– Поговорим о погоде или сразу к делу? – спросил Радж. Он не торопил меня, просто забавлялся.
Я изложил свою проблему. Мне нужно было, чтобы в течение пары дней кто-то отследил передвижения автомобиля. Водитель опытный, его нельзя будет взять под наблюдение утром у дома и маячить в его зеркальце заднего обзора весь день напролет. И его подстраховывают люди в городе.
– Нужна бригада, – резюмировал Радж. – Но было бы лучше маячок установить в машине. Устанавливать мы должны или вам самому удобнее?
Это он так пошутил, он же не знал, что я в этой машине иногда езжу.
– Если я закреплю его под сиденьем пассажира, он нормально будет работать?
– Без проблем. Значит, устанавливаете сами?
Я кивнул. Дверь отворилась. Улыбчивый, очень смущающийся подросток с брекетом (это такие проволочки для выравнивания зубов) принес нам чай и две плошки с какими-то белыми катышками.
– Сушеное козье молоко с сахаром, – порекомендовал Радж. – Экологически чистый и нейтральный продукт – от него ни поноса, ни запора. Если только у вас не диабет.
Я улыбнулся. Подросток уже закрывал за собой дверь, недовольно трогая свою пластинку с белыми камушками. Ему, видимо, надели ее совсем недавно.
– Спасибо, я практически здоров. Но это только полдела. Наш человек должен будет встретиться с другим очень важным человеком. Я не знаю точно, как тот выглядит, но это мусульманин. Скорее всего, араб.
– Объект Два. Водитель будет Объект Раз, а этот – Два, – предложил Радж. – Один вопрос: эти оба связаны… ну, со структурами?
– Не знаю, что вы называете структурами, но да, связаны. – Мы посмеялись, и я продолжил: – Перед этой встречей Объект Раз будет проверяться особенно тщательно. Важно здесь не проколоться.
– Как только увидим, что Объект Раз проверяется особенно тщательно, мы от него отстанем. У нас же будет маячок.
– Отлично. Но самое главное – это проследить за Объектом Два. Хотя бы установить, где он живет. Это сложно?
– Все возможно, не волнуйтесь.
Сам он не волновался. Только время от времени любовался на свои перстни. Не крутил их на пальцах, как делают люди, которые волнуются или с нетерпением ждут окончания разговора, просто с любовью смотрел на них. Радж заметил мой интерес.
– Это презентация нашей продукции. Ну, части ее.
– Перстни?
Радж кивнул:
– И маячки. В каком из них?
– В этом? – указал я на самый большой.
– Нет, вот в этом. Сейчас думаем, можно ли вставить в тот, который понравился вам, маленький диктофон минут на пятнадцать. – Он улыбнулся. – Перстней с ядом не держим, у нас другая специализация.
Я отыграл мимически: здорово!
– Так что еще мы можем для вас сделать?
– Пока все. Не знаю, нужно ли это говорить, я, разумеется, хотел бы получать полный отчет о встречах. С временем, местом и фотографиями действующих лиц.
Радж кивнул: разумеется. Я положил на столик заготовленный пухлый конверт. Индиец приоткрыл пальцем клапан конверта, оценил вклад и снова кивнул.
4
Ашраф приехал на том же темно-синем «ровере». Он проехал мимо, развернулся на перекрестке, пока я переходил улицу, и подсадил меня на противоположной стороне.
– По-моему, вы никому не интересны, – сказал я, пожимая ему руку.
На этот раз это я принес египтянину интересующие его сведения. В кармане у меня была переданная мне вчера Моховым дискета. На ней были фотографии и данные на выявленных членов «Бригад Исламбули», скрывающихся с чужими паспортами в странах Европы. Это были реальные сведения, полученные из западных источников, которыми Контора решила поделиться. Почему? Потому что в нашем раскладе чем-то все равно нужно было делиться, а для Ашрафа эта информация была особенно ценной. Ведь лейтенант Исламбули как раз и был человеком, организовавшим в 1981 году покушение на Садата, в ходе которого погиб брат египтянина. А может, и потому, что мы сейчас были партнерами и была уверенность в том, что свои наработки по этим же людям Ашраф передаст и нам. Скорее это. Так или иначе, я пришел на встречу с гостинцем.
Но сначала я сделал вид, что места для ног в машине для меня слишком мало, и стал искать ручку, чтобы отодвинуть сиденье. Ашраф, как и накануне, был слишком занят левосторонней ездой, чтобы наблюдать за мной. Маячок внешне выглядел как монетка, и одна сторона у него была покрыта мгновенно схватывающимся клеем. Я наощупь отделил защитную пленку и крепко прижал маячок к изнанке сиденья. Не отлепился? Нет. А то хорош я буду, если его обнаружат, когда будут пылесосить салон.
– Правее, за сиденьем рычажок, – подсказал Ашраф.
– А, да. Спасибо.
Я нащупал ручку и отодвинул кресло.
– Куда вам положить дискету? – спросил я, протягивая руку к бардачку.
– Дайте лучше мне. – Ашраф, не отрывая глаз от дороги, протянул руку и сунул дискету во внутренний карман. – А вот ваш конверт.
Конверт с текстом о встрече Конфуция и Лао-цзы, который я в прошлый раз оставил египтянину для проверки.
– Отлично, спасибо.
Я тоже доверил ценное содержимое внутреннему карману.
– Как все прошло с Мустафой? – спросил Ашраф.
Я рассказал основное, позитивное. На подставу не похож, позиция в цепочке отправки боевиков очень привлекательная, теперь хорошо бы получить первые результаты.
– А со старшим братом вы встречались? – в свою очередь спросил я. – Его Рамдан зовут.
Ашраф прямо вцепился в руль.
– Он был там?
Сказать ему или нет? Хотя почему нет?
– Мы столкнулись на лестнице. А потом он с товарищем пытался догнать меня и ограбить. И, я так предполагаю, для надежности убить.
Египтянин на секунду даже отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на меня. Неожиданный взгляд: обеспокоенный, напряженный.
– Я не знал, что Рамдан еще в Лондоне, я бы вас предупредил. Он очень опасен. А почему вы решили, что он хотел вас убить?
Я рассказал про деньги.
– Я же говорил вам, чтобы вы ничего не давали им, пока не заработают, – с упреком произнес египтянин.
– Вы говорили. Но я недооценил опасность. Это моя ошибка.
– Рамдан вернулся из Чечни… Как это сказать? Он повредился умом. – Ашраф никак не мог упокоиться. – Он уже не годится ни на что, кроме того, чтобы убивать. Хотя ему хватает ума, чтобы продумывать, как убивать. Но в остальном он непредсказуем. Даже в мечети это поняли. Абу Саид решил отправить его со своим сыном и еще парнями в Йемен. Чтобы он постоянно жил там в лагере. Они должны были уехать три дня назад.
Египтянин посмотрел в зеркало заднего обзора. Он, как любой водитель, время от времени проверял, что у него делается сзади, но сейчас как-то конкретно посмотрел.
– Я не заметил, чтобы у вас была охрана.
Он снова на миг повернулся ко мне лицом, отрывая глаза от дороги, злонамеренно заставлявшей его ехать по встречной полосе.
– Ее нет. Деньги я оставил в сейфе в гостинице, а без них я интереса не представляю. Единственно, о чем я беспокоюсь, это как мне теперь быть с Мустафой. Не позвоните ему, если это не чревато?
Ашраф задумался, потом достал свой мобильный. У него в ухе торчала гарнитура, чтобы он не отвлекался от езды. Он дождался, когда ему пришлось остановиться на красный свет, и набрал номер. Из всего потока я вычленил только слова «Рамдан», «рох», то есть «уходить», «уезжать», «редуа» – «завтра» и «иншалла» – «даст Бог». Недостаточно, чтобы понять смысл.
– Этот псих все еще в Лондоне, – сказал египтянин, закончив разговор. – Уедет в лучшем случае послезавтра. У вас когда встреча с Мустафой?
– Завтра утром.
Египтянин опять задумался. Озабоченность, хотя это казалось невозможным, делала его лицо еще более худым.
– Я могу подстраховать вас, если хотите, – сказал он.
Хм… Может, действительно попросить об этом Ашрафа? Я же могу рассчитывать только на Кудинова и на Мохова, ведь не к офицеру безопасности посольства мне обращаться. И для таких дел лучше подходит военный. Но согласился бы на такой вариант сотрудник ЦРУ, у которого в Лондоне представительство в десятки, если не в сотню человек? Раз так, было бы странно, если бы американец попросил о помощи своего агента.
– Спасибо, Ашраф. Думаю, мы справимся.
– Есть еще вариант. – Египтянин как бы размышлял вслух. – Этот Рамдан всех уже достал, от него одни неприятности. Мы сами подумывали, что с ним пора кончать. А теперь, когда и для вас он стал опасен…
Вот так. Мне и говорить ничего не нужно. Сейчас я кивну, и человека не станет. Пусть далеко не самого достойного, и неизвестно, сколько бед он еще натворит. Но кто я? Господь Бог? Мало ли сколько я встречаю отъявленных преступников. Мне что, кто-то дал право их убивать?
Ашраф понял мои сомнения по-своему.
– Вам ничего не надо делать. Да и мы ввязываться в это не станем. Я просто заеду к своему коллеге из алжирского посольства, и к завтрашнему утру этот подонок будет совершенно безвреден.
Я покачал головой.
– Ашраф, я ценю вашу готовность помочь мне. Правда, ценю. Но нет. Во-первых, ваши друзья алжирцы могут захотеть ликвидировать всю группу. У них ведь и к Мустафе наверняка есть счет. Даже если нет, Мустафа, естественно, об этом узнает, и у него в голове появятся разные мысли: «Почему это случилось?» Он же, скорее всего, в курсе, что Рамдан с приятелем пытался меня ограбить. В любом случае, это рискует отразиться на наших с ним отношениях, а они лишь в самом начале. Нет. Прошу вас, даже не думайте в эту сторону.
Египтянин с сожалением покачал головой:
– Ну, как знаете.
– Вы лучше в другом мне помогите, – перевел я разговор. – Вам удалось переговорить с тем человеком, которого вы от меня прячете?
Я специально так сказал. Вдруг Ашраф поддастся нажиму и все же состыкнет нас напрямую? Египтянин еще раз коротко взглянул на меня. Рисковый человек – мы как раз поворачивали на перекрестке.
– Я не прячу его. Это он ото всех скрывается.
– Хорошо, хорошо. Так как?
– Мы встречаемся поздно вечером. Завтра можем снова увидеться с вами.
– Договорились. Выньте из него все, что касается связей имама с британской контрразведкой.
Взгляд египтянина замер, как-то даже глубже спрятался в глазницы. Почему, если я из ЦРУ или ФБР, я не могу получить эти сведения напрямую от своих британских коллег? Так я истолковал его реакцию.
– Как я вам уже говорил и как вы сами догадываетесь, не все, что делают наши партнеры из МИ-5, нас устраивает, – пояснил я. – И уж тем более они не всем с нами делятся.
– Я постараюсь.
Мы договорились о завтрашней встрече, и я вылез из «ровера» у станции метро. Где у меня телефон Раджа? А, вот он.
– Хотите похвастаться, что справились? – приветствовал меня индиец. Я прямо видел, как он сияет.
– А вы что, не знаете?
Радж счастливо засмеялся:
– Конечно, знаю. Даже вижу его сейчас на мониторе. Едет по Олбани-стрит.
– Людей пока не подключайте. Встреча состоится только вечером. До восьми часов все свободны.
Какой смысл вести наблюдение, если оно всегда сопряжено с риском проколоться? С другой стороны, восемь, конечно, это не «поздно вечером», но небольшой запас не помешает. Как выяснится, очень даже не помешал.
5
В половине четвертого Кудинов назначил мне формальную встречу для обсуждения оперативных вопросов. Поскольку видеться с ресторанным критиком в местах, где люди едят и пьют, было бы опрометчиво, брифинг был назначен на конспиративной квартире в конце Чаринг-Кросс-роуд. Зная, как обычно проходят формальные встречи с Кудиновым, я прихватил бутылку «Чивас Ригал». Полулитровую. Там совсем рядом на полке стояли и по семьсот пятьдесят миллилитров, и литровые. Но я взял самую маленькую, вспомнив, что мы с моим другом уже не молоды.
В метро проверяться и легко, и сложно. Я сделал вид, что проехал станцию пересадки, вернулся туда и потом уже сел на правильную линию. Народу и в вагонах, и в переходах, естественно, больше, чем где-нибудь в парке, однако мелькнувшее дважды лицо я бы не пропустил. Один мужик мне не очень понравился. На русского похож, с носом картошкой. Однако мы с ним вместе проехали всего две станции, а потом я вышел. Он, конечно, мог передать меня кому-то другому, кого я не заметил. Но всего через две станции? Вряд ли.
Дом неожиданно для меня оказался прямо за «Фойлз», самым большим книжным магазином в Лондоне и, возможно, вообще в мире. Я, конечно, не обследовал все пятьдесят километров его книжных полок, однако стараюсь сюда захаживать, когда слоняюсь по Сохо. Я вошел в подъезд и нажал кнопку с именем, которое трудно не запомнить, – Смит. Тут же щелкнул замок, но я все же постоял в дверях, чтобы убедиться, что следом никто не идет. Никто не шел, и я поднялся на второй этаж.
Мы с Лешкой любим друг друга, но без телячьих нежностей. Вот и сейчас он ткнул меня кулаком в плечо, и я ответил ему тем же. Но для теплой волны, которая поселяется в груди при виде родного человека, этого оказалось мало. Я замахнулся еще раз, Лешка встал в стойку, и я с удовольствием, не сдерживая силу, ударил его в ладонь. Мы побоксировали так с минуту и успокоились. Кудинов сделал приглашающий жест к столу, на котором в окружении фисташек и прочих мелких закусок из пакетиков высилась бутылка односолодового виски с длинным и незапоминающимся ирландским названием. Кудинов думал о нас лучше – его бутылка была литровой.
– Мне на палец, – упредил я Кудинова, принявшегося разливать основную емкость. – В ширину.
– Никто и не ожидает, что вы с места пуститесь в разгул.
Мы приподняли стаканы, подмигнули друг другу и выпили. Я ошибся: закуски, разложенные в прозрачные плошки, были не из пакетиков, а из ливанского ресторана. Там в том числе были и розовые ломтики любимой мною соленой репы. Лешка помнил.
Для начала я вытащил из внутреннего кармана конверт, побывавший в руках Ашрафа.
– Мы сумеем сами определить, открывали его или нет? Или лучше все-таки послать в лабораторию? – спросил я.
– А что в нем?
– Бумага, не имеющая ни торговой, ни меновой ценности и интересная только мне.
– Если его и открывали, то под паром? – предположил Кудинов.
– И тогда нужно было заново наносить клей.
– Если это с твоей стороны была просто дилетантская проверка, думаю, мы справимся сами.
В конспиративной, но все же, видимо, временами жилой квартире был электрический чайник. Пока он закипал, мы успели выпить еще по одной. Под струей пара конверт открылся без лишних уговоров. Следов нового клея на клапане не было, мой сложенный пополам листок лежал той же стороной. Разумеется, – этого тоже исключать нельзя – Ашраф мог предположить, что я его проверял, и поэтому рисковать не стал.
Лешка вытащил листок и начал пробегать его глазами. После первых же слов он недоуменно поднял на меня глаза:
– Это шифр?
– Нет.
– Шутка?
– Тоже нет.
– Ранний Альцгеймер?
– Отвяжись. Читай дальше.
Начинался отрывок, поразивший мое, а теперь уже и Лешкино воображение, так: «Конфуций пришел к Лао-цзы и спросил: «Что такое добро? Что такое зло? Дай четкое определение. Ибо человеку необходимо на что-то опираться в своих действиях».
Лао-цзы ответил: «Жизнь является единым движением, а в тот момент, когда вы даете определение, создается путаница. Детство движется к юности, юность – к зрелости. Здоровье движется к болезни, болезнь – к здоровью. Где же вы проведете черту, чтобы разделить их? Поэтому определения всегда ложны, они продолжают неправду, так что не определяйте. Не говорите, что есть добро, а что – зло».
Лешка посмотрел на меня в упор. Я мотнул головой, чтобы он читал дальше. Чтобы уесть меня покрепче, он стал читать вслух, с выражением:
– «Конфуций спросил: «Тогда как можно вести и направлять людей? Как их научить? Как сделать их хорошими и моральными?» Лао-цзы ответил: «Чем больше ведущих пытаются создать порядок, тем больше беспорядка. Предоставьте каждого самому себе!»
Теперь Кудинов посмотрел на меня с подозрением:
– Ты стал задумываться о смысле нашей профессии?
– Я всегда об этом думал, – отвечал я. – Читай дальше.
Я-то знал этот текст чуть ли не наизусть.