— Садись, есть разговор, — президент указал рукой на низкое кресло и сам тут же рухнул в свое, словно ноги не могли удержать массивное дряблое тело.
Щукин опустился в кресло легко и упруго.
Президент потер руку об руку, посмотрел на гостя в упор и, как показалось Щукину, с некоторой долей подозрения.
— Хотел бы с тобой посоветоваться, генерал. Между нами, советникам полностью не доверяю. Они глядят в глаза и пытаются угадать, что я думаю. А о тебе идет слава, что ты до сих пор режешь правду матку без стеснения, без оглядки на должности и личности.
— Я тоже режу ее порциями, — признался Щукин. — Помногу кто выдержит?
Президент натянуто улыбнулся.
— Как ты думаешь, чего нам сейчас не хватает больше всего?
— Правду?
— Для того и позвал.
— Стране нужен порядок. Жесткий, — Щукин даже сжал кулак, словно схватил кого-то за горло, и потряс. — Общество разболталось. Хороводят у нас трепачи, пустозвоны. Надо всех зажать…
Глаза президента сузились, в них блеснуло удовлетворение.
— А как к этому отнесется парламент? Как отнесутся партии?
— Главная партия президента — народ. А народу надоела неопределенность.
— Что-то я не гостеприимен, — сказал президент с кривой улыбкой. — Может, выпьешь? У меня можно. Блюстителей коммунистической нравственности здесь больше нет. Виски? Коньяк? Может, кофе? Я прикажу.
— Благодарю, не надо.
Щукин так и не понял, что президенту хочется выпить и самому. Поэтому в его голосе прозвучало разочарование:
— Как желаешь, у меня с этим просто. Хочу спросить…
— Слушаю, — подтянулся Щукин.
— Мне подсказывают, что необходимо создать группу элитных войск. Со специальными функциями. Сам понимаешь, когда вокруг развелось столько экстремистов, надо иметь силу…
Можно было сказать, что есть армия, есть войска МВД, но Щукин уже понял, что президент ищет противовес даже этим, подчиненным ему структурам. Он готовился к чему-то или опасался каких-то событий.
— Разумная мысль.
— Как бы ты представил себе такое формирование? Общие контуры… Ты же специалист…
Щукин подался вперед, нахмурился.
— Думаю, надо иметь пять-шесть полков. Мобильных, хорошо вооруженных. Боевые машины пехоты. Танки. Вертолетный транспортный полк. Штурмовой вертолетный полк. Несколько подразделений с ракетами лазерного наведения. Для точечных ударов. Отдельный батальон быстрого реагирования…
Щукин сразу заметил, как ослабела настороженность, которую он все время ощущал в поведении президента. Тот вдруг вздохнул, лицо его осветило подобие улыбки, которую можно было принять и за гримасу боли.
— Как ты все сразу схватил. Мои стратеги предложили почти то же самое. Штурмовой вертолетный полк — это хорошо. — И сразу без перехода: — Возьмешься командовать? — Елкин взял из красной папки, лежавшей по правую руку, плотный лист бумаги. — Это проект указа. Надо только вписать фамилию…
— Для меня высокая честь.
— Видишь, мы и договорились, — в голосе президента прозвучало явное облегчение. — Теперь ты не отвертишься.
Он нажал невидимую кнопку под столешницей и возбужденно приказал:
— Внесите поднос с шампанским!
* * *
Президент «Ростбанка» Леопольд Яковлевич Васинский не любил особой роскоши. Его офис в старинном особняке на одной из тихих улиц центра столицы дизайнеры и архитекторы по специальному заказу сделали предельно простым и строгим. Через пуленепробиваемые тонированные стекла с улицы в кабинет не долетало ни звука. Васинский ценил строгую внушительную тишину, которая позволяла даже в его шепоте расслышать мощную энергию воли.
Приемная президента, залитая солнечным светом, поражала своими размерами и внешне походила на оранжерею. Вделанный в стену огромный аквариум выглядел сказочным подводным царством, в котором среди зеленых водяных джунглей скользили тени экзотических рыб — черных, красных, серебристо-платиновых. Здесь не стучали пишущие машинки, не звенели надоедливо телефоны. Если и раздавался вызов, то голос его звучал приглушенно, мелодично.
К шефу вели двойные дубовые двери с золочеными витыми ручками.
Кабинет Васинского напоминал гостиную в богатом аристократическом дворце: полукруглые розовые диваны по углам, несколько абстрактных скульптур из натурального камня. Светильники, умело расположенные дизайнером, подчеркивали дорогую фактуру розового мрамора, нефрита, яшмы. В солнечные дни на стенах, обтянутых серым натуральным шелком, играли муаровые разводы. Широкий стол, выполненный финскими мастерами всего за двадцать пять тысяч долларов, высился в кабинете, как редут, за которым хозяин держал оборону. Куда дешевле — всего по пять тысяч долларов обошлись фирме четыре кресла с натуральной кожаной обтяжкой. Васинский считал, что больше чем трем приглашенным сразу в его кабинете делать нечего.
За спиной президента стоял российский флаг, свернутый так, что была видна одна синяя полоса. На столе помещался персональный компьютер и стоял телефонный аппарат со скремблером — устройством, засекречивающим разговоры по обычным городским линиям. Подчиненная правительству служба связи предлагала Васинскому свои услуги, но он от них отказался. Было предельно ясно, что, обещая защиту от подслушивания, правительственная связь сама же и будет этим заниматься. ч
В приемной президента помимо миловидной секретарши всегда находились два костолома, прошедшие спецподготовку за границей мастера боевого карате и тейквандо.
В среду с утра у Васинского намечались три важные встречи, и для каждой было отведено точное время. Свои рабочие часы Леопольд Яковлевич очень ценил и не уставал учить тому же своих сотрудников. Он им раз за разом повторял: «Тайм из мани» — время деньги. Впрочем, по-английски Васинский произносил не только эту фразу. Он пять лет осваивал в Лондоне тайны финансового бизнеса, прекрасно знал язык и при любом случае старался это продемонстрировать.
Россию Васинский рассматривал как территорию, которая в век строго разграниченных зон влияния и рынков давала возможность заново себя освоить и превратить в источник огромных доходов. Само слово «Россия», Леопольду Яковлевичу не очень нравилось, и в разговорах он предпочитал называть ее просто: «эта страна».
Не отказываясь относить себя к числу «демократов», Ва-синский тем не менее считал, что выход у «этой страны» один — установление твердой власти в форме диктатуры. Для этого в первую очередь надо было столкнуть с места Елкина и заменить его человеком если и не совсем своим, то хотя бы поддающимся влиянию.
Войдя утром в кабинет, Васинский включил видеозапись последних известий, которая ежедневно делалась для него помощниками.
Вспыхнул экран, и всю его ширь сразу заняло блинообразное, лоснящееся жиром лицо с заплывшими поросячьими глазками. Речь перед репортерами держал главный «демократический» оракул «этой страны» Юрий Тимурычев. Сыто причмокивая толстыми губами (как гоголевский Пасюк, глотавший вареники), он произносил такие же скользкие, гладкие фразы: «Мы понимаем, президент давно утратил уважение народа. Руки его в крови, поступки отвратительны. Тем не менее, мы — демократы — политические прагматики. Мы против того, чтобы президента устранили от власти до выборов…»
Чертыхнувшись, Васинский выключил программу. Болтуны, а к ним он относил и Тимурычева, уже надоели. Садясь за стол, подумал: «Надо действовать без промедления».
Первым Васинский принял Резо Георгиевича Шарадзени-швили. Тот, несмотря на массивность своей фигуры, вошел в кабинет упругим энергичным шагом.
— Здравствуй, Леопольд! — Резо протянул банкиру руку и сжал его ладонь, непочтительно демонстрируя свою силу.
Резо говорил по-русски абсолютно чисто и грамотно. Кавказский акцент, от которого до конца жизни так и не сумел избавиться даже Сталин, у Резо совершенно отсутствовал. Шарадзенишвили родился и вырос в Москве на задворках Марьиной рощи, прекрасно знал город и общество — от финансовых воротил новой волны до криминальных авторитетов страны и столицы. Это позволяло ему выступать в роли связующего звена между структурами, которые делали деньги противозаконными методами, и теми, которые так же обирали население легальным путем. Оттого и был вхож Резо в офисы крупных банков и на тайные малины московской мафии.
— Садись, — предложил Васинский. — Виски, коньяк?
— Пиво, — не стыдясь далеко не аристократического пристрастия, объявил Резо.
— «Скол», «Гессер», «Голдстар»? — показал незаурядное знание предмета Васинский.
Открыв банку «Пилса» и с жадностью глотнув холодную жидкость, Резо облегченно вздохнул. Вчера вечером в дружеской компании с банькой он слегка перебрал и сейчас изнывал от сухости во рту.
— Слушаю тебя, Леопольд.
— Дорогой Резо, — начал Васинский задумчиво, — скажи по чести, ты не зарвался?
— Что ты имеешь в виду? — Шарадзенишвили нахмурился, наливаясь злостью. Он не терпел, когда лезли в его деда, осуждали его поступки. Да, он делает ошибки, промахивается, но судить за это может только сам себя, а не кто-то со стороны.
— Скоро президентские выборы. Судя по некоторым признакам, ты собираешься выставить свою кандидатуру. Не ошибся?
Резо засмеялся с облегчением.
— Есть такая мысль, не скрываю.
— Но делать этого ты не будешь, — слова Васинского прозвучали с предельной жесткостью. — Забудь, будто никогда и не думал.
— Почему?! — Резо снова помрачнел. Удар пришелся ему в поддых. — Разве у меня шансов меньше, чем у дурака Тиму-рычева? Или ты сам решил баллотироваться?
— Нет.
— В чем же дело? Объясни.
— Тебя не выберут, а деньги ты потратишь.
— Почему не выберут? Это как еще повести дело.
— Почему? Да потому, что патриоты поднимут шум, что ты снова присоединишь Россию к Грузии. Перекрестят тебя в Джугашвили. Ты над таким ходом своих конкурентов задумывался?
— Нет, — меняясь в лице, растерянно признался Резо. — А ты сам почему не хочешь?
— Я, дорогой мой, еврей. Мало мне этого? Нужно, чтобы газеты начали копать, сколько у меня родни В' Израиле и кто они там?
— Что же делать?
— Главное — никаких выборов, — губы Васинского сомкнулись в узкую жесткую складку. — Только переворот и диктатура.
— По-моему, Медведь сам такой переворот готовит. Он боится вьїборов. Если слетит с трона, его будут судить. Слыхал, он создает элитную дивизию?
— Пусть создает. Это ему не поможет. Медведь — битая карта. Нам нужен свой, если на то пошло, карманный диктатор. И чем мы его крепче свяжем, чем ближе сойдемся, тем больше шансов заполучить все.
— Где такого найти?
— Не твоя забота. Нужны только деньги. Много денег, Резо. Свой вклад в это дело должен сделать и ты.
— Только я?
— Испугался? Тогда можешь не беспокоиться.
— Я понял. Когда?
— Чем быстрее, тем лучше. Нельзя упускать время.
— Одно, — Резо поднял палец, — деньги будут немного грязные, сам понимаешь…
— Отмыть — моя проблема. Важно иметь эту «капусту».
Васинский позволил себе перейти на блатной жаргон, чтобы подчеркнуть свою близость к делам Шарадзенишвили.
В десять утра в кабинет Васинского проследовал его двоюродный дядя, гражданин Израиля Давид Шнапсштоф, приехавший из Вены. Он представлял круги, которые своим капиталом помогли Васинскому создать в «этой стране» крупный банк и были заинтересованы в его процветании.
Маленький, юркий как живчик, лысый, как бильярдный шар, в больших прямоугольных роговых очках, Шнапсштоф выглядел карикатурой на банкира в исполнении советского карикатуриста Бориса Ефимова. Едва войдя в кабинет, он приступил к делу.
— Ой, Леопольд, я тебя не узнаю! Прочитал досье твоего генерала и пришел в ужас. Он же умный, как два еврея! И ты доверился этому гою? Пхе! Ты вляпаешься! Во всяком случае, наши друзья там, — Шнапсштоф махнул рукой в сторону, — этого опасаются очень сильно. Они в ваш альянс не верят.
— Оставь, Давид. Если хочешь знать, я и тебе не верю, хотя веду с тобой дела. Даже такие тонкие. Я знаю, как ты прикарманил часть средств, которые я отпустил на…
— Леопольд! — Шнапсштоф схватился за сердце. — Неужели до сих пор ты этого не забыл?! То были издержки молодости. За последние годы я все вернул даже с лихвой. А тогда все вышло потому, что я сидел на мели с пробитым днищем.
Шнапсштоф для убедительности оторвал зад от кресла и ткнул пальцем в седалище, туда, где, по его мнению, могла быть пробоина.
— Сядь, Давид. И не тычь себя пальцем в тухес. Это неприлично. Что касается генерала, он необходим только на первом этапе. Перевороты, как ты знаешь, одним туром не оканчиваются. Для второго у нас есть свой генерал. Мы им и заменим первого.
— У тебя есть еще генерал?!
— У денег бывает все, Давид.
— Ой, Леопольд! Кормить двух генералов — не еврейское это дело. Ты сильно тратишься.
— Это не траты, а инвестиции. В Вене должны понимать разницу, если она не ясна тебе.
— И все же рубли печатаешь не ты.
— Зато я их делаю.
— Это хорошо. Герр Гольдман просил передать тебе, чтобы ты действовал быстро и решительно. Пока у вас, в этой стране, не разобрались, что можно, чего нельзя. Не знаю точно, но говорят, будто какой-то мавр вроде или негр сорвал миллиардный куш, пообещав простакам быстрое обогащение.
— Было, — кивнул головой Васинский. — Рванул мавр и угас. Мне такое не подойдет. Есть другие варианты. Можно брать деньги честно, но не менее круто.
— Например?
— Стоит ли раскрываться, идучи на рать? Лучше уж, идя с рати.
Шнапсштоф не понял русского юмора.
— Нет, давай изложи. Обсудим вместе. Иначе, если дело сорвется, твои акции там, — большой палец указал за окно в неопределенную даль, — сильно упадут.
— Комбинация простая. Я подскажу своим мужикам в Центробанке, как им уменьшить дефицит бюджета. Без дополнительной эмиссии. Они сыграют на понижение курса рубля на бирже. Я под шумок продам миллионов двадцать баксов. Через пару дней правительство вернет курс на прежний уровень. Это даст мне двадцать миллиардов рублей…
— Ой, Леопольд, а если курс не вернут?
— Вернут. Не сидеть же им самим в дерьме по уши? Как иначе подправить дефицит?
— Дай-то Бог, Леопольд. Ты — голова! Только будь осторожен.
Третьим собеседником Васинского в тот день стал начальник его личной охраны Арнольд Шапиро, крутой вояка, прошедший выучку в войсках спецназа и закрепивший навыки в Афганистане. Мускулистый, сосредоточенный, не улыбающийся по пустякам, Шапиро относился к шефу с большим почтением. Ко всему они были двоюродными братьями, и это их особо сближало.
— Что там произошло на встрече депутата и генерала? — спросил Васинский озабоченно. — Прежде чем говорить о главном, ты должен изложить мало-мальски приемлемую версию. Я ведь тоже отчитываюсь. Как могло выйти, что в пустынном месте, где заведомо никого Не должно быть, оказался человек?
— Это чистая случайность. Нелепое совпадение.
Васинский внимательно посмотрел на Шапиро, пытаясь определить, в какой мере тот говорит правду, в какой покрывает свой промах.
— Кто, кроме тебя, знал о предстоящей встрече?
— Никто. Я не делюсь информацией, которую получаю от вас, даже со своим замом. Дело сотрудников сопровождать и охранять тех, кого приказано.
— Сколько шансов, что произошла утечка сведений?
— Ни одного.
— Как бы я возрадовался, если бы это было правдой. Вы установили, кто там был?
— Да.
— Почему его…
— Пытались, но ничего не вышло. Машина взорвалась раньше, чем он в нее сел.
— Фу, Арнольд! Избавь меня от таких подробностей. И все же, почему не вышло? Опять случайность?
— Думаю, так.
— Две случайности подряд у меня вызывают сомнения. Может, вы имеете дело с высоким профессионалом?
— Мы навели о нем справки. Это Синицын Валерий Алексеевич. Кандидат биологических наук. Занимается орнитологией. Со спецслужбами не связан.
— Твоими бы устами да мед пить, Арнольд. Почему же вам, таким ушлым, не удается схватить этого птицевода? Не связан со спецслужбами… А ты уверен, что не сегодня, так завтра он может туда обратиться? За защитой от твоих ищеек? И у него есть с чем прийти. Вы хоть нашли кассету?
— Нет. Обыскали всю квартиру от антресоли до лоджии…
— Значит, он знает ценность материала. Где он сам сейчас?