Книга тоже открывалась редко, и чтение продвигалось плохо. Тут, на берегу океана, было чем полюбоваться. Он был каждый день разный, в зависимости от погоды, то тихий и спокойный, то шумный и шаловливый.
Видно было, что Нинон и Клэр очень близки, как могут быть, к примеру, близки мать и дочь, две сестры, две подруги. Они часто душевно беседовали и каждая переживала за другую: Клэр - чтобы Нинон было удобно, комфортно, чтобы она не простудилась, а Нинон за Клэр, чтобы она не переутомилась катать коляску, не устала бы, ухаживая за ней.
Похоже было, что эта молодая женщина сумела заменить девочке мать, которую, как позже узнали постояльцы отеля, девочка потеряла три года назад при весьма трагических обстоятельствах.
Как-то на одном из вечеров в отеле, устроенных по случаю дня рождения Вивьена, Клэр немного выпив, стала словоохотливой. В этот вечер Нинон жаловалась на головную боль и была уложена в постель пораньше. Когда девочка уснула, Клэр спустилась в гостиную, и немного выпив Мартини, разговорилась с Армэлем. Так все вскоре узнали, что мать Нинон, мадам Дебаш, отравилась, отравилась синильной кислотой. В тот злополучный день Клэр и Нинон были на школьном вечере, посвящённому началу занятий в школе, в сентябре месяце. Когда они приехали домой, то застали мадам Дебаш в постели на втором этаже уже бездыханную. Рядом на прикроватном столике были две записки.
В первой было написано: "В моей смерти прошу никого не винить. Ушла из жизни добровольно". Вторая записка гласила: "Нинон, дорогая! Прости! Я не смогла вынести предательства любимого человека. Хочу, чтоб ты никогда в жизни не столкнулась с такой всепоглощающей любовью! Клэр! Я знаю. Что ты не оставишь Нинон, помоги ей... и прости!"
Клэр рассказала, как она была в шоке много дней, как бедная Нинон чуть с ума не сошла, как она рыдала и день и ночь, как месье Дебаш поседел за один день. Нинон сразу повзрослела, поняв, что семьи-то и не было, что мама любила другого чужого мужчину, а не её отца.
Когда девушки обнаружили мёртвое тело, Клэр побежала вниз позвонить в полицию. На первом этаже она столкнулась с возвращавшимся со службы месье Дебашем. "Месье, там... там..." - только и могла сказать она.
Он сначала подумал, что что-то случилось с дочерью, побежал наверх и столкнулся с креслом, в котором сидела плачущая Нинон. Тело жены было бездыханным. Записки и сломанная ампула с ядом на столике - это были послания уже с того света.
Ещё Клэр поведала Армэлю, что знает виновника этой трагедии. Это некий молодой музыкант, что играл вместе с мадам в одном из театральных оркестров Бордо. Клэр знала об этой связи. Они вместе уезжали на гастроли, давали концерты в разных городах Франции. Мадам Дебаш была старше любовника на десять лет и очень переживала, что он может бросить её. Она ходила к лучшим парикмахерам, одевалась в модных бутиках. Не напрасно мадам Дебаш волновалась. Он всё же решил её оставить ради молодой и симпатичной, далёкой от искусства девушки. И ещё Клэр говорила, что она имеет отношение к этой истории и что она причастна к этому происшествию, и теперь ей нести этот крест до конца жизни. "Впрочем, я очень люблю Нинон, она мне, как дочь, и я её не оставлю..." - говорила Клэр, пряча слёзы.
Армэль посочувствовал, как мог, внимательно выслушал и мягко посоветовал: "А почему бы тебе, Клэр, не выйти замуж за месье Дебаша? Получилась бы настоящая семья".
"Что Вы? Он такой занудный тип, он такой мрачный, мне долго его не вынести. Правда, мне он хорошо платит, понимает, что лучшей сиделки для его единственной дочери ему не найти. И я... люблю другого человека" - так говорила, однажды выпив на вечеринке, Клэр.
Надо сказать, что и Нинон тоже очень любила сиделку и часто называла её мамой.
Потом Клэр, пошатываясь, ушла к себе в номер. А утром, встретившись с Армэлем, просила никому не рассказывать об этой истории. Но, увидав растерянное лицо поэта, поняла, что опоздала и что вероятнее всего этот болтун уже всем всё рассказал.
"А ещё говорят, что женщины болтливы. Никого нет болтливее мужчин-поэтов" - подумала расстроенная Клэр.
11.
В этот год в ноябре на побережье в Осгоре дожди принимались лить довольно часто, но хорошо было, что шли они, как правило, ночью. И утром уже ничего не мешало совершать прогулки по берегу. Температура воздуха стояла +10 - +14 градусов. Большую часть времени небо было затянуто тучами, но когда выглядывало солнце, пляж сразу же преображался. Волны становились весёлыми и искрящимися. Прилетали чайки, впрочем, они прилетали и в пасмурные дни, но тогда их было мало. В солнечные же дни численность чаек сразу увеличивалась в несколько раз. Они кормились мёртвыми рыбёшками и тем, что им бросали отдыхающие.
Клэр и Нинон этой кормёжкой занимались почти каждый день. Хлеб и булочки, которые они приносили, раздирались на мелкие кусочки и бросались в стаю. Некоторые птицы хватали кусочки на лету.
Месье Вивьен, выходя на прогулку со своей Солли, подходил сначала к девушкам, желал им приятного дня, а после шёл не торопясь вдоль берега, потом делал несколько кругов вокруг отеля, и если не ехал с Жаном в бор, то возвращался к себе в номер. Длительность его прогулок зависела от погоды и состояния его здоровья. На прогулке он весь отдавался Солли: куда она потянет, туда и он направится. Казалось, это единственное близкое существо для этого одинокого человека. В зависимости от погоды он менял ей одёжку, будто женщина. Женщины любят наряжать своих маленьких собачат в разные одежды, хлебом не корми.
У Солли тоже было много разных накидок, кофточек и комбинезонов. Загрязнённую в сером песке одежду Вивьен отдавал Мэри со словами: "Дорогая, постирай, пожалуйста, мы опять испачкались. Грязнули мы. Но мы заплатим. Правда, Солли, мы хорошо заплатим!" Мэри охотно бралась за эту работу, времени потратишь немного, а получишь хорошую благодарность.
Прогулки шли на пользу Вивьену: он с аппетитом обедал, тогда, как завтрак проходил вяло. По утрам он бывал хмур и неразговорчив, тогда как вечерами в гостиной, он хвастался всем, какая Солли милая, умная и послушная и как она умеет "давать лапку".
Солли, сидевшая у Вивьена на коленях, кокетливо поглядывала на всех, будто понимала, что о ней идёт речь, и глазки её говорили: "Вот я какая красавица, как хозяин меня любит. И вы все, давайте, меня любите!"
12.
Затем появлялся Гуарин. Он был всегда в брезентовой куртке, болотных сапогах. На голове кожаный шлем. В руках его холщовый мешок с колышками и деревянным молотком, которым он забивал колышки в песок. Гуарин обычно ни с кем не общался во время своих исследований. Набегавшись до изнеможения за волнами, он после обеда час или два спал мертвецким сном, а затем снова принимался за свой нелёгкий труд. И только вечером в гостиной он вёл беседы о морях и океанах с тем, кто готов был его слушать. А слушали его, в основном, Вивьен с Солли, да и то Вивьен частенько начинал дремать под монотонное бормотание Гуарина, а Солли откровенно спала на коленях хозяина. Иногда Вивьен из вежливости вставлял какие-то замечания по поводу исследований Гуарина и пытался отговорить его проводить эти работы, а просто отдохнуть здесь, как отдыхает он. Но Гуарин был непоколебим в своём желании совершить открытие. Он был маниакален в своей идее и следовал ей фанатично и ежедневно.
13.
Часто отдыхающие могли видеть Луизет, выходящей из отеля с поэтом Армэлем, но они шли не к берегу, а к сосновому бору, простиравшемуся с задней стороны отеля до самого города. Через бор шла дорога, по которой за полчаса можно было добраться до Осгора. Туда они и ходили развлекаться: по магазинам, в кино, в цирк, в бар, и просто гуляли. Иногда их подвозил Жан, когда сам ехал в город по делам. Луизет и Армэль подружились, как могут подружиться мужчина и женщина, объединённые общими интересами. В отеле им было скучно, а в городе весело и они отрывались по полной программе
Любовную связь всегда легко заметишь по глазам, разговору, жестам. Здесь ничего такого не было. Да и не подходили они друг другу: он небольшого роста, юркий, худой, энергичный. Она высокая, чуть полноватая, вальяжная. Она смотрела на эту дружбу, как на приключение в её скучной жизни.
Сегодня они тоже вышли вместе и пошли к бору.
"Опять пошли развлекаться!" - сказала Нинон Клэр. "Скучно, конечно, здесь, но воздух хорош!" - откликнулась Клэр.
"Знаешь, я сегодня видела афишу в холле. Там написано, что три вечера у нас будет играть музыкант из Тулузы. Послушаем?" - Нинон обратилась к Клэр.
"Обязательно! Ты же знаешь, я люблю музыку" - Клэр смотрела задумчиво вдаль. Над водой носились чайки и кричали. Некоторые камнем спускались к воде и в воздух уже поднимались с добычей - маленькой рыбёшкой.
Немного помолчав, Клэр сказала: "Знаешь, давно, за мной ухаживал один музыкант. Он играл божественно. Я его любила" - грустно сказала Клэр.
"А сейчас ты любишь его ещё? Где он сейчас?" - Нинон заинтересовалась.
"Не знаю, мы расстались, я давно его не видела" - Клэр отошла от коляски ближе к воде, тем самым прекратив дальнейшие разговоры на эту тему.
Но не тут-то было. Когда Клэр подошла через несколько минут и покатила коляску вдоль берега, Нинон опять спросила: "А вышла бы ты за него замуж, если бы он встретился и предложил тебе?"
"Не знаю... ничего не знаю... да он, наверное, и женат давно. Прошло много времени. Наверное, уже и дети есть. Я постаралась забыть его, много слёз пролила. Да, он красиво ухаживал, но... как-то странно он любил... говорил о любви мне, а сам спал с другой! Разве так любят?" - Клэр подвезла коляску к большому валуну, достала из кармана куртки маленький фотоаппарат и сделала несколько снимков Нинон. "Чтобы отчитаться перед месье Дебашем" - улыбнулась Клэр.
День прошёл скучно, как, впрочем, и все дни на побережье в это время года.
Художник писал океан, учёный исследовал поведение волн, Вивьен и Солли гуляли, Клэр с Нинон кормили чаек.
14.
Во время обеда в микрофонах, расположенных по периметру зала, прошло негромкое шипение и незнакомый голос сообщил, что три вечера в отеле будет играть талантливый молодой скрипач из Тулузы. Приглашаются все постояльцы отеля.
Армэль и Луизет, давно уже сидевшие за одним столиком, громко принялись обсуждать это событие.
15.
К музыкальному вечеру все приоделись. Армэль был в нарядном белом свитере, серых брюках. Белые туфли его симпатично выглядывали из-под брюк. Они ясно говорили, что их одели первый раз.
Луизет была в чёрном длинном платье по фигуре, с рукавами до локтя. Белые жемчужные бусы и такие же серёжки очень шли ей и оттеняли своей белизной чёрное платье и тёмные волосы. Чёрные туфли на шпильке делали её выше, что не мешало ей опираться на руку своего друга Армэля, который стал казаться намного ниже её.
Вивьен был в дорогом чёрном костюме и белой рубашке и выглядел не зрителем, а артистом. А Солли в этот раз была не на руках, а в специальной корзинке-переноске с кружевами. Она сидела в ней, как королева на троне. Вивьен поставил корзинку на соседний стул и приказал Солли сидеть смирно. Она так и сидела.
Даже Блэз, который ходил в одной и той же толстовке, перемазанной красками, сегодня пришёл в чистой светло-коричневой, совершенно новой толстовке. На шее у него был повязан белый тонкий шарф, а волосы аккуратно убраны в хвост костяной заколкой.
Гуарин был в белой сорочке и жилете, расписанном серебристым узором. Чёрные брюки и чёрные туфли делали его строже. Он принёс с собой букетик фиалок, купленных у садовника Поля. "На всякий случай!" - сказал он всем перед выступлением музыканта.
16.
Клэр с Нинон разместились у выхода в гостиную. Клэр была в облегающем её стройную фигурку красном платье по щиколотку и в красных туфлях на плоской подошве.
Это и понятно, тот, кто катит коляску с инвалидом, должен заботиться о своей обуви, о безопасности. Клэр всегда ходила в обуви на плоской подошве, боясь упасть, и не дай бог, выпустить из рук коляску Нинон.
Нинон была в чёрном брючном костюм и белой кружевной кофточке. Коса её была заплетена каким-то замысловатым способом и казалась ещё толще. Клэр была рукодельница, не каждый мог так заплести косу.
У дверей также расположились на стульях официантки Жаннет и Сьюз и горничная Мэри.
17.
Ровно в девять часов вечера в гостиную вошёл быстрым шагом высокий молодой человек, лет около тридцати, красивый, безупречно одетый в чёрный фрак и белую сорочку. Он бережно держал в руках скрипку и, чуть откинув тёмный локон со лба, поклонился публике. Он был аристократичен, худощав и быстр в движениях. Начало было красиво и многообещающе и произвело на публику самое приятное впечатление.
С первых же звуков, с первых минут все поняли, что перед ними талантливый музыкант и вечер будет чудесный. Играл скрипач божественно, извлекая звуки, достающие до самых глубин сердца, и были они так естественны, как воздух. Это сказал Армэль. А он - поэт и знает, как сказать. Луизет прикрыла глаза. Вивьен не отрывал взгляда от рук скрипача. Солли в корзинке лежала и молчала, как будто тоже внимательно слушала, как будто тоже была очарована музыкой.
Клэр сидела тихо, не шевелясь. Она даже покраснела от удовольствия. Нинон слушала и вспоминала свою маму, которая тоже была музыкантом и очень красиво играла на арфе.
"Жаль - думала Нинон, - я не выучилась играть ни на одном инструменте. Тогда, после падения с лошади в горах, куда они поехали всей семьёй отдыхать, и после того, как её жизнь изменилась, в музыкальной школе сказали, что ей нельзя волноваться и перенапрягаться. А музыка требует много душевных сил. И мама отступила от своей мечты - услышать игру дочери на флейте. Убитая своим нездоровьем, Нинон часто находилась в депрессии и купленная родителями флейта так и осталась лежать в шкафу нетронутая. Тогда месье Дебаш нанял сиделку Клэр, а семья стала само собой рушиться. Казалось бы, болезнь дочери должна была сблизить родителей, но получилось обратное. Мадам Дебаш стала много работать, ездить на гастроли, выступления. Отец тоже старался заработать на врачей, сиделок, обучение дочери.
Он был владельцем небольшой фирмы, выпускающей художественные краски. Впрочем, он и сам немного рисовал. В доме все стены были увешаны картинами месье Дебаша. А мадам Дебаш неожиданно влюбилась в молодого скрипача из оркестра... потом эта трагедия, и Нинон ещё больше замкнулась в себе.
"Мама, мама, зачем ты это сделала?" - вновь думала Нинон, слушая музыку. Звуки эти привели её в волнение, глаза увлажнились. Чтобы не заплакать, она стала рассматривать артиста.
"Можно запросто влюбиться! Красавец! Счастливчик!" - она откинулась на спинку кресла и продолжала наслаждаться чарующими звуками музыки.
Армэль слушал, подперев руками голову, глаза его были полузакрыты, тело подалось вперёд навстречу божественным звукам. Блэр откинулся на стуле и, сложив руки на груди, покачивал головой в такт музыке. Гуарин был весь внимание и наслаждение.
Горничная Мэри и две официантки: Жаннет и Сьюз - не шевелились, застыли, боясь разрушить эту идиллию.
Одним словом, всем пришлись по душе и музыка, и исполнитель, и исполнение.
Иногда между произведениями артист уходил из гостиной на пять-десять минут, чтобы передохнуть. Слушатели тем временем обменивались впечатлениями. Клэр тоже выходила и возвращалась с заплаканными глазами. Видно было, что её душу сильно растревожила эта музыка.