— Тебе это удалось, к тому же стало не так заметно, что на мне твои необъятные бермуды, — ухмыльнулась Лиза.
— Эх, хорошо мы с тобой посидели, Лиза, — расправив плечи, сказал Манус. — Я тебе, кстати, не показал какая у меня шикарная королевская кровать стоит в спальне. Пойдем наверх?
— Пойдем.
Даниель повел свою новую знакомую по мраморной лестнице на второй этаж и проводил ее в большую спальню, отделанную мебелью в стиле восемнадцатого века; главное место в ней занимала широкая кровать с помпезным золотисто-красным балдахином.
— Ты тут располагайся, Лиза, а я приму душ, — сказал Манус, расстегивая пуговицы на своей рубашке.
Бизнесмен закрыл за собой дверь и, тихо напевая какую-то веселую мелодию, пошел в душевую. Лиза подошла к окну, посмотрела, что твориться на окутанной мраком улице, затем легла поперек мягкой постели, застланной красным шелковым покрывалом, обшитым золотистой бахромой, закрыла глаза и о чем-то задумалась.
— Как освежающе действует душ в конце длинного, жаркого дня. Устала, Лиза? — Манус вернулся в комнату после недолгого отсутствия, в одних трусах, и, повесив влажное полотенце на спинку стула, прилег к черноволосой красавице.
— Устала. Сегодня такой насыщенный день был…
Не сказав больше ни слова, Даниель начал целовать шею и плечо Лизы и медленно стягивать бермуды с ее бедер.
«Постельная сцена начинается, — подумала про себя Лиза, не размыкая век, чувствуя, как прохладная влажная рука бизнесмена заползает под ее футболку и крадется к груди».
Было около одиннадцати часов утра. Автомобиль столичного журналиста Александра Кармана проехал мимо центральной площади, окольцованной стенами полуразрушенного замка, над которыми торчали шпили старинных зданий, и направился к одной из городских окраин. Карман крутил головой влево и вправо, пытаясь сориентироваться в переплетении домов с мансардными крышами и коробок панельных пятиэтажек, резко и негармонично выделявшихся на фоне невысоких живописных гор, обросших лесом.
Минут через пять машина Александра выскочила на тесную улицу, протянутую между частными домами, сгруппировавшимися на небольшом возвышении, и остановился у крайнего строения — скромного одноэтажного кирпичного дома с чердаком и пологой черепичной крышей. По грязным оконным рамам и прохудившейся кровле было понятно, что здесь давно никто не обитает. Журналист оглядел дом, за сутки до этого подвергшийся налету воров, и пошел к соседям, надеясь узнать у кого-нибудь из них подробности о человеке, когда-то проживавшем по этому адресу.
Оказалось, однако, что найти собеседников будет нелегко — жилище за соседним забором тоже было бесхозным, а жильцы двух других поселились здесь недавно и не могли рассказать ничего интересного. Карман, впрочем, не унывал и двинулся к дальнему дому, стоявшему в самом начале улицы.
— Да? — входная дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло лицо пожилого мужчины с жидкими белыми волосами.
— Добрый день, меня зовут Алекс Карман, я журналист, — Александр вытащил свое удостоверение и показал его мужчине. — Прошлой ночью в дом вашего соседа, Яна Икса, залезли воры. Я могу с вами поговорить, всего пару минут?
— Я ничего не слышал, мы только днем поняли, что туда залезали воры. А дом этот раньше принадлежал деду Яна. В нем давно никто не живет.
— Да, я хотел спросить вас именно об Эмиле Иксе. Ян пару месяцев назад обнаружил в его доме картину, которую Эмиль, вероятно, вынес из угольной шахты под Фарбеленом. Во время войны немцы прятали там награбленные ценности, вы, должно быть, знаете об этом. Эмиль когда-нибудь не рассказывал соседям о своей находке? Вы не помните?
— Да, я знаю о шахте, говорят, что эсэсовцы прятали там вещи, отнятые у евреев — картины, ювелирные изделия… некоторые из наших соседей потом спускались в шахту и находили разные предметы — фарфоровую посуду, серебряные ложки, вилки… отыскивались и более ценные предметы, но их сразу передавали властям. Эмиль тоже спускался в шахту, он до войны работал горняком. Я знаю, что он однажды нашел ящик с глиняными фигурками и передал его жандармам, а вот о картинах ничего не знаю.
— А кто-нибудь из ваших соседей помимо столовых приборов и посуды не уносил с собой более ценные предметы? Например, картины, книги, документы?
— Нет, — покачал головой дед, приоткрыв немного шире дверь, — такое не утаишь, ведь за кражу можно было в тюрьму угодить. Да и тут простые люди жили, что они понимали в искусстве? Я о таких делах не слыхал.
— А какие-нибудь подозрительные люди или машины перед кражей здесь не появлялись?
— С тех пор, как все начали галдеть по поводу этой картины, сюда то и дело кто-то приезжает и спрашивает, как проехать к шахте. И журналисты здесь постоянно трутся, и туристы всякие, и полицейские заходили не раз… конца-краю не видать…
— А Ян Икс часто бывает в Фарбелене?
— Нет, очень редко, — покачал головой седовласый мужчина, — тут из Иксов вообще очень редко кто появляется. Ян вчера приезжал, чтобы проверить в каком состоянии дом. Он, кстати, продает участок.
— Продает? Понятно… а давайте я вам дам на всякий пожарный мою визитку, — Карман сунул руку в карман, — если заметите что-нибудь подозрительное, позвоните. Полицейские не всегда действуют расторопно, так что мой номер может вам пригодится.
— Ладно… — пробурчал мужчина и протянул руку к визитке.
— А можно мне узнать ваше имя?
— Мартин.
— Спасибо, Мартин. А кто-нибудь из ваших соседей знал близко Эмиля? Можете адрес подсказать?
— Ой, многих-то и в помине уже нет, это давно было. Вокруг новые дома стоят, люди новые живут. Хотя… есть один старик, который дружил с Эмилем, только я не знаю, станет ли он с вами говорить.
— Вы мне только адрес скажите, Мартин, я попробую с ним поговорить.
— Ну, как знаете. Значит, вам надо до следующего перекрестка доехать, потом вправо завернуть и потом еще метров сто проехать до большого коричневого дома. Сразу за ним стоит дом Альберта Эверта. Он хорошо знал Эмиля Икса.
— Спасибо большое, Мартин, — журналист любезно попрощался и поспешил к своему автомобилю.
18
— Палочками тебе неудобно? — спросила Лиза, наблюдая, как Марио, сидевший вместе с ней на диване перед телевизором, накручивает на вилку лапшу из картонной коробочки.
— Я и палочками умею, но вилкой можно больше достать. Кстати, который час? Уже полдесятого? Фильм должен вот-вот начаться.
— О чем фильм? — захватывая кусочек тушеного гриба, спросила Лиза.
— Вроде, о каком-то полицейском, которому хочет отомстить мафия, и он пытается ее победить в одиночку. Не очень реалистично, но зато эффектно.
— Ой, люблю разные драмы, особенно, если страдают только мужчины, — улыбнулась черноволосая красавица.
— Ты не первая женщина, от которой я это слышу. Бедные, мы, мужчины — вынуждены жить с такими кровопийцами, — иронично ответил разносчик пиццы.
— Кстати, Кесселю кто-то накапал, что я встречаюсь с тобой.
— Вот как… и как он воспринял эту «радостную» новость?
— Ну, конечно, не запрыгал от счастья, хотя он ко мне ревности не испытывает. Наши с ним любовные отношения давно закончились — остались только «деловые». Георг боится, что полицейские могут через тебя выйти на него.
— Им сначала нужно будет связать кражу картины со мной, а это будет крайне сложно сделать, так как я не оставил никаких следов, Лиза. Он тебе запрещает со мной встречаться, что ли?
— Ну, мне, в принципе, трудно что-либо запретить, он скорее настойчиво рекомендует. Хотя, с такими, как он, нужно быть осторожным.
— И что тогда будем делать? — вытирая рот салфеткой, спросил Вегерс. — Может, разбежимся?
— А ты хочешь, чтобы мы разбежались? Боишься Кесселя? — Лиза посмотрела на Марио, как строгая учительница на ученика, не выучившего урок.
— Да я за тебя боюсь, как бы у тебя не было проблем. Я-то всегда выкручусь.
— Нет, мне незачем его боятся. А если ты, действительно, хочешь чтобы мы прекратили всякое общение, я прямо сейчас встану и уйду навсегда. Я знаю, где дверь, — хмыкнула девушка и театрально повернулась спиной к разносчику пиццы.
— Я тебя ни за что на свете не отпущу, прелестная Лиза! Пусть Кессель делает со мной все, что хочет! Ты прямо, как маленькая, вредная, избалованная девчонка, ей богу! — Вегерс примкнул к Лизе, обнял ее и начал нежно целовать в щеку.
— Любишь кататься — люби и саночки возить, — озорно улыбнулась черноволосая красавица. — Красивую женщину разрешается только любить, терпеть и баловать.
— Я тебя люблю… — выдержав секундную паузу, сказал Марио и снова замолк, глядя прямо в глаза Лизы.
— Любишь… а ты в этом уверен? — молодая женщина прищурилась, — любовь штука серьезная. Может, это просто увлечение, которое скоро улетучится?
— Я могу отличить простое увлечение от любви, Лиза.
— А ты другой девушке признавался в любви?
— Ну… одной говорил, что люблю, но я тогда был не совсем искренен… и не совсем трезвый.
— А если ты и сейчас не искренен? Хочешь разбить мне сердце, да? Думаешь, я не знаю, какими коварными могут быть мужчины? — осклабилась Лиза.
— Ну, ты и чертенок, — покачал головой Вегерс, обнимая свою возлюбленную, — ты можешь хоть одно слово сказать без лишнего сарказма?
— Боюсь, нет, — невинно захлопала ресницами девушка, — я ведь тебе уже объяснила — красивых женщин надо любить, терпеть и баловать.
— С любовью-то мы разобрались, с терпением, вроде, тоже все понятно, а вот как прикажешь тебя баловать, красавица?
— Да уж как обычно: золото, бриллианты, яхты, меха, — засмеялась Лиза.
— Ну, золотом и бриллиантами раньше вторника я тебя обрадовать не смогу.
— Что ты имеешь в виду, Марио?
— Ну… ты попробуй догадаться.
— Опять? Будь осторожен, Марио, не думай, что тебя каждый раз будет выручать случай.
— Я осторожен, Лиза, все будет нормально. Да и тот, кому я собираюсь нанести визит, не станет обращаться в полицию. Вор ведь не станет жаловаться, если его самого ограбят.
— Помню, ты мне объяснял. А ты уверен, что все пройдет гладко?
— Конечно, я все продумал.
— Марио, а что если я тебя не полюблю?
— Буду вечно страдать от неразделенной любви, рыдать в подушку и повторять, что все бабы подлые бессердечные стервы, — засмеялся Марио. — А ты раньше влюблялась в кого-нибудь? Крышу сносило?
— Эх, если бы меня за мою короткую жизнь хоть один человек наградил бы настоящей любовью, я бы знала, как ответить, — вздохнула Лиза. — Наверное, уже бы снесло крышу, и не раз…
— Вот увидишь, что снесет. Я ее снесу, — Вегерс страстно поцеловал черноволосую красавицу в губы.
— Ага, как бы ты потом не сказал, что я черствая стерва.
— Не давай поводов и не скажу, — ухмыльнулся Марио, — это вы, бабы, во всем виноваты!
— О, да, конечно. Вы сами за нами бегаете, а потом обвиняете. Это вы слабый пол, дорогие мужчины!
— Ой, ладно, эта война полов может вечно продолжаться, давай лучше посмотрим фильм.
— Главный герой симпатичный, — оценивая внешность персонажа, мелькающего на экране телевизора, сказала Лиза, — жалко будет, если его шлепнут.
— Как бы мне в понедельник не пришлось бегать по крышам машин, как ему…
— Ты предварительно все тщательно продумай и бегать не придется. А если, не дай бог, тебя поймают… тогда я буду тебя навещать в тюрьме.
— Очень смешно, Лиза. А пирожки с мясом и вареньем будешь носить?
— Мне сначала нужно будет научиться их печь. Пока мотаешь срок, я и научусь.
— Типун тебе на язык…
Столица пребывала в глубоком сне, до рассвета и наступления утра вторника оставалось еще почти три часа; все вокруг выглядело застылым и нежилым — и темные дома, и душный воздух, не смевший даже колыхнуться, и бледный полумесяц, висевший узким серпом на черном безоблачном небе, крапленом мерцающими огоньками звезд.
Всю эту безмятежность вдруг нарушил плотный рокот двигателя, и на одной из окраин города, со стороны центра, появился красный спортивный автомобиль. Район был застроен дорогими особняками, скрытыми за высокими заборами, как средневековые крепости, боявшиеся нашествия варваров.
Именно к одной из этих крепостей и приближалась красная машина, днем взятая в прокат Марио Вегерсом. Он намеренно остановил свой выбор на красном порше, хотя, казалось бы, какая-нибудь простая малолитражка привлекала бы меньше внимания. Разносчик пиццы, однако, руководствовался другой логикой — так как вокруг стояли только элитные дома и новые автомобили, старая поддержанная легковушка бросалась бы в глаза и выглядела бы подозрительно.
Порше сбавило скорость, сделал поворот у дома одного депутата, чье имя часто упоминалось в прессе, и припарковался в соседнем переулке. Марио, одетый в черный спортивный костюм, заглушил двигатель, натянул на лицо клоунскую маску из латекса и, подхватив рюкзак, заспешил к депутатскому особняку.
Участок был защищен двухметровым железным забором и тяжелыми стальными воротами, за которыми следили две камеры наружного наблюдения, но это совершенно не смутило Вегерса. Его мысли в эту секунду были заняты другим, а именно — сигнализацией, установленной в доме.
Благодаря наклейке с логотипом охранной фирмы на воротах, разносчик пиццы знал предварительно, с каким типом сигнализации ему придется разбираться (он уже имел дело практически со всеми устройствами такого рода, к тому же в интернете всегда можно было найти дополнительные подсказки), а значит — знал и как можно ее тихо нейтрализовать.
Марио прильнул к боковой стенке забора, не попадавшей в объективы камер, встал на цыпочки, вытянул руки, одетые в перчатки, и, ухватившись за верхний край забора, переметнулся на другую сторону и соскочил на газон. Вегерс присел за небольшой куст, оглядел периметр и, не заметив ничего тревожного (его сообщники, следившие за домом на протяжении нескольких недель, поведали ему, что хозяин бывает здесь не чаще, чем раз в неделю, как правило, только по выходным), начал обход дома.
«Вот, значит, куда уходят деньги честных налогоплательщиков, — думал Марио, стоя у застекленного фасада особняка и осматривая просторный зал первого этажа, освещенного изнутри тусклой ночной лампой, — вот как надо тибрить, уважаемые граждане — много и нагло, тогда точно не посадят. Не то, что я — молокосос…»
Усмотрев в глубине комнаты большую витрину, похожую на аквариум, приблизительно полтора метра в высоту и метр в ширину, и предположив, что нужные ему артефакты собраны именно в ней, отправился обратно к задней стороне дома, где находился распределительный щиток.
Марио открыл металлическую дверцу щитка, запиравшуюся на щеколду, отыскал в свете фонарика кабели телефона и интернета (этим нехитрым приемам его научил все тот же интернет) и отсоединил их, тем самым прервав связь дома с внешним миром. Вслед за этим он вернулся к фасаду и перерезал кабель сирены, прикрепленный на наружной стене, сбоку от входной двери.
Все главные препятствия были успешно пройдены, и разносчику пиццы осталось лишь найти способ залезть внутрь жилища. Этой задаче, впрочем, тоже быстро нашлось решение — окошко душевой, приоткрытое, видимо, для отвода лишней влаги, оказалось достаточно широким, чтобы в него протиснуться, что сразу отменило необходимость возиться с дверным замком (хотя в кармане Вегерса имелся и комплект отмычек).
Марио пробрался в душевую, тихонько открыл дверь и очутился в темном коридоре, ведущем в зал. Разносчик пиццы, ступая осторожно и поглядывая на сенсоры движения под потолком, засекающие каждое его движение, но неспособные поднять тревогу, пересек коридор и подошел к витрине, за которой на засыпанной песком подставке лежал дивный клад: фрагменты двух золотых масок, большой золотой венец, десяток монет, несколько перстней и женских украшений, пробитая золотая чаша и два прогнивших клинка.