… Обоих барышень звали Зинаидами - про
себя Алексей сразу окрестил их «килькой» и
«яблочком». Они кинулись благодарить своего
спасителя, но быстро спохватились, что ночные
рубашки далеко не самый подходящий наряд для
любезных бесед с кавалером. Да и Лавровский,
голый по пояс, чувствовал себя не уютно. Поэтому,
приняв приглашение, как-нибудь заглянуть на чай,
поспешил ретироваться. Уходя, расслышал, как
Зина-килька прошептала подруге:
- Какой у него торс! Геракл…
98
Алексей вернулся к себе. Спать, твёрдо решил
он, только покурю сперва. Но ни того ни другого
сделать не удалось.
- Спирька, что у тебя здесь творится? -
донёсся из коридора густой рокочущий бас. - Чуть
до смертоубийства, говорят, не дошло.
Всё понятно, подумал Лавровский, кто-то
пожаловался Карасёву.
… Аристарха Матвеевича Карасёва, с
незапамятных времён снимавшего в «Чернышах»
отдельную квартиру, как огня боялись хозяйки
меблированных комнат Калинина и Чернышёва, и
все жильцы. Должность у него была незначительная
- внештатный околоточный надзиратель резерва
Московской городской полиции. Но вот уже более
десяти лет состоял он в личном распоряжении
полновластного хозяина Москвы - генерал-
губернатора Долгорукова, выполнял его различные
деликатные поручения. Не каждый генерал мог
сравниться по влиятельности с этим человеком.
Алексей с ним дружил. Во-первых, земляки -
оба орловские. Во-вторых, не раз совместно
участвовали в весьма опасных предприятиях,
поэтому хорошо знали, кто чего стоит…
- Помилуйте! Никаких смертоубийств, -
ответил Спирька. - Актёр Карагодин перепили-с и
свой ежевечерний спектакль-с устроили. В 44-й
нумер к барышням вломились… А Алесксей
Васильевич, из 43-го нумера, его поучили
немножко-с.
99
- Молодец Лавровский. А Карагодин, как
проспится, пусть ко мне зайдёт. Я ему покажу
барышень, - пробасил Карасёв. Негромко постучав в
дверь, спросил. - Лёша, не спишь?
- Нет.
- Выйди на минуту, потолковать надо. Только
оденься, а то мне жалуются - бегаешь по коридору
голым. Прельщаешь своим непотребным видом
замужних дам и девиц невинных.
- Кто кого прельщает это ещё разобраться
надо, - ворчал Алексей, одеваясь. Он догадался, что
нажаловался учитель Пердников. - Тут такого через
стенку наслушаешься, романы Мопассана читать не
надо.
- Да, по секрету здесь не потолкуешь, - сказал
Карасёв. - Пойдём ко мне на квартиру. Разговор
имеется не для чужих ушей. Заодно и перекусишь -
небось, весь день натощак.
- Не угадали. Я сегодня у Малютина обедал.
- Тогда чайком побалуемся. Да и по рюмочке
выпьем.
Под коньячок с лимончиком Карасёв
рассказал, что из Петербурга в Москву приехало
очень важное лицо - начальник секретной части
дворцовой полицейской команды Ширинкин. Вчера
он был у генерал-губернатора. Разговор шёл о
наиважнейшем государственном деле - обеспечении
безопасности во время проведения коронации,
которая назначена на май. Своих сотрудников у
100
Ширинкина мало, поэтому он попросил
Долгорукова помочь надёжными людьми.
- Ну а какое отношение всё это ко мне имеет?
- насторожился Алексей
- Самое прямое, Лёша. Владимир Андреевич
порекомендовал тебя с Сергеем Сергеевичем.
- Так вот почему вчера этот Ширинкин ко мне
приходил, карточку оставил… Нет, я не согласен!
- Почему, Лёша?
- Не согласен! Сами ведь говорили, свяжись
раз с этими господами из охранного отделения - век
на них работать будешь.
- Молодец. Вижу, что советы мои помнишь, -
похвалил Карасёв. - Только Ширинкин не из
охранного отделения, а из Собственной Его
Императорского Величества охраны.
- А по мне, хоть из Святейшего Синода! Тут и
своих дел по горло! В начале марта первый номер
журнала выпускать, а у меня ещё и конь не
валялся… И вообще, Аристарх Матвеевич, почему
именно мы? Мало ли у Владимира Андреевича
надёжных людей - и в полиции, и в секретном
отделении канцелярии?
- Надёжных, Лёша, много. А вот с бегами
связанных, как вы, нет.
- Бега-то здесь причём? - удивился
Лавровский.
- Притом. Сведения имеются, что бомбисты,
которые покушение на царя готовят, с Московским
беговым обществом связаны.
101
- Каким образом?
- А мне об этом никто не докладывал - дело
секретное.
Лавровский подпёр щёку ладонью и
невидящим взглядом смотрел на рюмку. Разные
мысли бродили в голове.
… Политики он всегда сторонился. В
гимназии одноклассники пригласили в кружок, где
по вечерам читали разную нелегальщину.
Решительно отказался. Нет, не из страха, что
начальство узнает и наказать может. Просто
неинтересны были ему все эти Марксы и Бакунины,
Чернышевские и Прудоны… Когда, в шестнадцать
лет убежав из дома, тянул лямку с бурлаками на
Волге и был крючником в Нижнем Новгороде
судьба свела его с несколькими людьми из тех, кто
«ходил в народ». До сих пор он всегда тепло
вспоминал их. Много чему хорошему у них
научился. А вот в свою веру обратить его они так и
не смогли…
А террористы? Об этих «мучениках свободы»
Алексей без отвращения думать не мог. Говорят, что
борются за счастье простого народа, а сами
представителей этого народа гробят почём зря. 11
человек погибло, а 56 было ранено в феврале 1880
года при взрыве в Зимнем дворце. Министры,
генералы и прочие царские сатрапы? Ничего
подобного - нижние чины Финляндского полка.
Непростым было и его отношение к
самодержавию. Это только Катков в «Московских
102
ведомостях» и князь Мещерский в «Гражданине»
вещают, что русский человек природный монархист
и поэтому обожает своего императора и всю
августейшую фамилию. Вздор. Кого и за что
обожать-то? Дядю царя великого князя Николая
Николаевича, который брал огромные взятки за
помощь в получении концессий на постройку
железных дорог? Другого дядю, председателя
Государственного совета Михаила Николаевича,
попавшего на этот высокий пост не благодаря уму и
способностям, а только из-за происхождения? А про
младшего
брата
императора
Сергея
Александровича, чуть ли не в открытую живущего
со своими адъютантами, и говорить-то противно…
Но полнейший бред и рассуждения либералов о том,
что все беды России от её нынешнего
государственного строя. Из-за него и
промышленность не развивается, и народ
нищенствует, и чиновники воруют. Вот, мол, была
бы у нас конституция, а ещё лучше республика,
сразу бы всё переменилось к лучшему.
Размечтались! Вон во Франции, сколько лет
республика, а казнокрадства и взяточничества
меньше не стало…
Опять меня в дебри занесло, резко оборвал он
невесёлые размышления. Совсем не над этим сейчас
надо голову ломать. Скверно, если террористы
связаны с бегами. Страшно даже подумать, сколько
жертв будет, взбреди им в голову устроить взрыв на
переполненном публикой ипподроме. Но если даже
103
до этого дела не дойдёт, какое пятно ляжет на
беговое общество! Его если и не запретят совсем, то
долго попрекать будут. У нас это умеют.
Вспомнилось, как в прошлом году несколько
московских гимнастов и атлетов решили создать
«Русское гимнастическое общество». Написали
устав, пошли к начальству за разрешением. А они
давать его не желают. Один из высокопоставленных
чиновников так и заявил:
- Школа гимнастов? Знаем мы, что это такое.
В Риме вот тоже была. Спартак из неё вышел. У нас,
господа, подобные штучки не пройдут!
Получить разрешение удалось только после
обращения к генерал-губернатору Долгорукову.
Хочешь, не хочешь, а придётся согласиться.
Тем более в последнее время на бегах,
действительно, замечаются некоторые странности.
Вроде не пьющего отставного гусара и сторожа
говорящего по-французски.
- Убедили вы меня, Аристарх Матвеевич.
Правда не знаю, управлюсь ли со всем - с журналом,
розыском малютинского Удалого, а теперь ещё и с
этим?
- Ничего, бог не выдаст…
- А свинью мы и сами съедим, - закончил
Алексей любимое присловье Карасёва, поднимая
рюмку.
Глава 11
Сводня
104
У Малинина эта ночь тоже выдалась
бессонной. Посмотрев в след удаляющимся саням
Муравьёва. Соколов сказал:
- Сергей Сергеевич, мыслишка одна у меня
появилась.
- Какая?
- Купцом Ермаковым мы днём займемся. А
сейчас не заскочить ли в гости к Матрёне
Марковне?
- Поздновато уже, Саня. Не подняла бы шум,
что полиция без веских на то оснований по ночам
почтенных людей беспокоит.
- Не поднимет. Марковна меня всегда видеть
рада.
… Мещанку Самохину на самом деле звали
иначе. Но все без исключения знакомые величали её
Матрёной Марковной - очень уж похожа на одну из
героинь непристойной поэмы, ошибочно
приписываемой Ивану Баркову. И по внешности, и
по привычкам, и по манере разговора. А самое
главное она, как и «барковская» Матрёна Марковна
занималась сводничеством. Правда жила не «в
домишке о двух окошках на Полянке», а в
собственном двухэтажном доме в Сокольниках.
Уважало Матрёну Марковну московское
купечество, в особенности его женская половина.
Умела она потрафить любой купчихе, с полуслова
угадывала её самые сокровенные желания, о
которых та порой и вслух сказать стеснялась. Им с
ней было легко и просто, не то, что с утончённой
105
Прасковьей Фёдоровной, пересыпавшей речь
непонятными французскими словами, или с грубой
матершинницей Марфой, которая к тому же
отличалась набожностью и в пост напрочь
отказывалась помогать в блудных делах.
Дом Самохиной находился на 6-м Лучевом
просеке. Места глухие. Там частенько пошаливали.
Особенно летом, когда шпана с Хитровки и других
трущоб перебиралась «на дачу». Бывшего
городского голову Лямина однажды ограбили в
собственном саду - даже шёлковые подштанники
забрали. Доставалось и Матрёне Марковне: то у
кухарки, возвращающейся с базара, корзинку с
провизией отнимут, то простыни, развешенные для
просушки, с верёвок утащат. Местная полиция
только сокрушённо разводила руками.
Не на шутку перепугалась Матрёна Марковна,
когда получила записку: «Сиводня вечёр попожи
двести рублёв под большую берёзу у поворота. А то
дом спалим». Люди знающие посоветовали ей
сходить в сыскное, подсказали к кому именно
обратиться. Она так и сделала. С тех пор шпана дом
сводни за версту стороной обходит, а Степанов и
Соколов стали своими людьми у Самохиной…
Соколов, севший на козлы пролётки вместо
отправленного в больницу Кузьмича, оказался
кучером умелым. Вскоре, хотя все дороги в
Сокольниках были засыпаны снегом, они подъехали
к двухэтажному деревянному дому.
106
- Она, что по ночам не спит? -
поинтересовался Малинин, увидев освещённые
окна.
- Спит, да только не всегда. Сегодня у неё
гостит вдова … э … одна миллионщица.
- А ты откуда знаешь?
- Да она к Марковне раз в неделю, со вторника
на среду, уже третий год наведывается. Зазорно ей
полюбовников дома принимать, а в гостиницу, когда
вся Москва в лицо знает, тоже не пойдёшь.
Ночной сторож и дворник встретили сыщика,
к немалому удивлению Сергея, словно начальника.
- Александр Иванович, разрешите доложить, -
пробасил дворник. - У нас всё в полнейшем
порядке. Шпана больше не беспокоит. Как пуганули
мы с вами их в прошлый раз, больше и на глаза не
показываются.
А сторож добавил:
- Егорка Резаный, перед самым Рождеством,
крутился возле дома. Так я ему всё разобъяснил, как
вы учили.
Внимательно присмотревшись, Малинин
узнал и сторожа и дворника - раньше они служили
городовыми в 1-м участке Тверской части.
- Оба по здоровью со службы ушли, - пояснил
Соколов. - Вот я и пристроил их сюда. Надёжные
ребята.
Через сени и переднюю, они попали в
небольшую уютную гостиную: потолок
расписанный райскими птицами и купидонами,
107
старомодная мебель красного дерева - круглый стол,
диван, тяжеловесные кресла. Широкий подоконник,
как и в большинстве мещанских и купеческих
домов, заставлен разнообразными бутылками с
настойками. наливками и медами собственного
изготовления.
Маленькая сухонькая старушка, дремавшая в
одном из кресел с вязанием в руках, вскинула глаза
на вошедших:
- Санька! Радость-то, какая… Дуняша!
Накрывай стол для гостей дорогих. Неси всё, что
бог и люди добрые послали. Да икры не забудь
побольше подать. Мне её перед Рождеством сам
рыбник Мочалов прислал, такой в Охотном ряду не
сыскать. А мы пока настоечки по рюмочке выпьем.
- Мне рябиновой, - попросил Соколов.
- Помню, помню твой вкус. А вам, сударь?
Извините, не знаю, как звать-величать.
- Сергей. А выпью я, пожалуй, тоже
рябиновой.
Настойка оказалась крепчайшей, аж слезу
вышибала.
- Ох, хороша, - крякнул от удовольствия
Соколов. - Марковна, на поклон мы к тебе пришли.
- Дело житейское, - лукаво улыбнулась
старушка. - Вам какого сословия краль-то
подыскать? Купчих, дворянок или из простых?
Замужних предпочитаете? Вдов? Или девочек? Это
похлопотнее для меня будет. Но, как в сказках
108
сказывается: «Я хоть душу заложу, а тебе всё ж
угожу».
- Молодой человек нас интересует, Матрёна
Марковна, - сказал Малинин. - Кареглазый, роста
среднего, плотного телосложения…
- Не по моей части это, - обиженно поджала
губы сводня. - Отродясь я такими срамными делами
не занималась.
Она с укоризной посмотрела на Соколова. Ты
кого, мол, привёл?
Тот расхохотался:
- Ты не так Сергея Сергеевича поняла! Нам
этот молодой человек совсем для другого
понадобился. Похоже, он с политическими
якшается.
- Да хоть с самим сатаной, - даже не
дослушав, перебила его Марковна. Перекрестилась
на образа. - Прости господи меня грешную за такие
слова… Уговор, Саня, дороже денег. Помнишь, что
вы с Васей мне обещали?
- Помню, - кивнул Соколов. - Кто и зачем к
тебе ходит нас не касается.
- Вот и я об этом самом… Да вы ещё по
рюмочке выпейте - с морозу оно пользительно… А,
что Вася с вами не приехал? Занят поди сильно?
- В больнице он лежит, - вздохнул Соколов.
- Свят, свят, свят…, - снова закрестилась
Марковна. - Что случилось-то?
- Горицветов его подстрелил. Много крови
Василий Васильевич потерял.
109
- Васю подстрелил? - ахнула старушка. - Ах,
он чёрт разноглазый!... Да, чтоб его, кобеля
недоношенного! Жеребец стоялый в ….
Такой отборной брани Малинину даже от
Лавровского, многому у бурлаков научившемуся,
слышать не приходилось.
Отматерившись, Матрёна Марковна выложила
всё, что знала о Горицветове. Привёл его в середине
ноября Дмитрий Ермаков. Представил, как
большого любителя новизны - не может, дескать,