3
Вопросов я поднакопил множество. С меня с лихвой хватило утреннего разговора по наитию, на основании собственных обрывочных знаний, и с необходимостью отделываться туманными фразами. Почему Лондон, когда речь идет о вербовке арабских наемников? Если это так, на что смотрят британские власти? Почему именно египтяне проявляют такую непримиримость к исламским радикалам? Наконец, нельзя ли было прояснить все эти странности до встречи с агентом, а не после нее? На этот вопрос, кстати, ответа я так и не получил. Не тем людям его задавал.
– Почему Лондон? – переспросил Кудинов. – Ты «Бейрут-на-Темзе» слышал выражение?
– Ну да, я знаю, здесь полно мусульман.
– Миллион, – вступил в разговор Мохов. – В Лондоне живет миллион мусульман. А вообще в этой стране ислам исповедует каждый шестой подданный.
– Ребята, я много общался с мусульманами, – возразил я. – Они не все поголовно стремятся уничтожать неверных или мечтают разорвать себя на конфетти, чтобы унести кого-нибудь с собой на тот свет.
– Но все ходят в мечеть и сдают деньги на благотворительные цели, – весомо, с подниманием вверх указательного пальца, уточнил Лешка. – А благо для многих – именно то, о чем ты сказал. Вы, друг мой, пойдите послушайте, что здесь проповедуют в мечетях.
Это он мне же сказал: ему нравится быть со мной то на «ты», то на «вы».
– Я не говорю по-арабски, – возразил я. Что правда: с парой десятков слов и выражений разговор не выстроишь.
– Тогда слушай, что тебе говорят по-русски, – с мягкой улыбкой хлопнул меня по спине Кудинов. Мы с ним друг по другу скучаем, а сейчас даже еще не выпили, не говоря уже о том, чтобы напиться, как это у нас принято. – Кроме тебя и твоих интеллигентных друзей, включая нас с Володей, есть еще окружающий мир. С пониманием которого у тебя, похоже, нелады.
Я так же, дружески, двинул Лешку по плечу.
– Я прекрасно подхожу к окружающему миру. Мы в равной степени несовершенны.
Мохов с интересом смотрел на нас – не привык к нашему стилю общения. Цепкие такие глаза, так и ходят чуть исподлобья влево-вправо. А мы говорили на родном для всех нас языке, не опасаясь прослушки. Этот Черный Лес совсем рядом с Хитроу – не на глиссаде, где вообще невозможно было бы говорить, но в месте, где часть самолетов совершала вираж перед посадкой. Шума хватало.
– Все равно, – продолжал я, дождавшись, пока над нами не исчезнет очередное серебристое брюхо. – Почему не вербовать где-нибудь в Афганистане или в Пакистане? Кто там будет возражать? Да и проблемы у людей в этих странах другие, чем посадить или не посадить ясколку в альпийскую горку?
– Чего? – не понял Мохов. У меня в рифму получилось, может, он решил, что это поговорка.
– Ясколка – это растение такое, с белыми цветочками, – пояснил я. – Я ее этой весной сажал у своей тещи. Поверх всей каменной кладки. Цветет красиво, хотя и недолго.
Лешка, разумеется, про ясколку тоже не знал, но невежество свое проявлять не захотел. Решил, наоборот, сразить меня эрудицией:
– Существуют, друг мой, освященные временем британские традиции. Вы забыли, наверное, кто только здесь революцию не готовил? И Герцен. И Маркс с Энгельсом.
Действительно, вспомнил я, в XIX веке, когда прекраснодушные философы, плохо разбирающиеся в жизненных реальностях, планировали из Лондона светлое будущее человечества, бытовало такое мнение, что Англия поддерживает все революции, кроме своей собственной.
– Но Ленин сидел в Цюрихе, – возразил я исключительно из поперечности своего характера. – А Хомейни – во Франции. Я уже не говорю про тех многих, кого готовили в Советском Союзе.
– Спор чисто теоретический и потому бесплодный. – Это типичный Лешкин способ отступления. – Вернемся к фактам. В Соединенном Королевстве вербуют около двух тысяч мусульманских наемников в год. Это полноценный полк, за три года дивизия формируется. И половина боевиков едет в Чечню.
– Но там же уже сколько?.. Три года не воюют.
– Там уже три года хотят построить исламский халифат. А сейчас, судя по всему, включая твой приезд, начнут воевать в полную силу.
– Я не понял про его приезд, – нахмурил брови Мохов. – При чем здесь это?
– Майкла, он же Миша, – это мы так договорились, что меня будут звать на этой операции, – по пустякам дергать не станут. Где он, там грядут великие события.
Мохов снова свел брови: эти двое всегда дурака валяют или просто его дурачат как новенького?
Мы снова прервались: над нами разворачивался очередной самолет, идущий на посадку. Меня завораживает, когда они, кажется, просто зависают на месте. Огромные, двухэтажные, а плывут медленно, как дирижабли.
– Ну, хорошо. А я-то вам зачем? – спросил я. – Мне-то что нужно делать?
– То, что ты уже начал, – сказал Мохов. – Мы три года спали. Не спали, конечно, копили материал, анализировали его, писали справки, готовили отчеты. А чеченцы копили силы. Сейчас со дня на день должна начаться полномасштабная война – мы проснулись. Где вербуют новых наемников? В Англии. Отлично, попробуем через Лондон заслать в Чечню своего человека. Будет информировать нас о том, что там дальше с боевиками происходит. Ну, на том уровне, на который ему удастся пробраться.
– И что, есть уже такой человек?
– Есть, чеченец. Нашли через ФСБ, – ввернул Кудинов. Тон, которым он это произнес, не оставлял никаких сомнений в том, как он к этой организации относился.
Мохов нюанс не уловил и повторил нейтральным тоном:
– Нашли через ФСБ и уже перебросили его в Англию. А что дальше с ним делать, пока не знают.
Лешка покивал головой: именно так. Но он не тупо покивал, а с подтекстом, который, зная его, как знаю его я, легко расшифровать: стоило ли, в сущности, ожидать интеллектуальных прорывов от людей в состоянии спячки?
– В Центре предлагают внедрить его через связи твоего египтянина, – заключил Мохов.
Мы с Кудиновым переглянулись. Мы-то с ним говорим «Контора» или «Лес».
– Только у твоего египтянина не должно возникать сомнений, что он работает на американцев, – повторил Лешка, хотя это-то мне было понятно с самого начала. – А американец из нас троих только один – ты.
4
К чести Эсквайра (которого, напоминаю, про себя я зову Бородавочник) надо сказать, что в Конторе спали не все. В линейном отделе – в том, который занимается Великобританией и от которого работал Мохов, – действительно всего лишь копили материал. В какой-то степени, формально, их можно понять. С Англией своих проблем хватает, Чечня – в нескольких тысячах километров оттуда, да и вообще на территории России. Совсем формально, это в принципе не дело Конторы – есть ФСБ, МВД, пусть сами свои зарплаты отрабатывают. Только сейчас, когда жареный петух клюнул, как с кривой эстетской усмешкой часто цитирует кого-то наверху Бородавочник, Лес, похоже, забомбил резидентуры руководящими указаниями. Уверен, мгновенно вспомнили и про чеченскую диаспору, про мусульманские радикальные организации, про арабских боевиков и про бывшие братские республики, через которые те просачиваются на российскую территорию.
Эсквайр, пользуясь тем, что его деятельность контролируют от силы два-три человека, да и то в общих чертах, выстраивает собственные схемы. И выстраивает их загодя, незаметно, не привлекая дополнительные силы. Он, Бородавочник, в работе опирается не на приказы и указания сверху, а на собственный анализ и свои прогнозы развития самых разных ситуаций по всему миру. Есть у него в Лондоне нелегал по фамилии Возняк, а по служебному удостоверению Алексей Кудинов? Так тот работу по исламистам с 1996 года, с прекращения первой чеченской кампании, и не сворачивал.
Лешка, за которым, как и за мной, тоже стояла уже двадцатилетняя карьера нелегала, был в Лондоне ресторанным критиком с установившейся репутацией. Он вел еженедельную колонку уже в третьем по счету журнале (поскольку год от года его перо стоило все больше), а также сотрудничал с ежегодно обновляемым путеводителем, выходящем на десятке языков. Кстати, когда мне доводится приезжать в Лондон с богатыми и неприлично богатыми клиентами, я пользуюсь именно этим путеводителем и должен сказать, что он не подвел меня с самыми капризными гурманами. В кудиновской легенде был лишь один большой минус – с ним нельзя было проводить конспиративные встречи в ресторанах, разных тавернах, стейк-барах, даже в приличных кафе.
Так вот, загодя, уже давно, Возняк-Кудинов затеял в своем журнале рейтинг лучших лондонских ресторанов по национальным кухням. Тупо затеял, по алфавиту, начав с буквы «а» – арабская кухня. И включил в нее блюда всего региона – от марокканского жареного голубя в сахарной пудре до ливанского морского языка в кунжутном соусе. В Лондоне ведь живет и туда приезжает множество богатых арабов, которые любят посидеть в привычной обстановке, за привычной едой. Это – проход крупным неводом – позволяет присмотреться к верхушке исламистских организаций. Конечно, большинство встреч интересующих нас людей происходит в заведениях попроще. Но Лешка и туда заходит. У него есть специальный список мест в рубрике «Недорого и вкусно». Разумеется, есть еще и забегаловки, где готовят хумус и шаурму, но уважающий себя ресторанный критик там показаться не может. Туда заходят перекусить его агенты.
Конечно же, террористы – и зарекомендовавшие себя в деле, и новички – встречаются главным образом на квартирах. Кто, откуда и куда привозит взрывчатку, кто изготавливает взрыватели, кто и куда закладывает бомбы – такие вопросы в публичных местах не обсуждаются. Однако, проинструктировав исполнителей, руководитель группы или целой сети в тот же день может пойти поужинать со спонсорами или отпраздновать с коллегами своего ранга очередное финансовое вливание. Поверьте, нет ни одного арабского террориста, который прожил бы неделю в Лондоне, не заглянув ни разу в место, где готовят превосходный кус-кус или мешуи (это барашек, зажаренный целиком на вертеле).
Ресторанный критик является без предупреждения, а то в ожидании его визита повара целую неделю будут готовить как на прием у саудовского короля. Кто-то мистера Возняка узнает, и тогда его обслуживают как этого самого короля. Вкус у Лешки – я имею в виду всякие нервные датчики на языке и нёбе – отменный, мнение – самое авторитетное. Его, если это того заслуживает, три, а то и четыре звезды в журнальной колонке потом растиражируют путеводители и туристические интернет-сайты, а это колоссальная реклама, к тому же совершенно бесплатная. Поэтому при втором и последующих кудиновских визитах экспромтом владельца или старшего менеджера уже срочно вызывают по телефону. Чтобы был под рукой – вдруг у дорогого посетителя возникнет какой-либо вопрос?
Вопросы возникают. Этот Возняк, хотя и авторитетный критик, человек не заносчивый. Спросит не только, как готовится то или иное блюдо, – и семьей поинтересуется (а с этого начинается любой разговор между добрыми знакомыми), и ваше мнение о политике выслушает (а у кого из поживших людей его нет?). Он ведь время от времени приходит пообедать или поужинать в уже хорошо знакомые места. Проверить, не испортилась ли кухня, а то и для собственного удовольствия, чтобы вкусно поесть. Многие рестораны счастливы назвать Возняка завсегдатаем. Иногда разговор так хорошо пойдет, что хозяин присоединится к нему за турецким кофе или чаем с мятой, и тогда уже можно не спешить, особенно если день жаркий, а сидишь на террасе. Правда, задобрить этого ценного человека невозможно: поговорит мило, а напишет потом, что думает, не всегда комплиментарно. Зато и уважение снискал заслуженно – а это ценят все без исключения. Чего стоит хороший, но купленный отзыв?
Потом в каких-то заведениях арабской кухни появляется новый завсегдатай. Обходительный, щедрый, и посмеяться готов, и, когда уже станешь с ним на короткую ногу, выручить не откажет. Человек со связями, умеет решать проблемы. И дружбу ценит. Такому сам спешишь оказать услугу, тем более что тот в долгу не останется.
Конечно, отношения складываются не всегда так гладко – на всякое можно нарваться. Не захочет хозяин, менеджер, официант или человек, который в этом ресторане, как говорится, столуется, делиться своими наблюдениями за клиентами: кто ведет себя необычно, кто использует это место для подозрительных встреч. И уж тем более откажется фотографировать странных посетителей. Кто-то побоится, поняв, какого рода люди этого нового завсегдатая интересуют. Кто-то, что хуже, уже оказывает такую услугу полиции. А кто-то, что совсем плохо, сам связан с террористами. Затеет двойную игру или просто придет тот человек поужинать, а потом концов его не найти. Однако в любом случае ресторанный критик Возняк будет вне подозрений.
Вот так Лешка и работал. Присматривался к людям (это называется разработка), кто-то казался ему перспективным объектом, и он передавал его гастролеру-вербовщику. Разработчик Кудинов был хорошим, за все время жизни в Лондоне срывов и провалов у него не было. Вербовщик, который иногда и вел потом агентов, действительно рисковал – это если Лешка ошибся бы и человек из ресторана сам был связан с экстремистами. Но вербовщик приезжал на встречи из другой страны, и его всегда подстраховывала пара крепких ребят.
На все это, понятно, требовалась масса времени. Это не пустая фраза. Масса времени – месяцы и годы. И, понятно, денег, вложенных к тому же в неопределенное будущее. Зато к тому моменту, когда земля под ногами дрогнула, Эсквайр мог сооружать свои замысловатые конструкции не на зыбучих песках, а на заранее залитом бетонном фундаменте.
Именно по этой схеме был завербован Ашраф, который до своего назначения просто регулярно наезжал в британскую столицу. Кудинов был для него всего лишь любителем острой пищи за соседним столом, с которым они перебрасывались парой фраз. А вел его какой-то наш человек, который делать этого больше не мог. Не важно, по какой причине – он мог где-то засветиться или выйти в отставку, заболеть, умереть, в конце концов. Ашраф же был завербован формально и знал правила игры. На него в условленном месте в условленное время и с определенным паролем мог выйти любой новый сотрудник (только он думал, что «тоже американец»). Так в дело вступил я.
Однако поскольку большую часть работы проводил Кудинов и раз он, как и я, был учеником Эсквайра, у него на мусульманских экстремистов была целая база данных. Ее-то он мне и передал на дискете после нашей прогулки в лесу под рокот самолетов, заходящих на посадку в режиме форсаж.
5
В Лондоне я обычно останавливаюсь в пятизвездочном «Меридьен» на Пикадилли. Это немного пафосная, но действительно очень комфортная гостиница в самом центре города. Номера здесь недешевые – стандартный одноместный стоит 234 фунта в сутки, – но привести партнеров туда не стыдно. В холле все добропорядочного зеленого цвета: и стены, и ковер из ромбов двух оттенков, и кожаные кресла и диваны. Напротив ресепшена – там две стойки, чтобы клиентам не пришлось ждать – ступеньки ведут вниз, в «Бёрлингтон бар». И там все зеленое, если не считать висящих по стенам картинок и статей из старинных газет. Но туда не ходите – разливного пива вам не дадут, что, мне кажется, для Англии возмутительно. Правда, Сохо с его многочисленными пабами в двух шагах, а после пары пинт пройтись несколько сотен метров даже полезно.
Отвечать за весь номер – что в нем точно нет скрытых видеокамер – я бы не взялся. Я и на жучки комнаты не проверяю, хотя у меня есть чем, а обнаружить камеру куда сложнее. Да и зачем? В отеле я просто американский предприниматель Пако Аррайя, которому скрывать нечего. Иначе представьте, что камера где-то установлена и в нее видно, как постоялец внимательнейшим образом осматривает все стены и предметы, чтобы ее выявить. Откручивает цоколь настольной лампы, ползает под столом, потом залезает на стул. Как в кино, его лицо, искаженное широкоугольным объективом, заполняет весь кадр и, не обнаружив камеру, удаляется. Ребята из службы безопасности описаются же со смеху, а потом позвонят в МИ-5.
Поэтому я вставил Лешкину дискету в ноутбук, а сам сел на кровать, подперев поясницу подушками. Даже если в стене и есть малюсенькое отверстие, за которым спрятана камера, она увидит только мою спину. А все остальные, если таковые имеются, будут показывать человека, который что-то читает в своем компьютере, оперевшись о спинку кровати.
Я провел за этим занятием всю вторую половину дня, успокаивая себя тем, что уж вечерний отдых я заслужил любой. Материала у моего обстоятельного друга была гора, и, просеивая его на все более тонком сите, я пришел к следующим выводам.