Черт с ним, с этим лесом! Сейчас главное, чтоб поезд ушел подальше, а у ментов насчет «прыг-скока» шарики не прокрутились. Хорошо бы, если б так и было. И еще лучше, если бы поезд остановился где-нибудь в лесу, дожидаясь, пока светофор откроют. Тогда можно тихонечко слезть, спрятать автоматы в чемодан, дотопать пешочком до какой-нибудь платформы, где электрички ходят, и доехать до вокзала. Или на шоссе какое-нибудь выбраться… Только лучше, если все это будет не в той области, где прокурором товарищ Иванцов. И не в той, где Греков. Если Курбаши достали, значит, и с тем каши не сваришь.
Слава Богу, мятая пачка «Мальборо», которую Клык запихнул в карман перед тем, как удирать из «центра отдыха», лежала в правом нагрудном кармане куртки, а потому не подмокла в реке.
— Закурим? — предложил он. Надя повернулась и вытянула ноготками сигарету. Клык поднес ей огоньку, получил в благодарность за это струю дыма в нос, и два оранжевых огонька затеплились в вагонной полутьме.
— Можно мне тоже? — попросила Вера.
— Прошу. — Клык снова чиркнул зажигалкой.
Теперь огоньков было три. Вера, хотя вообще-то
могла вполне обойтись, решила «отравиться» за компанию. Почему-то ей не хотелось, чтоб Надежда с Клыком курили на пару.
— Третьим, говорят, нельзя прикуривать, — заметила Надежда, — примета плохая.
— Это от одной спички, — возразила Вера, — а так — можно. Это англичане придумали, в англо-бурскую войну. Дескать, пока три человека прикуривают, снайпер прицелиться может.
— Ух ты, какая умная! — прореагировала Надя, которой что-то явно не понравилось. Клык подумал, что бабы — вещь очень тонкая и опасная в обращении. Если будешь кому-то уделять чуть больше внимания, то можно их перессорить. Даже если речь будет идти всего лишь о куреве. А ссоры в этом дружном коллективе сейчас ни к чему. Надо как-то вместе выкручиваться. Поэтому, как ни приятно было узнать, что бабонькам он не безразличен, лучше было не развивать активность ни в одном направлении. Или проявлять сразу в обоих. Поэтому Клык как-то невзначай положил левую ладонь на мягкое, обтянутое сырыми джинсами Надино колено, причем так, что Вера этого не могла видеть. Вместе с тем он повернул лицо направо, к Вере, и заметил:
— А ты где стрелять научилась, кстати?
— В школе. Тогда еще НВП проходили. Нас даже на стрельбище возили из автомата стрелять. Но вообще-то я сегодня второй раз в жизни стреляла.
— Удачно вышло, — заметил Клык, ощутимо погладив Наде колено, и почувствовал, что у той это не вызвало негативной реакции.
— Случайно, — ответила Вера. — А мне за это ничего не будет? Это действительно были переодетые бандиты?
— Не бери в голову, — посоветовал Клык, переместив левую ладонь с Надиного колена на бедро. — Наша контора тебя не отдаст.
В это самое время правая ладонь Надежды легонько скользнула по колену Клыка, и остренькие ноготки шаловливо поскребли джинсовую ткань. Ишь ты, поди ж ты, что и говоришь ты! Клык опять пожалел, что дур сразу две. С Веркой, конечно, так просто не выйдет, она на фу-фу не пойдет, интеллигенция вшивая, а вот огородницу прямо-таки грех не трахнуть — похоже, готова, как юная пионерка.
— Но это могли быть и настоящие милиционеры? — спросила Вера почти профессиональным тоном репортерши.
— Могли, — сказал Клык и переместил ладонь на Надеждин живот. А Надежда положила сверху на его ладонь свою и мягко так, подушечками мизинца, безымянного и среднего пальцев, погладила… Клык шумно втянул воздух обеими ноздрями — ему что-то кислороду перестало хватать.
Нет, «капитан Гладышев», которому, как праведному чекисту, полагалось иметь в комплекте холодную голову при горячем сердце и чистых руках, должен был бы вести себя иначе. Во всяком случае, он не стал бы воровато расстегивать верхнюю пуговку Надеждиных джинсов, а потом тихохонько сдвигать молнию» вниз. Но Клык был вовсе не капитан. И вообще ему это дело — быть чекистом — как-то надоело. Ему жизни хотелось и всего, что эта самая жизнь может дать, если ее хорошенько попросить. В конце концов, он столько месяцев уже ничего такого не трогал. А Надежда опять не возмутилась. Наоборот, она своей ладошкой слегка помогла Клыку пробраться не только под шершавую ткань джинсов, но и под тоненькие узенькие трусики. Да еще и прижала Клыкову лапу к пухленькому-пушистенькому-мокренькому… Клык прислушался к моторчику, что работал у него под ребрами, — тот затарахтел на повышенных оборотах.
— Значит, с точки зрения Уголовного кодекса, — спросила все еще ничего не заметившая Вера, — если я его убила, то это 102-я?
— Так точно, — сказал Клык, — вэ — умышленное убийство, совершенное в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга.
Такую точную юридическую справку Клыку было дать нетрудно. За убийство охранника магазина ему именно эту статью пришили. Волей-неволей запомнишь. Удивительно только, что товарищ Гладышев сумел все это произнести почти спокойно, хотя средний палец его левой руки находился ужас как далеко от юриспруденции… Но ему было очень хорошо. А еще лучше — Надежде. Ей этот пальчик пришелся очень по вкусу. Очень уж ласково и осторожно шевелил им Клык, поглаживая что-то скользкое и нежное.
В правой руке у Клыка догорел бычок. Он уронил его на пол и растер ногой, уже чувствуя, как Надежда расстегивает на нем джинсы и тоже лезет жаркой ладошкой, цапает, ухватывается… Ах ты ж, стерва!
И тут произошло не совсем понятное для самого Клыка. Хотя вроде бы весь его организм уже настроился на Надежду, но правая рука потянулась к Вере. Причем намного более бесцеремонно и энергично. И — вот удивительно! — отпора не получила.
— Сумасшествие… — только и пробормотала Вера, уже не помня, что несколько секунд назад думала о каких-то статьях, пунктах, убийствах. Мысленно Клык был с ней полностью согласен. Но разума уже не было. Ни у кого.
Клыка обняли за плечи с двух сторон, притиснулись к нему боками, и две пары губ — слава Богу, не накрашенных! — скользнули по его щекам, уже нуждавшимся в утреннем бритье. Подруги-соперницы, возбужденно дыша, старательно обцеловывали и даже облизывали Клыку лицо, терли ему глаза носами, теснее и теснее приваливаясь к нему бюстами. Две ладошки сразу вертелись у Клыкового прибора, теребили, гладили, покручивали… Правда, не очень резко, иначе бы уже расплескали. Сам Клык все еще не мог выбрать, которую — первой. Рук у него было две, а хреновина, извините, одна. К тому же Клык как-то не заметил, куда делись ножи и прочее оружие, которое бабы вынули у него из карманов и выдернули из-за пояса. Ласкаться с этими телками, наткнувшись на охотничий нож или нечаянно сдвинув предохранитель на одном из пистолетов, было нежелательно. Слишком уж мало места было, чтоб улечься, да еще и чемодан… Там, между прочим, икона лежит. Конечно, в Бога Клык особо не верил, но все же какое-то ощущение неловкости испытывал. К тому же можно и раздавить невзначай, а нычка денег стоит. Даже если просто чемодан поломать — уже неудобство. Как дальше тащить все эти причиндалы и прибамбасы? Все эти практические вопросы начали как-то остужать Клыка, и, чтобы не угаснуть, он заторопился, резче заработал пальцами. Сам он от этого особо не окреп, а вот бабы…
— Ы-ы-х… — вырвалось у Надежды глухое утробное рычание.
— А-ай! — тихо взвизгнула Вера не больше чем через секунду. Тела их сжались, напряглись, судорожно дернулись. Нечто горячее и липкое омыло пальцы Клыка. Четыре руки оплели его и крепко сдавили в объятиях. Две пары колен жадно стиснули ноги Клыка — каждая ту, что ближе. Особо постаралась Надежда — прижала левое, раненое бедро, — и «капитан Гладышев» сказал не то что «пару слов без протокола», а просто взвыл от боли и загнул в три этажа с чердаком. Ему разом вся любовь стала по фигу. Он не просто вырвался из слишком тесных объятий, а прямо-таки отпихнул от себя обеих. Удивительно еще, что по морде никому не вмазал.
— 3-зараза! — простонал он, просовывая руки в штанину и ощупывая повязку — не намокает ли? Повязка была влажная, но скорее всего просто не высока после речки. Он хотел даже размотать и поглядеть, но боль уже притуплялась.
— Петечка, миленький! — Надежда спохватилась первая и, прежде чем Клык успел отреагировать, взялась заглаживать свою вину. Правда, гладила она не рану… Ротик у нее оказался вместительный, а губки и язычок — шибко умелыми. Казалось, Вере дела не найдется, но она быстро сообразила, что и как. Вскочила на ноги, перешагнула правой ногой через голову Нади и прижалась своей мохнушкой к его лицу.
Клык так и поплыл, отвалившись спиной к ящикам. Такого кайфа он еще не ловил, хотя много чего уже повидал и перепробовал. Острый бабий запах защекотал ноздри, захотелось уткнуться носом, лизнуть, куснуть, что ли… Положив правую ладонь на нежные гладкие половинки, Клык поглаживал их, одновременно придавливая Верин перед к своему лицу, елозил носом и языком, пощипывал губами пимпочку. И балдел, рыча и глухо повторяя матерное название предмета, с которым имел дело. Вера этого не слышала, уцепившись за затылок Клыка и ворочая его лицо из стороны в сторону. Где-то в глубинах души она удивлялась своему бесстыдству, даже ужасалась, наверно, но ничего поделать не могла. Инстинкт бушевал, жар разгорался, и то, что где-то внизу ворочалась и причмокивала сопящая Надежда, ничуть не смущало, не гасило страсть, а только разжигало еще больше…
Левой рукой Клык поглаживал Надеждины волосы, затылок, шею, уши с сережками, забирался за ворот, к цепочке с крестиком. Зубасто-горласто-языкастой блюдо пришлось по вкусу, да и приготовила она его быстренько — много ли надо Клыку после долгого мужицкого поста? Затеплилось, загорелось, полыхнуло, вспыхнуло!
— У-у-ух! — паровозом прогудел Клык. Сладко обожгло внизу, брызнуло, заплескалось. Надежда не отшатнулась, все вобрала, будто губка, ни капли не пролила… А потом еще лизала, вертела, дергала опроставшийся инструмент, пока себя не довела до нового хрипа. Едва она стала сдавленно дышать, как то же самое произошло и с Верой, которая стала бешено, неистово тереться животом о лицо Клыка, пока не вырвался у нее из груди счастливый всхлип…
«Вот это прыг-скок!» — вертелось в голове у Клыка, которая соображала пока еще плохо. Впрочем, лучше она соображать так и не стала, потому что сон накатил на него, сделал вареным и квелым, слепил ресницы…
Проснулся он тогда, когда солнечные лучи уже вовсю лупили сквозь вагонные щели. Поезд стоял, а из-за стенок вагона доносился неясный шум большой станции. Перекликались гудки маневровых тепловозов, лязгали буфера вагонов, брякали молотками осмотрщики, проходя вдоль состава.
Привалившись к нему с боков, посапывали Вера и Надя. Клык легко стряхнул остатки сна. Бережно освободившись от дам, он встал и подошел к двери. Отказывать настежь не рискнул, но чуть-чуть отодвинул. Первого же взгляда хватило, чтобы понять: поезд привез их в областной центр. Той самой области, где прокурором товарищ Иванцов В. С.
Вблизи вагона никого не было. Клык решился высунуть из двери голову.
Оказывается, этот и еще пару вагонов отцепили от става и загнали в тупик. То ли их должны были пристроить к какому-то другому поезду, то ли здесь собирались разгружать, то ли просто отодвинули пока, чтоб под ногами не мешались. Так или иначе, но никуда они покуда не ехали и в ближайшее время ехать не собирались. А раз так, то сидеть в вагоне и дожидаться, пока появятся работяги, которых надо будет ибо пугать, либо вообще убивать, чтоб не позвали милицию, не имело смысла. Надо было сматывать удочки.
— Подъем! — скомандовал Клык, тряхнув спутниц за плечи.
— Где мы? — спросила Вера.
— В облцентре, — ответил Клык. — В гости пригласишь?
ГОСТЬЯ-2
Московский поезд подошел к вокзалу ровно в 12.00.
Из него вывалили все, кто приехал, — конечный пункт. Толпа людей с чемоданами, мешками, сумками: колесиков и на колесиках хлынула сквозь переход на привокзальную площадь, сопровождаемая зазывными воплями моторизованных извозчиков:
— Такси, господа! Дешевое такси! Граждане, машина не нужна? Товарищи, пять минут — и вы в центре! Экономьте время!
Одни отмахивались, другие заводили разговор, торговались… Пара водил уже успела переругаться — не поделили клиентуру. Мат плыл кругами.
В толпе, ничем особо не выделяясь, шли две женщины, по виду похожие на мать и дочь. Загорелые, светловолосые, в дешевых китайских спортивных костюмах и кроссовках.
Только одна заметно постарше и пополнее, а другая помоложе и постройнее. Катили на тележке увесистую и объемистую сумку. Ни дать ни взять чел-ночницы с товаром. Съездили к туркам или братьям-китайцам, отоварились помаленьку и возвращаются в родные пенаты. Извозчики их, конечно, вниманием не обходили:
— Мамаша! Не надрывайся, возьми такси, пожалей девочку!
— Бог подаст! — строго отвечала та, к которой обращались. — Нас встречают.
Выбравшись на площадь, приезжие растекались к автобусам, кто к государственным, кто к частным, лезли в машины частников. Часы на здании вокзала уже показывали 12.05. Женщины с тележкой не спеша огляделись. Совсем недалеко от перехода стояла скромная серая «Волга». Оперевшись задом о багажник, скучал молодой человек в малиновом «новорусском» пиджаке, белой рубахе в тонкую полоску, черно-желто-белом галстуке и желтых замшевых полуботинках. В руках он небрежно вертел букетик из васильков и ромашек с бордово-лиловой кистью иван-чая в середине.
— Наш? — вполголоса спросила младшая женщина.
— Похоже, — ответила «мамаша». Обе неторопливо двинулись к «Волге», волоча на буксире тележку.
— От Валеры или от Виктора? — спросила «дочка».
— От обоих сразу и от каждого в отдельности, — улыбнулся встречающий и протянул букетик.
— Спасибо, — сказала молодая, а старшая коротко бросила:
— Сумку — в багажник.
Молодой человек исполнил это пожелание, галантно открыл заднюю дверцу. Приезжие сели, мужчина устроился за рулем, лихо выехал из ряда машин, полукольцом стоявших вокруг площади, и покатил в центр города. Дамы молчали, водитель тоже.
Приехали довольно быстро. «Волга» вкатила в арку довольно старого четырехэтажного дома постройки 50-х годов. Строили его пленные немцы, по немецким-же трофейным, репарационным проектам, и когда-то в нем обитали большие начальники. Сейчас они отсюда перебрались, среднее звено тоже нашло другие места, и жили тут в основном разные мелкие служивые. А в одной из квартирок на третьем этаже местный УР оборудовал «точку». Именно туда, на третий этаж, молодой человек в малиновом пиджаке проводил своих пассажирок и помог им выкатить из лифта тяжелую сумку.
На звонок открыла средних лет дама в халате. Парень, сопровождавший приезжих, был ей хорошо знаком, и она приветливо улыбнулась:
— Заходите, заходите, пожалуйста! Давно ждем.
— Ну, все, — раскланялся «малиновый пиджак», — счастливо оставаться. Поехал.
— Спасибо! — кивнула «мамаша».
Хозяйка провела приезжих в гостиную, где сидел полный мужичок средних лет в серо-зеленой майке "S. Army". Вообще-то это был полковник Найденов. Он встал и представился:
— Валера.
— Очень приятно. Соня, — улыбнулась старшая из прибывших женщин.
— Случайно не Золотая Ручка? — пошутил Найденов.
— Для кого и Золотая, — осклабилась Соня., блеснув парой фикс. — А для кого и Гробовая. Шутка.
— Аванс, — сказал Найденов, доставая из заднего кармана джинсов пачку зеленых купюр с портретами Франклина. — Проверяй, не отходя от кассы, если не веришь.
— Проверим, — кивнула Соня, распечатывая пачку. «Дочка» достала карманный детектор валют. Найденов покуривал, Соня передавала молодой банкноты, та проверяла и откладывала в сторону.
— Как в аптеке. — Соня мигнула своей товарке, и та убрала доллары в сумочку.
— Еще проблемы есть?
— Тачка нужна. Чистая, с документами. Прямо сейчас
— С водителем?
— Без.
— Через час устроит?
— Ваше время — ваши деньги. Раньше сядешь раньше выйдешь.
— Через час подгоним. Куда поставить?