- Спешить не будем. Доверим Канделяброву собрать побольше сведений об окружении Зяблицкого. Пусть опросит сослуживцев доктора: вдруг там что-нибудь выплывет. К Залесской не пойдём. Женщина, потерпевшая такое фиаско, не способна на здравое мышление, а эмоции нам сейчас ни к чему. Да ей и не до нас с вами. Думаю, что и семья Арефьевых её больше не интересует.
- Зря вы так поспешно вывели её за круг подозреваемых, ох, зря! – проговорил Александр Прохорович. – Она вполне могла увлечь на преступный путь Зяблицкого.
- Для чего?
- В корыстных целях. Он убивает девушку, и все деньги достаются Николаю Матвеевичу, а фактически ей, раз она собиралась за него замуж.
- Понятно. Ну, а Зяблицкий с какого рожна будет ей своими руками жар загребать: убивать любимую племянницу своего друга?
- Страсть. Слышали, что сказал Шварц? У него к кому-то была необоримая страсть.
- Но ведь, Надежда Петровна собиралась замуж не за него, а за Арефьева. Что бы Зяблицкий получил в результате? – не сдавался Вильям Яковлевич.
- Доступ к телу.
- Однако, не маловато-ли? Цена, молодой человек, больно высока даже для Залесской. Тоже мне – Клеопатра.
- А может они решили, что потом избавятся и от Николая Матвеевича. Зяблицкий, как домашний врач, не мог не знать, что у Арефьева слабое сердце.
- В ваших рассуждениях есть логика и вы недалеки от истины. Говорю вам это с полной ответственностью потому, что я уже знаю, кто вдохновитель и соучастник этого преступления. Ещё немного терпения и расследование вступит в свою заключительную часть. Нужны прямые улики. Я думаю, что скоро всё выяснится.
- Чего тянуть-то! Если вы уверены, что знаете преступника, то надо его схватить и вытрясти признание. Такая вражина – и на свободе!
- Дорогой Александр Прохорович! По-моему, вы несколько заблуждаетесь в оценке и понимании сути нашей с вами профессии. Вам известно, что такое синергия ?
Ипатов замотал головой.
- Это, когда человек с помощью божественной силы, достигает поставленной цели. Своего рода соработничество Господа и человека. Святой Макарий Египетский говорил, что «для искоренения греха и существующего в мире зла, необходима Божья сила». Понимаете? Не рубить с плеча, а обстоятельно и вдумчиво разбираться во всех обстоятельствах дела, надеясь, что Господь подскажет правильное решение. Мы с вами трудимся в такой области, где ошибки недопустимы. Я наблюдаю за вами и вижу, что в своих выводах вы мало думаете о последствиях ваших суждений для тех, кого можно обвинить. Господь Бог всегда как-нибудь да указывает на зло – надо только это уметь увидеть. Понимаете?
Подходя к дому, еще издали, сыщики увидели на улице Спиридона. Он был одет в какую-то холщёвую хламиду с закатанными до локтей рукавами. Под его началом двое расторопных парней шустро доделывали свою работу: один - начищал до блеска ручку входной двери и звонок, другой – подметал улицу у дома. Завидев хозяина, Канделябров быстро расплатился с подёнщиками, метнулся в дом и захлопнул дверь, прямо перед самым его носом.
- Что за чёрт! – выругался Собакин и нажал на звонок. Из-за двери не донеслось ни звука. Вильям Яковлевич продолжал трезвонить, но в доме, по-прежнему, стояла тишина.
Тогда Собакин зарычал:
- Спиридон, сейчас же открой!
Ипатов забарабанил по двери, навалился на неё, а она - возьми и откройся. Александр Прохорович стремительно влетел в дом и наверняка бы растянулся в коридоре, если бы не наскочил на Канделяброва. Тот стоял невозмутимо и величественно, как какой-нибудь мажордом английского лорда. На нём уже была одета любимая зелёная ливрея, а на голове зачем-то парик с косичкой, как у сказочного враля, барона Мюнхгаузена.
- Добрый вечер, Вилим Яковлевич. Рад вас видеть в здравии. И вас, Александр Прохорович. Простите, что замешкался: не сразу услышал звонок.
Собакин молча смерил взглядом слугу, и прошёл в дом. Как ни в чем не бывало, Спиридон доложил, что уборка закончена и размеренной походкой удалился к себе. За ним, подняв хвост трубой, ушёл Бекон.
- Живу под одной крышей с сумасшедшим, – констатировал начальник.
- Пойдёмте, посмотрим Москву с Сухаревой башни, – на следующее утро предложил Собакин помощнику.– День-то, какой хороший выдался!
Грохот колёс по мостовой сливался с людским гулом улицы и щебетом птиц. На Сретенке вовсю кипела жизнь. Ещё только повернув от дома в сторону Садовой, они уже издали увидели громаду башни. От дома сыщика до неё было рукой подать. В конце Сретенки, у подножия самой башни и вокруг церкви Троицы на Листах все заборы и стены домов были сплошь увешаны пасхальными лубочными картинками. Около них толпился народ.
- Я первый раз приехал из Сергиева в Москву, когда мне было семь лет. Родители отвезли меня в Кремль и сюда, посмотреть башню, – сказал Ипатов.
- И не мудрено, – ответил Вильям Яковлевич. – В народе башню любовно называют Сухаревой барышней и невестой Ивана Великого. Слышали? А почему, знаете? Она по высоте своей равна самым большим башням Кремля: Спасской и Троицкой и уступает только колокольне Ивана Лествичника. Она - одна из самых больших московских достопримечательностей. Смотрите: башня состоит из проездных ворот с глухими арками по сторонам. Над ними обширные палаты в два яруса и восьмигранная башня в три пояса с каменным шатром. Наверху, видите, двуглавый орёл – знак государственной принадлежности. Между прочим, он установлен даже раньше, чем «орлы» на кремлёвских башнях. Сооружение, как видите, громадное. Толщина стен первого этажа два метра. Это дало возможность в течение всего времени её существования надстраивать верхнюю часть. Здание, конечно, тяжеловесное, как купеческий комод. По стилю, это смесь ломбардского с готическим, но, по общему облику - абсолютно московское. Давайте пойдём не в контору к смотрителю башни, а сразу наверх. У меня здесь есть знакомец – надзиратель водохранилища.
Сыщики прошли в ворота и свернули вправо. Здесь, в одной из глухих арок была большая чугунная дверь, через которую они и вошли внутрь. Собакин продолжал рассказывать.
- Царь сам задумал и спроектировал эту башню и назвал «Сретенской по Земляному городу». В этом непростом деле ему помогал Яков Брюс, который писал Петру, что «огромная въездная башня со стороны Троицкой дороги должна уравновесить стороны города и поднять ещё выше Сретенский холм Москвы». Эта задача была выполнена. Башню построили к тому времени, когда Пётр Алексеевич вернулся из похода под Азов. А народ стал называть её просто Сухаревой, по имени полковника стрелецкого полка Лаврентия Сухарева. Он был один из тех, кто со своими молодцами присягнул царю в Троице-Сергиевой лавре, куда молодой государь бежал от своей взбунтовавшейся сестрицы Софьи. Именно поэтому Сухарев со своим полком первым и въехал в новую башню, где располагался до того времени, пока все стрелецкие полки были упразднены.
- Царь решил построить такую громадную башню именно здесь, потому что это посоветовал ему сделать ваш предок? – поинтересовался Ипатов.
- Идея построить новый въезд в город принадлежала царю. Сретенка издревле была главной улицей столицы и центральным её выездом на дорогу, что ведёт в Троице-Сергиеву лавру. По ней в 1613-ом году в Москву торжественно въехал дед царя Петра, первый Романов , который был избран на царство после Смутных лет. Благодаря Сухаревой башне центральный въезд стал весьма внушительным. Что касается Брюса, то он помог царю обосновать постройку башни. Времена-то были военные, а такая работа требовала немало средств. И, только спустя годы, Пётр сам изменил ориентир Первопрестольной: сделал главной улицей нынешнюю Тверскую, по которой идёт дорога в его северную столицу.
Собакин заглянул в маленькую каморку на входе в башню и не найдя там ни души, махнул рукой наверх.
- Пойдёмте к водохранилищу. Надзиратель должно быть там. Так вот, – продолжал он, – лет шестьдесят назад, когда в Москве стало катастрофически не хватать питьевой воды, решили её брать из подмосковного села Большие Мытищи. Протянули оттуда безнапорный водопровод до Сухаревой башни, подняли наверх, а здесь устроили из чугунных плит резервуары. Одну на семь тысяч вёдер, другую поменьше, тысячи на четыре. Сейчас вы их увидите. Заработала эта система в 1804-ом. С 30-х годов башня уже стала главным звеном городского водопровода: сама высоченная и имеет удобное расположение - на гребне одного из самых высоких холмов Москвы. Когда надо было подвести водопроводные трубы под башню, то никак не могли докопаться до её основания. Глубина фундамента оказалась огромная и прочность необыкновенная. А высота всей башни, от подошвы до герба - 64 метра.
Собакин уверенно повёл Ипатова наверх. Ступеньки лестницы были крутые и сыроватые. Чувствовалась близость воды. На втором ярусе Александр Прохорович увидел два огромных помещения с высоченными потолками. Резервуары впечатляли: по чистейшей водной глади - хоть на лодочке катайся.
- До водохранилища чего здесь только не было! В 1701-ом в башне открыли, как я вам уже говорил, навигационную школу. Устроил её мой дед по указанию царя. Она стала готовить первых русских морских офицеров, инженеров, корабельных мастеров. Надзирателем над учениками и фактически их первым преподавателем был русский математик Леонтий Филиппович Магницкий, автор знаменитой «Арифметики», которую Ломоносов называл «вратами своей учёности». Ему на подмогу выписали, знающих морское дело, иностранцев. В школе училось до пятисот человек. Потом её перевели в Петербург и назвали Морской академией. До 1806-го года в башне помещалось присутствие Московской конторы Адмиралтейской коллегии. Она ведала заготовкой провианта и материалов для Балтийского флота. Здесь располагался магазин и склад канатов, парусного полотна, сукон и мундирных материалов. В помещении, где мы сейчас с вами стоим, был фехтовальный зал для будущих морских офицеров. Здесь же устраивались спектакли заезжих иностранных актёров. Их слова тут же, с лёту, переводили зрителям на русский язык. Чаще других приезжали немецкие труппы из Данцига . Они представляла пьесы Софокла, Шиллера, Шекспира. А вон там, проходили заседания общества «Нептунов круг», куда входили только самые близкие люди царя Петра.
- Что это за общество такое? – поинтересовался Александр Прохорович.
Вильям Яковлевич не успел ответить, как вдруг откуда-то сбоку раздались шаги и из какой-то малозаметной боковой двери в стене вышел пожилой человек в потёртом форменном морском кителе, фуражке, при огромных усах и длинных бакенбардах. Бравая выправка выдавала в нем бывалого служаку.
- А я думаю, кто там у меня ходит? - хрипло проговорил он – А это вы, Вилим Яковлевич! Здравия желаю!
- И тебе не хворать, Кондратий Елизарыч! – откликнулся Собакин. – Извини нас, брат, что без спроса вошли. Да и не было тебя внизу, а дверь не заперта. Я вот своему новому помощнику хочу башню показать, не возражаешь?
- Как можно-с! Милости просим. Вам, в любое время дозволено. Провожать вас ни к чему – сами всё лучше меня знаете. А я вниз пойду, дверь запру, а то не ровён час, кто лихой войдет. Надо же такому со мной приключиться: дверь не запер!
И ушел, как пропал.
- Пойдёмте-ка наверх, Ипатов, я покажу вам, где был кабинет «колдуна» Брюса. Оттуда вся Москва как на ладони.
Они повернули к центру башни. Оттуда вверх, под самый герб, тянулась витая каменная лестница. На первой площадке открылось помещение с большими слуховыми окнами-бойницами и выходом на крышу здания. Вильям Яковлевич повел Ипатова дальше, где Александр Прохорович увидел довольно запущенное помещение, действительно чем-то походившее на рабочий кабинет. Но это впечатление надо было домысливать. Кое-где в высоких, не наглухо закрытых окнах стёкол не было. С приходом людей с подоконников с шумом и уханьем разлетелись совы. Вдоль стен стояли намертво вделанные пустые дубовые шкафы, с открытыми или оторванными дверцами. Между ними были втиснуты массивные скамьи, выбеленные непогодой и временем. Плиточный узорчатый пол во многих местах был разбит. Было видно, что здесь даже пытались ломать стены.
- У деда в башне было несколько помещений и ещё подвал, но именно здесь он проводил много времени, – сказал Собакин. – А то, что тут всё переломано и изрыто, так это народ искал Брюсово золото. Да и сейчас Кондрат Елизарыч гоняет этих горе-следопытов. Слышали, наверное, о шумном деле: призраке в Сухаревой башне? Ага, даже у вас в Посаде? Понятное дело: сплетни у нас быстрей поездов носятся. А тут вся Москва гомонила. Слухи гуляли повсеместно. Говорили, что в башне появился зловещий призрак. Ночами москвичи видели здесь свет и даже чью-то тень. Кто говорил – царя Петра, кто – Брюса. Этим привидением мамки стали пугать детей, а сильно любопытные обыватели постарше стали к вечеру собираться в начале Первой Мещанской и оттуда наблюдали за башней. Одним словом – театр. Пошли плестись чудовищные небылицы. Призрак, дескать, пришёл забрать из тайника своё золото и колдовские книги, потому что Москве пришёл конец: провалится она в подземное озеро за людские грехи. Были предсказаны и война, и мор, и глад. Волнение в народе нарастало. Власти сделали обыск в башне – ничего. Выставили охрану – ничего. Дошло до северной столицы. Там возмущение: безобразие, допускаете мракобесие! Здесь наши власти руками разводят: ничего, мол, не находим. Сидят в башне в засаде: толку чуть. Су;харевских уголовников опросили. Те божились, что ничего не знают, но сами суваться сюда опасались. Известный вам Путилин отписал московским властям, чтобы они обратились ко мне. А наш обер-полицмейстер перестраховался и ответил, что обращаться к Собакину не считает целесообразным, так как я - родственник предполагаемому призраку и значит, с моей стороны, может быть необъективное расследование. Иван Дмитриевич разозлился как чёрт, сам приехал в Москву и прямо с вокзала послал за мной. Вдвоем мы облазили башню вдоль и поперек. Я ему здесь всё показал. Нашли мы следы «призрака», но уж больно они оказались земные. А потом и самого виновника всей этой кутерьмы захватили: сумасшедшего из психбольницы в Сокольниках. Им оказался отставной офицер Яновский – безнадёжный больной, помешанный на легендах. Тут тебе и «чёрное золото Брюса», и «заповедный тайник Стеньки Разина на Жигулёвских горах», и «чернокнижная библиотека Ивана Грозного». Поразительная смекалка и увёртливость у сумасшедших людей! Лунными ночами, никем не увиденный, он тайно сбегал сюда и лазил здесь чуть ли не по отвесным стенам. Ловкий, как обезьяна. Его-то и видели дотошные москвичи. Путилин сам брал этого психа здесь, ночью. У московских сыскных, понятное дело, конфуз был полный. Ваш дядя тогда был очень расстроен, что меня сразу не допустили до расследования. Сухаревка-то - его вотчина. А слухи ещё долго не утихали. Судачили, будто нашли золото Брюса, но взять его не смогли, потому, что оно было заклято. Придумали, что пришлось вызывать духовенство и освящать башню. Только после этого смогли подступиться к сокровищу. А как вынесли его на свет Божий, так оно и растаяло, как лёд на солнышке. Как вам это нравится? И это я слышал не от малых детей или каких-нибудь недоумков, а от вполне почтенных образованных москвичей, смею вас уверить. Ох, народ! Хотя, к слову сказать, тайник его сиятельства графа Брюса здесь есть, и я знаю, где он, но только никакого золота там нет. Ладно, пойдёмте ещё выше, где башенные часы. В петровские времена там были другие и очень интересные. Обращены они были на две стороны: север и юг. У них были неподвижные стрелки и вращающиеся циферблаты. Думаю, голландского производства. Я видел нечто похожее в Амстердаме. Их установка соответствовала времени введения Петром нового календаря и счёта времени суток с двенадцати ночи. Ведь до этого сутки исчислялись по светлому и ночному времени. Сколько светло, столько и день. Почему и когда их убрали – мне неизвестно. Может быть, они безнадёжно сломались или не нашлось умельца их починить?
Сопя и отдуваясь, сыщики взошли под каменную макушку Сухаревой башни. Из оконных проёмов под шатром открывался такой великолепный вид на город, что у молодого человека перехватило дыхание. Вот это да! Под яркими лучами весеннего солнца, куда ни глянь, повсюду золотились маковки и кресты московских церквей, блестела как рыбья чешуя, изгибаясь в низких берегах, Москва-река. Повсюду крыши утопали в кудрявой молодой листве знаменитых московских садов. Собакин стоял рядом. Легкий ветерок трепал его тёмные, чуть вьющиеся волосы. Он стоял с плотно сжатыми губами, слегка выставив вперед подбородок, и смотрел куда-то вдаль.
« Вылитый петровский Брюс!» - опять подумал Александр Прохорович и глянул вниз под башню. Ну и высота! Люди кажутся ма-а-аленькими.