничего не зная, попыталась убедить себя, что имеет дело со страшными людьми, которых можно и нужно убивать.
— Мафия! — устрашающим тоном, позаимствованным из какого-то телесериала, почти не скрывая иронии, произнес Клык. Но Надежда поверила и только горестно вздохнула. Она смотрела все шесть сериалов про «Спрута», в том числе и те, где убивают.
Клык решил, что не худо бы осмотреться. Жечь газ в зажигалке было расточительно, а потому он вытащил из-за пояса охотничий нож, когда-то принадлежавший Треплу, то есть ныне покойному Ворожцову, и на ощупь отколол лучинку от доски на одном из ящиков. Лучинку он аккуратно подпалил от зажигалки и объявил:
— Да будет свет!
— …Сказал монтер и сделал замыкание, — проворчала Надежда. — Смотри, сгорим еще тут!
Судя по маркировке, в ящиках были гвозди разных размеров, а в картонных коробках — хозяйственное мыло. Конечно, для кого-то это были вещи нужные и даже подлежащие краже, но Клык в данный момент больше интересовался жратвой, а потому разочаровался.
Чтоб не сидеть на щелястом полу вагона и не увеличить шансы на ишиас, уселись на чемодан так же, как сидели в кузове «ЗИЛа», — спинами друг к другу. Молчали, потому что у каждого было полно своих мыслей, делиться которыми не хотелось. Лучинка догорела, но сквозь какие-то щели уже проникал серый рассвет. По крыше забарабанил дождь.
Клык прикинул, сколько времени займет у ментов проверка того состава, на котором они прикатили в Черемисино. Выходило, что не так уж и много. В цистерны они и заглядывать не будут, потому что в них ездят зайцами только самоубийцы. А вагонов и платформ не так уж и много. Их обшмонают за час-пол-тора, не больше. Сколько сможет пройти товарняк, на котором они сейчас едут? Самое большее — километров семьдесят. Если, конечно, не остановится в Сидорове. Впрочем, неизвестно, куда он вообще идет, этот поезд. Лес, конечно, вряд ли повезут на Север или в Сибирь, хотя в нашем государстве все возможно…