Товарищ Омуры разговаривал с ним по-китайски. Ни на каком другом языке Омура не говорил.
Несмотря на это, спутник его всё время твердил: «Вы японец» и «Вас зовут Фукуо Омура». И Омуре начинало казаться, что он действительно немного знает японский, хотя не может произнести ни одной фразы. В конце концов он махнул на это рукой.»
Снова на землю опустилась ночь. Затем опять наступило утро, потом день, потом снова ночь. Шагая ночью по остывшей земле, они не раз наступали в темноте на змей.
Опять они повстречались с людьми, вооружёнными автоматами и пулемётами. Это были невысокого роста люди, в хорошо пригнанной военной одежде. На этот раз спутник Омуры что-то долго и горячо им доказывал. Кажется, он дал им деньги и вещи. Переговоры, по-видимому, увенчались успехом. Их посадили в грузовик.
Они прибыли в большой город, в котором было много иностранцев. Город стоял на большой реке. Они переправились в лодке на другой берег. В лодке было столько людей и вещей, что казалось, она вот-вот перевернётся. После высадки на берег долгое время ждали, потом сели на пароход. Спутник Омуры сразу повеселел и громко рассмеялся. С этого времени он стал чуть ли не по каждому поводу улыбаться и смеяться, холодный, змеиный блеск глаз стал мягче, теплее — словно его подменили.
Потом пересели на другой пароход и прибыли в ещё больший город, расположенный у устья реки. Вдоль улиц тянулись красивые аллеи. Спутник Омуры сказал, что это столица, Бангкок.
Они поселились вдвоём в китайской гостинице, в глухом, пыльном переулке. Во дворе цвели грубые, словно искусственные, китайские розы. Здесь прожили много дней.
Спутник Омуры ежедневно уходил по делам, а сам он целыми днями безвылазно сидел в грязной гостинице. Спутник не велел ему никуда выходить.
Однажды они взяли вещи Омуры и покинули гостиницу. Весь багаж помещался в небольшой грязной котомке. В нём не было ни одной знакомой Омуре вещи. Вручая ему котомку, спутник строго сказал:
— Здесь три куска хозяйственного мыла. Ты японец и поэтому возвращаешься в Японию. Когда прибудешь в Японию, к тебе придут за этим мылом. Береги его. За него тебя отблагодарят. Понял? Человек, который придёт к тебе, скажет… а ты ему ответишь…
Спутник заставлял его без конца повторять слова, которые должны были служить паролем и отзывом при передаче мыла. Он строго предупредил: ни в коем случае не отдавать мыла без условленного пароля.
Омура надел котомку, и они направились на пристань. В это время он был уже не в линялом жёлтом халате, а в чистой жёлтой рубашке и накрахмаленных летних брюках.
Когда они на пристани собирались сесть на большой иностранный пароход, спутник вдруг закричал:
— Назад! Бежим!
По-видимому, произошла какая-то ошибка. Обернувшись, Омура увидел таиландского полицейского, который, размахивая дубинкой, гнался за ними.
Им удалось убежать, и они переночевали в другой гостинице. На следующий день вечером они с пристани какого-то канала сели в сампан. Вскоре лодка подошла к вчерашнему иностранному пароходу, но с другого борта. Проследив за тем, чтобы Омура как следует спрятался за грузом в глубоком трюме, спутник сказал ему на прощание: «Будь здоров!» — и ушёл.
Началось путешествие по морю. В трюме было так жарко, что Омуре казалось, будто тело его превращается в пар. Он лизал соль, бывшую у него в мешочке, и этим спасался.
Какой-то азиат, очевидно матрос, приносил ему еду. Но появлялся он всегда в темноте, не произносил ни слова, и Омура так ни разу его как следует и не рассмотрел…
И снова в памяти провал, словно он погружался в непроницаемый мрак. Его благодетель много раз повторял ему слова пароля, и он затвердил их наизусть. Всего несколько слов. Но потом всё смешалось в его голове, и, как ни старался, он не мог их вспомнить.
Впрочем, если бы и пришёл к нему тот человек, который мог оказать ему содействие в Японии, сейчас это было не так уж важно. Разве помогла бы ему эта встреча вспомнить прошлое, которое так внезапно и резко обрывалось на том моменте, когда он пришёл в сознание на телеге в воловьей упряжке?
— Ничего не могу вспомнить, — простонал Омура, откинувший голову на спинку сиденья.
Куросима был ошеломлён. Вцепившись в плечо Омуры, он затряс его и настойчиво стал спрашивать по-китайски:
— Ты сказал, что не можешь вспомнить. Что, что ты не можешь вспомнить?
3
Когда Куросима вернулся в лагерь, он узнал, что его ожидают сразу трое: Тангэ, Омура Фусако и Намиэ.
Непонятно. О том, что он повёз Омуру на экспертизу к психиатру, никто не знал. Может, они появились в связи с забастовкой? Но нет, газеты, видно, про это событие не пронюхали, и не только в утренних выпусках, но и в вечерних ни слова. А может, это простое совпадение? Но не исключено, что Тангэ, Фусако и Намиэ в сговоре. Или кто-то из них с какой-то целью решил устроить эту «встречу»? Во всяком случае, вряд ли их совместный приход случайность.
Когда Куросима вошёл в приёмную, они сидели, отвернувшись друг от друга, и холодно, чуть ли не враждебно, молчали.
— О, здравствуйте, господа! — нарочито вежливо приветствовал их Куросима. — Рад видеть вашу компанию в сборе.
— Какая там компания! — огрызнулся Тангэ. — Бросьте шутки! — Скомкав и погасив сигарету в пепельнице, он поднялся и подошёл к Куросиме. От гнева у него на лице выступили красные пятна. Он, конечно, возмутился, что его смешивают в одну кучу с «международной коммунистической шпионкой» и хозяйкой китайской харчевни. — Ты ведь звонил по телефону и собран нас всех, — сердито продолжал Тангэ. — Что ты затеял?
— Ах, противный! — очаровательно улыбнулась Намиэ. — Сказал, что нужно прийти точно к трём, а сам целый час заставил ждать.
Куросима промолчал и насторожился.
Дело принимало неожиданный оборот. Он окинул всю троицу быстрым испытующим взглядом.
Тангэ, как всегда в белом полосатом костюме, сердито пожимал плечами. Обе женщины, сидя на стульях с видом заждавшихся посетителей, то поправляли причёски, то одёргивали на себе юбки, как обычно это делают женщины в присутствии мужчин. Обе разоделись в пух и прах, но по лицам ничего особенного нельзя было заметить.
Фусако смиренно молчала.
— Ну, а вы тоже пришли по моему звонку? — чуть усмехаясь, спросил её Куросима.
— Нет, я вообще собиралась сегодня прийти. Я сама позвонила сюда, и мне сказали, что вы вернётесь около трёх.
«В самом деле?» — готов был насмешливо спросить Куросима, но промолчал и задумался.
Итак, только Фусако не позвонили. Но иначе и не могло быть. Служебного телефона она не дала, а домашний узнать было невозможно: ведь она назвала ложный адрес. Ответ Фусако вполне логичен.
Допустим, что кто-то с определённой целью решил собрат их здесь. Это был не один из них, а кто-то другой. Вероятнее всего — его враг Соратани. В тот вечер, когда Куросима заменял надзирателя в первом корпусе, он оставил в вахтёрской записную книжку и с трудом заставил Соратани вернуть её. В записной книжке были помечены фамилии, адреса всех троих и два телефона. Соратани, который подозревал Омуру в шпионаже и хотел подсидеть Куросиму, вряд ли оставил без внимания эту запись. Воспользовавшись отсутствием Куросимы, он мог пригласить их сюда, чтобы кое-что у них выведать. Но Соратани, как и он сам, телефона Фусако не знал, так что собрать всех троих никак не мог.
Значит, наибольшее подозрение вызывает Фусако, ответ которой столь логичен. Институт Тангэ она знала сама, а название китайского ресторанчика в Иокогаме, помнится, он ей сказал. Это Фусако позвонила Тангэ и Намиэ. Но ведь говорил мужчина, назвавшийся Куросимой. Следовательно, звонила не она сама. Значит, кто-то из тайной организации стоит за её спиной. Но какую цель они преследуют?
Сохраняя спокойствие, Куросима заулыбался и сказал:
— Должен принести вам свои извинения, господа. Я действительно заставил вас ждать. Но у меня есть для вас важное сообщение.
— Ого! Важное сообщение? — оживился Тангэ.
Куросима понял, чего он от него ожидает. Бывшему майору, как видно, хотелось, чтобы он с места в карьер стал разоблачать эту женщину-шпионку. Но это было вовсе ни к чему. Наоборот, надо поддаться на уловку Фусако. Тогда можно не только разгадать её цель, но и узнать, что она хотела выведать у Тангэ и Намиэ.
Он начал подробно рассказывать о посещении лечебницы «Кэммин».
— По заключению врача-психиатра, — сказал Куросима, — Омура страдает так называемой амнезией. Иными словами, он утратил память.
— Утратил память? — рявкнул Тангэ. — Это что за больница? Сумасшедший дом?!
Обе женщины, от неожиданности лишилась дара речи, молча переглянулись.
— Омура вовсе не сумасшедший, — ответил Куросима. — В результате шока он просто начисто забыл своё прошлое.
— Хм? Говорит, что ничего не может вспомнить? — ухмыльнулся Тангэ. — Так это же наверняка симуляция! В армии было сколько угодно таких симулянтов. А такому матёрому разведчику, как подпоручик Угаи, и подавно ничего не стоит разыграть такой фарс.
— Я и сам сомневался, — сказал Куросима, — и для верности под конец спросил врача. Но, оказывается, картина совсем другая. Существует симуляция сумасшествия, слабоумия. При этом люди пользуются, например, карандашами вместо палочек для еды, не могут сами снять обувь и демонстрируют полную дезориентацию в повседневном быту… Такие случаи бывают в местах заключения, где преступники пытаются увильнуть от наказания, но без умысла это делают настоящие душевнобольные… Омура, правда, тоже человек вроде как не от мира сего, но он ясно сознаёт, что находится в фильтрационном лагере, в повседневной жизни ведёт себя вполне нормально и в какой-то мере может даже считаться образцовым заключённым.
На ярко накрашенных губах Намиэ заиграла недоверчивая улыбка:
— Вы говорите, он ничего не помнит? А ведь по-китайски-то он говорит.
— И ведь свою фамилию, такую же, как моя, он тоже помнит, не правда ли? — в тон ей проговорила Фусако.
— Да, я и сам уж думал… — ответил Куросима.
Тут он рассказал о случае из практики доктора Тогаси с мнимым американским унтером.
— Но позвольте, Куросима-сан! — истерически взвизгнула Намиэ. — Человек говорит по-китайски, а вы утверждаете, что он японец! Я ничего не знаю о лечебнице для душевнобольных, но, надеюсь, вы не собираетесь пытками заставить его заговорить по-японски?!
— Ну что вы! — ответил Куросима. — Вопрос о том, китаец он или японец, по-прежнему не выяснен.
— Какой может быть разговор! Он, конечно, японец! — набросился на неё Тангэ, готовый чуть ли не вцепиться в неё. — Подпоручика Угаи, этого блестящего офицера императорской армии, вы упорно называете китайцем!
— Да ведь он и сам настаивает на том, что он японец, — на этот раз поддержала его Фусако.
— Что вы затвердили, японец да японец! — огрызнулась Намиэ, вскидывая густо подведённые глаза. — А чем японец лучше китайца? Вы считаете, что он был вашим подчинённым, когда вы вели свою дурацкую войну, а вы, барышня, готовы принять его за своего братца. А не думаете ли вы, что от этого он только ещё больше горя хлебнёт?!
Куросима безучастно наблюдал забавный скандал. Вмешиваться не стоит. Наоборот, нужно дать спору разгореться. Кто-нибудь из них лжёт. И в споре лжец скорее всего себя выдаст.
— Я бы хотел кое-что добавить, — сказал Куросима ещё серьёзней и строже. — После того как Омура лишился памяти в Лаосе, он совершил долгий путь до Бангкока и сел на пароход, направлявшийся в Японию. Понятно, что до Бангкока его кто-то сопровождал, по-видимому, китаец. Да Омура и сам в этом признался.
— Так самое лучшее разыскать этого китайца! — тоненько взвизгнула Намиэ.
— Этот китаец был агентом подпоручика Угаи, — уверенно заявил Тангэ.
— И вы хотите, чтобы мы разыскивали этого загадочного китайца в Бангкоке? — засмеялся Куросима. — Конечно, тогда бы мы сразу разрешили все сомнения, — продолжал он улыбаться. Затем, снова став серьёзным, он сказал: — Но у меня и без того есть верный способ выяснить личность Омуры.
Все трое смолкли, будто застигнутые врасплох.
— По крайней мере, — продолжал Куросима, — мы определим, японец он или китаец. И завтра я повезу его на экспертизу в антропологический кабинет университета Тодзё.
— Хм! На антропологическую экспертизу?
Это сообщение, видимо, нанесло Тангэ чувствительный удар.
— Да. И надеюсь, мы наконец выясним, был ли он военнослужащим японской армии.
— Возможно, это полезно, — буркнул бывший майор разведки. — Но вот что я вам скажу, господин Куросима: наука и действительность не всегда совпадают. Нельзя их смешивать. Так что, какие бы выводы ни сделала экспертиза… Во всяком случае, я считаю своим долгом повидаться с начальником отделения. — Злобно сверкнув глазами, Тангэ поднялся и поспешно вышел из комнаты.
«А ведь твои золотые аксельбанты, пожалуй, просто грязные верёвки», — подумал Куросима, провожая пристальным взглядом этого господина, но спине которого чувствовалось, что он вне себя от гнева.
— Сколько хлопот у вас, бедняжка, — угодливо проверещала Намиэ. — И в лечебницу его возили, и теперь в университет на экспертизу. Муж мой тоже огорчится, что его земляк доставляет вам столько забот. Расходы вы уж, пожалуйста, отнесите за наш счёт.
— Спасибо за добрые намерения, — улыбнулся Куросима, — но это делается за счёт лагеря… — Он решил испытать Намиэ и добавил: — Кстати, госпожа Лю, ведь может оказаться, что Омура японец и потребуется немало времени на выяснение его личности, пока у него не восстановится память. Тогда вы, наверное, откажетесь взять его к себе. Раз он не китаец…
— Нет, что вы! Кем бы он ни оказался, мы всё равно готовы взять заботу о нём на себя.
— Ну да, вы ведь действуете из чистого человеколюбия, не так ли?
— Да, мой муж очень любит помогать людям, — весело заулыбалась Намиэ.
— О, я нисколько не сомневаюсь, — иронически усмехнулся Куросима. — Что ж, пожалуй, на этом и простимся?
Затем, обращаясь к Фусако, задумчиво сидевшей с прикушенной верхней губой, он строгим тоном сказал:
— А вы, Омура-сан, пожалуйста, останьтесь.
МЫЛО «999»
1
Оставив Фусако в приёмной, Куросима направился к себе в отделение. Итинари на месте не было. Сказали, что он с Тангэ пошёл к начальнику лагеря.
Поручик Такума допрашивал по поводу инцидента с голодовкой сидевшего перед ним в борцовке Дерека. Когда Куросима проходил мимо, Такума его окликнул.
— А этот бывший майор, — сказал он, — оказался довольно настырным господином. И вид у него бравый! Самого начальника отделения заставил примолкнуть. Ничего не попишешь, рекомендации от влиятельных лиц. Советую тебе, будь с ним поосторожней.
Выражение лица у поручика Такумы было сочувственное. Он понимал, что забастовку заключённых удалось вовремя приостановить благодаря находчивости Куросимы, и отказался от своего обычного заносчивого, начальственного тона.
— Рекомендации от влиятельных лиц? — переспросил Куросима. — А от кого именно, не слышали?
— Слышал, — ответил поручик и жестом пригласил Куросиму подойти ближе. Куросима наклонился к нему, и Такума таинственно прошептал ему на ухо: — от руководителей секретного органа — Особого бюро при кабинете министров!
— Вот как? Значит, его институт работает на это бюро — нечто вроде дочернего предприятия… Я, собственно, так и думал.
— Дочернее предприятие? — одобрительно улыбнулся поручик Такума. — А ведь и в самом деле…
— Судя по действиям этого майора, иначе и не назовёшь.
Куросиму вдруг стал разбирать смех, но он сдержался, поблагодарил Такуму и направился к своему столу. Посмотрев по сторонам, он спросил прикреплённого к нему стажёра:
— Сегодня никто не звонил по телефону от моего имени?
— Нет, — ответил тот, — никто не звонил. Вам звонили. По поводу свидания с заключённым.