— Да, это я.
Густобровый, заросший неопрятной двухдневной щетиной, Ножкин взглянул на Сурикова поверх очков и спросил заинтересованно:
— Вы по поводу НЛО?
— По какому поводу? — спросил Суриков, ничего не поняв.
— НЛО, УФО, как угодно, — пояснил старик. — Неопознанные летающие предметы. — Он снял очки, сунул их в нагрудный карман пижамы. — Я писал в редакцию, что располагаю свидетельствами об инопланетянах…
— Нет, Григорий Яковлевич, — признался Суриков, — я, к сожалению, по сугубо земным делам.
— А-а, — блеск глаз старика померк. — Значит, не из редакции…
— Из милиции. Капитан Суриков.
Услышав это, старик выпрямился, обрел вид гордый и строгий.
— Я понимаю, товарищ Суриков, в этой борьбе теперь все преимущества будут на стороне мадам Пуговкиной. Коль скоро она написала заявление первой. Даже в условиях плюрализма вы станете защищать ее интересы…
Суриков не понял, о чем говорит Ножкин, но перебивать его не стал. Порой такие экспромты, возникающие по недоразумению, помогают лучше понять человека, разобраться в извилинах его характера и во взглядах.
— Но я не поступлюсь принципами. Этой суке Пуговкиной не будет позволено нарушать порядок…
— Зачем вы так? Насколько я понимаю, Пуговкина для вас не друг, но удобно ли называть ее так?
— Вы о суке? — спросил Ножкин и улыбнулся ехидно. — Так это не о хозяйке, а о ее собаке. — Он сострил и был доволен собой. — Есть постановление Моссовета, и мы, ветераны, требуем, чтобы хозяева собак выполняли его.
— Простите, Григорий Яковлевич, к жалобе гражданки Пуговкиной я отношения не имею…
— Вот как! — разочарованно воскликнул Ножкин. — Что же вас привело в мое жилище?!
Суриков достал фотографию и протянул хозяину квартиры.
— Вы знаете этого человека?
Ножкин взял снимок. Вынул из кармана очки, приладил их на носу и долго молча разглядывал фотографию. Наконец, признав изображенного фотографом человека, сказал:
— Это мой сын. Сережа. Сергей Григорьевич.
Потом снял очки, вернул снимок Сурикову.
— Он арестован?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение.
— Почему вы так решили? — поинтересовался Суриков.
— Э, молодой человек, — сказал старик упавшим голосом. — Вы бы пожили с мое, чтобы понимать своих детей. В последнее время Сережа сильно меня беспокоил. Но не идти же в милицию на родного сына.
— Что именно вас беспокоило? — Суриков невольно понизил голос, следуя примеру старика.
— Будто вы сами не знаете. Он стал такой жестокий, злой. Я видел, как он часто возвращался домой под балдой…
— Выпивал?
— Нет, что-то иное. Для себя я даже боялся признаться, что именно. Но глаза у него не светились и язык кувыркался.
— Значит, вы замечали, что он кололся?
— Не совсем же я слепой. Как вы думаете? — спросил Ножкин, тяжело вздохнув. — Так что он натворил и куда ему носить передачи?
— Боюсь, Григорий Яковлевич, передачи не потребуются.
— Что так? — в голосе Ножкина вновь обозначилось раздражение, похожее на то, с которым говорил о соседской суке. — У него строгий режим?
— Когда вы в последний раз видели Сергея?
— Когда? — Ножкин задумался, вспоминая. — В минувший четверг. Сегодня ведь понедельник? За ним зашли Яша и Рита. Потом они уехали. Да, точно, в четверг. Уехали на Яшиной машине.
— У Светлова своя машина?
— Своя не своя, но этот поц на ней ездит все время.
— Значит, Сергея не было дома с четверга? Вас это не обеспокоило?
— Нет. Он часто пропадает. На два-три дня. Потом приходит.
— Теперь не придет.
— Еще бы. Кто от вас приходит, когда хочет?
— Вы не о том, Григорий Яковлевич. Ваш Сергей убит. Ночью в четверг.
Старик посмотрел на Сурикова пустым взглядом, помолчал, пошевелил беззвучно губами и вдруг сказал:
— Жаль, что вы не по поводу НЛО. Очень жаль. Мы бы хорошо поговорили…
Выйдя от Ножкина, Суриков прямиком направился к дому четыре, который располагался на противоположной стороне улицы. Грустные мысли обуревали его. Трудно сказать, посещали ли хоть когда-нибудь эти трущобы городские или районные власти. Но для столицы такой уголок стоило бы сохранить на века. Как памятник развитого счастья, о котором отцы народа, никогда не съезжающие с парадных магистралей, долгое время вслух вещали тем, кто живет в закутках. Куда ни взгляни, везде кирпичные, изъеденные старостью стены. Следы запустения и ветхости, которых ни спрятать, ни залакировать. Дряхлые деревянные двери, которые до сих пор точили жучки, поселившиеся здесь в девятьсот пятом году. У одной из таких дверей Суриков задержался. Выцветшая рукописная бумажка вещала: «Отдел информации. 1 звонок. Общий отдел — 2 зв. Художники — 3 зв.». «Черт-те что, — подумал Суриков раздраженно. — И ведь кто-то верит, что в такой хибаре художники будут создавать шедевры. Кто-то предполагает, что многочисленные технари, запершись в старых развалюхах — а здесь каждый дом украшен вывесками соцпредприятий, — создадут нечто такое, что двинет прогресс, ускорит техническую революцию. Да разве можно творить, сидя по горло в мусоре, который скопился за полсотни лет? Какие светлые мысли должны были посещать голову юного Ножкина, если десять ступеней вниз по парадной лестнице, которая отделяда город от школы, оказывались длинным путем в быль, так и не ставшую сказкой?»
Взобравшись на крутой бугор по тропке, пробитой чьими-то ногами, Суриков оказался у дома, к которому шел. Зачатьевский переулок, 13. Унылое, правда, несколько подновленное с фасада ремонтом здание. Перекопанный, неухоженный двор. Все вокруг усыпано ржавыми листьями и поросло бурьяном. Железный козырек над входом, подпертый узорчатым кронштейном. Темный подъезд, пропахший кошачьим присутствием. Щербатые, вытертые ногами ступени. Всюду следы запустения и бесхозной убогости.
Поднявшись по лестнице, Суриков нажал кнопку звонка. За дверью что-то хрипловато заблямкало. Дверь открылась мгновенно, будто визитера нетерпеливо ждали. Из просвета выглянуло старческое, изъеденное морщинами лицо в белой домашней косынке.
— Вам кого, мил человек? — спросила старушка.
— Простите, вы не Квочкина?
— Да, Квочкина, мил человек.
— Тогда я к вам, Анна Сергеевна. Вы бабушка Маргариты?
— Да, мил человек.
— А сама Маргарита где? На работе?
— А ить кто ее знает, мил человек, где она, — бабуся горестно вздохнула и сухоньким кулачком потерла щеку. — Совсем от рук девка отбилась. Уже две ночи как ее нет.
— Может, три? — спросил Суриков.
— Может, и три, — согласилась старушка.
— А днями она приходила?
— Да где там, — ответила Анна Сергеевна. — Не была по кругу — ни днем, ни ночью.
— Значит, трое суток?
— Твоя правда, мил человек. Трое.
Суриков замолчал. Страшная догадка пришла ему в голову, и он помрачнел. Не придется ли ему обнаружить еще один труп?
— Спасибо, Анна Сергеевна. Если позволите, я зайду к вам еще раз.
— Сынок, — голос бабули вдруг зазвучал заискивающе и сама она стала выглядеть униженно, будто просила милостыню. — Может, купишь мне хлебушка? Выйти-то отсель я не могу. Обезножела, мил человек. Сил не стало.
Суриков ощутил щемящее чувство вины перед этой старой женщиной, забытой всеми, пережившей родных и знакомых.
— Что за разговор, Анна Сергеевна. Куплю и доставлю. Где у вас булочная?
— Тут идти надо. Батон за тринадцать, ладно?
— Но я не сразу, бабуля, — Суриков бросил взгляд на часы. — Вернусь через час.
От Анны Сергеевны Квочкиной Суриков прошел в Савельевский переулок, где, по его сведениям, жил Яков Светлов, именовавшийся в тройке шестеркой. Дверь открыл невысокий пузатенький человек в квадратных очках без оправы, но с золочеными дужками.
— Вы к нам? — спросил он с удивлением. — Вроде бы мы гостей не ждали.
— Если вы Светлов, то к вам. Надеюсь, я не ошибся квартирой?
— Не ошиблись, — Светлов протянул ладошку, прямую, узкую, жесткую, как досочка. — Иосиф Семенович Светлов. Ветеран труда. Активный участник Фонда мира.
— Очень приятно, — сказал Суриков и пожал протянутую ладонь.
— Прошу предъявить документы, — с неожиданной строгостью сказал Светлов. Суриков вынул красную книжку.
— Позвольте?
Светлов взял удостоверение, подошел к окну, снял очки и, подслеповато щурясь, шевеля губами, прочитал текст. Потом надел очки, взглянул на Сурикова, на миг приподнял стекла ко лбу и сверился с фотографией. Извиняющимся голосом объяснил:
— Ходят слухи о мошенниках. Вы понимаете?
— Все нормально, — ответил Суриков.
Светлов вернул ему документ.
— Добро пожаловать, товарищ Суриков. Вы позволите вас так называть?
— Почему нет?
— Часто в кино к милиции обращаются «гражданин начальник».
— Это другой контингент.
— Понял. Прошу, проходите. Садитесь.
Светлов широким жестом показал Сурикову место у стола, покрытого зеленой вязанной из толстых ниток скатертью. Выждав, когда гость сядет, выдвинул второй стул и опустился на него. Худощавый, с мощными челюстями и выпирающими вперед зубами, с глубокими глазницами, лысый, как бильярдный шар, Иосиф Семенович являл собой образец регресса человека к дальним предкам. Он положил перед собой на зеленую скатерть руки с узловатыми пальцами, сцепил их, будто старался отгородиться от гостя рукотворным забором, развернул в его сторону большие, как у слона, уши.
— Я вас внимательно слушаю, товарищ Суриков. Очень внимательно. Что же в этом доме интересует нашу милицию?
— Нашу милицию интересует ваш сын Светлов Яков Иосифович. Где он?
— Я не должен предварительно заявить: клянусь говорить правду и только правду?
Старик Светлов чудил. Суриков сделал вид, что не замечает иронии.
— Нет, Иосиф Семенович, не должны. Итак, где же он?
— В отпуске. Вас это устроит?
— Меня устроит, а вас?
— Что вы хотите сказать? — в голосе Светлова прозвучала тревога.
— Он ушел в четверг?
— Нет, в пятницу.
— Это очередной отпуск?
— Нет, очередной он отгулял летом. Сейчас взял две недели за свой счет.
— Вроде бы не ко времени. Верно? Вас это не удивило?
— Удивило, — Иосиф Семенович уже не шутил. Что-то мешало ему острить.
— Не спрашивали о причинах? Ведь такой отпуск похож на бегство.
— Вы же знаете, какая теперь молодежь. На все один ответ: «Нормально». Поинтересовался насчет отпуска, ответ: «Надо». И все. Я таким образом с родителями не разговаривал.
— Куда он подался, вы знаете?
— Да, конечно. У меня в Ногинске живет брат. Андрей Семенович.
— Яков уехал на своей машине?
— Скорее всего. Во всяком случае во дворе ее нет.
— Он у вас спрашивает разрешения, если ему нужна машина?
— Где там, — сказал с горечью Иосиф Семенович. — Теперь у молодежи это не принято.
— Вы помните номер своей машины?
— О! — произнес Иосиф Семенович с удивлением. — Эта тачка, извините, досталась мне ой как, чтобы я не помнил ее номер. Не только госномер помню. Номер кузова и двигателя здесь. — Он расцепил пальцы и потер лоб. — А что, собственно, произошло?
— Видите ли, Иосиф Семенович, случилась беда. В четверг Яков заезжал на машине к Ножкину. Вместе с Маргаритой Квочкиной…
— Да, такой факт имел место. Я знаю. Рита зашла к Яше, и они уехали вместе.
— Так вот, Рита Квочкина пропала. Ее не было дома с четверга. А Ножкин и его друг Яковлев убиты…
— Господи боже мой! — воскликнул Светлов потерянно. — Что же творится у нас? — Потом, осененный внезапным подозрением, спросил: — А при чем здесь Яша?
— Вот это я как раз и пытаюсь выяснить. Вечером он и Рита уехали к приятелям. Двое из них погибли. Рита исчезла. А Яков срочно уехал в отпуск. Вас это не наводит на размышления?
— Да, — сказал Светлов потрясенно. — Да, вы правы. Но я даю руку на отсечение — Яков не убийца. Нет, нет, этого даже не думайте…
Уходя от Светловых, Суриков уже имел развернутый план поиска. Главное — опознание погибших — осуществлено. Значит, была та печка, от которой можно начать танцевать.
По пути к метро Суриков зашел в булочную и вернулся к Анне Сергеевне Квочкиной. Старушка открыла дверь, увидела его и всплеснула руками.
— Пришел-таки, мил человек! А я ить не верила, что вернешься.
— Обещал ведь, Анна Сергеевна, — обиженно сказал Суриков.
— Мало, что ваш брат девкам обещает. А тут ко всему шкварка старая. Почему не намануть?
Сказала и засмеялась, довольная.
Суриков протянул ей батон — свежий, румяный, за восемнадцать копеек. Взглянув на покупку, Анна Сергеевна отдернула руку и спрятала ее за спину.
— Я ить, касатик, просила за тринадцать. Мне шиковать капитал не позволяет.
— Анна Сергеевна, милая моя, — сказал Суриков. — Другого хлеба не было. И потом, могу я вас угостить?
— Угостить можешь, мил человек, — лицо старушки смягчилось, — коли добрый. А с чего?
— Как у нас ведется, Анна Сергеевна? Я вам, вы — мне…
— Я тебе, касатик, уже не могу. Стара, — старушка сказала это и хитро взглянула на Сурикова. — Али к молодухам подхода не имеешь?
— Имею, Анна Сергеевна. Мне к вам подход нужен. Есть у вас фотография Риты? Дайте мне, пожалуйста, на время. И мы квиты…
Заботы первого дня после отпуска ввинтили Сурикова в дело, как шуруп, — по самую шляпку. Вернувшись к себе, он сел за стол и стал листать оперативные сводки, взятые с минувшего четверга. Он знал, что ищет, и был уверен — найдет.
Сжатые до пяти-шести машинописных строк сообщения о городских происшествиях позволяли по часам и минутам собрать мозаику преступной жизни огромного города. Суриков читал:
«Четверг. 12.40. Кража из квартиры и задержание. Тимирязевский район.
По Дмитровскому шоссе двое преступников, взломав дверь квартиры, совершили кражу золотых и серебряных ювелирных изделий, радиоаппаратуры и носильных вещей и пытались скрыться, но по сообщению соседа по квартире дежурным ОБО преступники в подъезде дома задержаны. Похищенное изъято.
Убийство и задержание. Красногвардейский район.
18.40. После совместного распития спиртных напитков слесарь-водопроводчик Михеев в ссоре кухонным ножом нанес проникающее ранение в живот буфетчику кафе «Астра» Зелийчонку, который от полученного телесного повреждения на месте скончался. Нарядом милиции преступник на месте задержан. Нож изъят.
Убийство и задержание. Первомайский район.
19.00. В подсобном помещении магазина Первомайского РТО приемщик указанного магазина Володин в ссоре гастрономическим ножом нанес проникающее ранение в грудь грузчику того же магазина Салимову, который на месте скончался. По сообщению граждан преступник на месте задержан. Нож изъят.
Разбой и задержание. Первомайский район.
21.00. На службу «02» по телефону обратился продавец магазина № 38 г. Тбилиси Менгрелашвили, находившийся в Москве проездом. Он заявил, что в 20.30 в квартиру, где он временно проживал, назвавшись знакомыми, вошли двое преступников, угрожая револьвером, забрали три сумки носильных вещей и на а/м «москвич» скрылись. В 21.40 на пересечении улиц Стромынка и М.Остроумовская преступники были задержаны.
Наезд на пешехода со смертельным исходом. Красноївар-дейский район.
В 23.40 на пересечении Орехового бульвара с ул. Генерала Белова водитель автобазы Мосхлебтранса Султанов, управляя машиной УАЗ-425, принадлежащей указанной автобазе, совершил наезд над подземным переходом на перебегавшего дорогу гражданина Веревкина, который от полученных повреждений скончался на месте…»
Пятница и суббота искомого Сурикову не дали. Изъятое у преступников оружие, скончавшиеся на месте жертвы насилия, беспечные простаки, попавшие на удочку мошенников, — все это не то, что волновало Сурикова. И только в сводке за воскресенье его глаза выхватили из потока сообщений одно, сразу привлекшее внимание:
«Воскресенье. 10.20. Грибник Козлова. М., сошедший с автобуса на Симферопольском шоссе, обнаружил труп неопознанной женщины…»
Пришлось тут же знакомиться с материалами о неопознанных трупах, найденных со следами насилия в городе и области. Протокол, составленный на месте находки, сделанной грибником, сообщал: «Тело неизвестной женщины за придорожным кюветом на краю озимого поля. Возраст — 19–20 лет. Рост 182. Крашеная блондинка. У левого угла губ родинка… Была одета: лиловый плащ из синтетической ткани на поролоне пошива фирмы «Лухта», Финляндия. Туфли черные, кожаные на низком каблуке «Саламандра». Кофта красная мохеровая без знаков производителя. Комбинация шелковая «Фламинго» без указания страны-изготовителя. Головной убор, брюки, трусы, юбка или колготки отсутствуют…»