«Персиком пахнет, – восхитился про себя Ипатов. – Брови-то такие! Как у Шамаханской царицы».
Ему таких роскошных женщин видеть вблизи ещё не доводилось.
Отметив произведённое впечатление, Надежда Петровна решила помочь растерявшимся мужчинам. Видно было, что она привыкла к такой реакции на свою внешность.
- Что привело вас ко мне, господа?
Объяснив суть дела, Вильям Яковлевич на мгновение умолк, чтобы дать возможность красавице настроится на направление беседы. Вдруг, ни с того, ни с сего, заговорил Ипатов. Молодого человека прорвало. Он сбивчиво повторил объяснение начальника о цели визита, перескочил на изменчивость весенней погоды, порадовался премьере нового спектакля в Большом, хотя, сроду там не был, а только читал об этом в какой-то газете. Потом коснулся поэзии и перешёл на прозу жизни: рассказал о том, как он, служа в полицейской части, собственноручно задержал воровку с Хитровки, которая обманула своего же подельщика и перерезала ему горло. В конце затянувшегося выступления, он совсем потерял стройность мысли и закончил речь дикой фразой: «поэтому знакомство с вами стало для нас необходимостью».
Надежда Петровна с непониманием посмотрела на гостей, а потом, в наступившей тишине, вдруг так заразительно рассмеялась, что напряжение тут же спало. Ипатов почти пришёл в себя. Вильям Яковлевич начал задавать хозяйке вопросы. По словам женщины, она ничего не знает о том, где может находиться Анастасия. Час промелькнул для Александра Прохоровича как одна минута, чего нельзя было сказать о Собакине. Невзирая на субординацию, Ипатов всё время старался перебить начальника и задавал пустые, ничего не значащие, вопросы. А потом вдруг и вовсе изрёк престранный комплимент, что «с такой чудесной внешностью Надежде Петровне можно простить любые преступления». Дама сделала круглые глаза. Визит превращался в фарс. Собакин грозно взглянул на помощника и задал последний вопрос:
- Вы знакомы с женихом Арефьевой?
- Да, конечно.
- Что он за человек?
- Свое мнение я уже сказала Николаю Матвеевичу и Анастасии. Он не достоин её.
- Почему такая немилость?
- Как вам сказать… Он человек неискренний и ненадежный. У меня глаз верный. Я, если хотите, это просто чувствую, а Арефьевы мне не верят.
- Алексей Григорьевич мог быть причастным к исчезновению девушки?
- Зачем бы он стал это делать? Мелецкий через неделю законным образом получит то, чего он добивался целый год, ухаживая за Анастасией – деньги. Я ведь её по-дружески предупредила, что с ним она наплачется. Приходилось мне видеть, как он глазами-то в разные стороны стреляет! А она мне нагрубила и сказала, что я оговариваю её жениха для того, чтобы она не вышла замуж.
- Интересно, – оживился Собакин. – Почему она так думает?
- Из-за денег, конечно. Обвинила меня, что я подговаривала Николая Матвеевича вложить её наследственный капитал в предприятие моего покойного мужа.
- Это правда?
- Правда, – с вызовом ответила Залесская. – Лучше я сама вам всё расскажу, чем вы будете собирать сплетни на стороне, где злые языки будут всё переиначивать. Николай Матвеевич был не против. Как опекун, он имеет право распоряжаться деньгами Анастасии до её замужества, – обиженным тоном продолжала Надежда Петровна. – Речь о финансировании сахарного завода шла до того, как его племянница собралась замуж. Видите ли, после смерти моего мужа - Филиппа Макаровича, предприятие пришло в упадок и сейчас всё в долгах. То есть я, как хозяйка, вся в долгах. Сладкое – дело прибыльное: мне просто не повезло с управляющим. Вложенные деньги со временем обернулись бы барышом и Анастасия ничего бы не потеряла.
Залесская замолчала.
- А что теперь будет с вашим сахарным заводом? – спросил Ипатов.
Женщина пожала роскошными плечами.
- Николай Матвеевич, за которого я выхожу замуж, сказал, что не может им заниматься. Значит – его надо будет продать.
Сыщики вышли от Залесской взмокшие. Собакин злился, что взял с собой юнца, который не в силах себя контролировать. Ипатов, поостыв от пережитого впечатления, заговорил громко, в ажиотации:
- Вот что я вам скажу: Залесская - главная зачинщица в этом деле! Все сходится. У этой дамы личный интерес к деньгам Арефьевой. Николай Матвеевич у неё под пятой. Видели, как он блеял, когда о ней говорил? Старшая Арефьева, помните, тоже о ней неблаговидно высказалась. А самое главное – духи! Помните, что монастырский сторож говорил о письме для Анастасии Дмитриевны? Духовитое оно было. Понюхайте теперь нас. Час около этакой дамочки посидели и пожалуйста - от нас уже пахнет, как из французского магазина! Письмо – её рук дело. Да, страшная женщина.
- Что-то я не заметил вашего негодования, когда десять минут назад вы перед ней канкан выплясывали, – съехидничал Собакин.
- Этот факт лишь подтверждает мою версию о роковой женщине, Цирцее, если хотите, против которой не может устоять ни один мужчина!
Собакин при этих словах хмыкнул.
- Зачем же обобщать, Александр Прохорович? Я, кажется, сознания не терял от её вида.
- Сознание, может, и не теряли, но глазами её неприлично ели и мне не давали рта раскрыть! – дерзко огрызнулся помощник.
- Что?! - возмутился сыщик.
Он еле сдержал себя, чтобы не обругать дурака-мальчишку. Поехали назад по Волхонке и мимо Александровского сада.
- Александр Прохорович, что вы знаете о Московском Кремле? – поостыв, сменил тему Собакин.
Молодой человек не вдруг переключился на другой разговор, а потом, набожно перекрестился и ответил:
- Это необоримая твердыня России-матушки. Здесь хранятся наши главные православные святыни и священные гробы древней Руси.
Сыщик улыбнулся.
- Бесспорно, мой друг, это так. А что вы знаете об истории крепости?
- Из гимназического курса? Сначала Кремль был деревянный. Татары его жгли и грабили. Потом Иван III построил каменный. В Смутное время поляки в Кремле сидели. Потом он горел вместе со всей Москвой, когда пришел Наполеон. А сейчас вон он какой: любо-дорого поглядеть! - Ипатов кивнул на проплывающую мимо них высокую стену Московского Кремника.
- Это правильное, но довольно общее представление об историческом центре России, таком, если хотите, по-мужски, строгом снаружи и женственно прекрасном внутри. Московский Кремль строился как прообраз Царствия Божия на земле. Потому-то в нём такое большое количество соборов, церквей, палат и дворцов! По особенностям архитектуры зданий и стен крепости, их предназначения в разные времена, можно проследить историю становления нашего отечества. Известный французский путешественник маркиз де-Кюстин очень верно подметил, что «Кремль – это корень, из которого выросла Москва». Я много чего знаю о нём такого, что ни в одной книге не прочитаешь, и могу говорить об этом часами.
- Я слышал, что его строили иноземцы?
- И иноземцы тоже, но - русскими руками. Наши мастера по смекалистости могут дать фору любому иностранцу, я в этом убеждён. Но в те далекие времена, я думаю, русскому человеку было не до красот. Между кузницей и наковальней довелось нашим предкам строить свое государство. Зубы показывали и Запад и Восток. Одни татары чего стоили! Орда жгла и насильничала – не успевали обустроиться от набега к набегу. А холода у нас, между прочим, больше половины года. Где уж там думать о кудрявой красоте! Оборона ставилась выше всех архитектурных изысков. Зато, когда в Кремле Фиораванти возводил Успенский собор, наши мастера жили в палатках вокруг стройки и учились у итальянца премудростям европейского зодчества и инженерным хитростям, а потом применяли эти знания по всей Руси. Но и он, а потом и Антонио Солари создавали свои шедевры, опираясь на характерные особенности именно русского стиля. Чтобы вновь построить Успенский собор, который обвалился из-за технических недочетов и землетрясения 1474-го года, Фиораванти ездил во Владимир и Суздаль изучать традиции русской храмовой архитектуры. Вернувшись, он возвёл здание, по выражению летописца, «яко един камень». Оно соответствовало требованиям того времени, когда Московское царство обретало единое независимое пространство, объединяясь в один кулак. Поэтому, главный собор Кремля, Успенский, по облику явился воплощением непобедимости государства: с окнами-бойницами, с куполами шлемами. А это значит, что итальянец все свое умение употребил на воплощение русской идеи. А вам, что больше нравится в Кремле, Александр Прохорович? – вдруг спросил Собакин.
- Везде-то я не был. А так, по виду, сильно удивительна Царь-пушка с ядрами. И ещё мне очень нравится большое паникадило в Успенском. Я видел, как его возжигали на Пасху: свечи в нём большие-большие и фитили от них соединялись между собой белым шнурком, а свободные концы опускались вниз. Незадолго до пения: «Хвалите имя Господне…» из Царских врат важно вышел с посохом архиерей, за ним иеромонахи со свечами. Они подожгли концы паникадильных шнуров, огонь побежал по ним наверх и Собор разом осветился морем света. У всех от такого благолепия дух захватило! Это ж надо - такая красота!
- Паникадило это интересно тем, что было отлито из серебра, которое казаки отбили у французов, когда те бежали из Москвы. Тогда ими было украдено множество старинной драгоценной утвари. Вот из этого-то серебра и был сделан светильник. У него и название есть: «Урожай».
- Надо же! – удивился Ипатов – Чего он только не знает! – подумал он о начальнике.
- А мне, представьте себе, больше всего нравятся кремлёвские стены и башни. Могу надоесть, рассказывая о том, как они строились да перестраивались и какое имели назначение в разные времена. Ну-ка, мил-человек, - обратился Собакин к вознице, – остановись-ка здесь ненадолго.
Извозчик осадил, разбежавшуюся было лошадь, прямо у Александровских чугунных ворот на углу Кремля.
- По слабости человеческой хочу перед вами похвастаться предками, – сказал Вильям Яковлевич, указывая на остроконечную угловую кремлевскую башню. - Видите, перед нами Угловая Арсенальная башня. Возведена она в 1492-ом году при Иване III мастером Солари. Первоначально башня имела семь рядов бойниц и потайной выход к реке Неглинке. В её глубоком подвале до сих пор сохранился колодец-родник с чистейшей водой. Предназначение этой цитадели: охранять переправу через речку Неглинку к торгу на Красной площади. Позже, для бо;льшей безопасности нижние ряды бойниц заложили, и весь низ укрепили расширяющимся цоколем. Видите, какая у неё широкая юбка? Потом, по приказу Петра I вон те, верхние бойницы, расширили и установили в них артиллерийские орудия. Руководил работами мой предок, который при Петре Алексеевиче управлял всей русской артиллерией, кою так уважал сам государь.
«Вот оно что, – подумал Ипатов. – Теперь понятно, чем он гордится. Кто-то из его предков близко находился рядом с царём Петром. Что ж, бывает. Дворяне тогда все служили, не то, что нынче».
- Башня получилась на удивление прочная и устойчивая, – между тем продолжал Вильям Яковлевич. – В 1812-ом она выдержала подрыв французами здания Арсенала, которое находится прямо за башней, в Кремле. Взрывной волной снесло только верхний шатер с дозорной вышкой. После войны его восстановили. А рассказываю я это вам потому, что со времен её возникновения и до постройки в 1817-ом году упомянутого мною Арсенала, эта башня называлась Собакиной. В смысле: Собакина башня. Раньше, на месте Арсенала стоял двор бояр Собакиных – моих предков. В то время царским повелением вменялось в обязанность тем, чьи имения прилегали к территории, где возводились городские укрепления, следить за порядком на стройке, помогать общему делу людьми и всяким строительным материалом. Это была почётная обязанность знатных бояр перед городом. Были и такие, кто уклонялся от такой чести из-за расходов, которые, хочешь – не хочешь, приходилось брать на себя. Собакины немало потрудились на благо устроения каменного Кремля и помогали строить не только эту башню, но и прилегающие к ней стены. Мои предки мостили дороги в самой крепости и поставляли за свой счёт опытных каменщиков для возведения соседней, Гранёной башни. Вон той, что находится за гротом Александровского сада. Собакины помогали её надстраивать в виде сложного многоступенчатого верха. Она и доныне выглядит так же, как тогда.
Ипатов в восхищении перевёл взгляд с башен на своего начальника.
- Вильям Яковлевич! А я-то думал… У меня нет слов! Выходит, ваши предки так отличились перед городом, что народ посчитал возможным увековечить вашу фамилию в истории Москвы!
Собакин довольно хмыкнул.
- Ну, положим, собора по этому поводу не созывали, но видимо фамилия так срослась с башней, что это, прямо скажем, неказистое название закрепилось в людской памяти надолго. Между прочим, в нашей семье существует предание о том, что при возведении этой самой башни, Собакины совершили внутри неё древний обряд заговора-оберега крепости и замуровали где-то там дорогое воинское вооружение , неоднократно бывшее в ратном деле. Считается, что до тех пор, пока эта охранная крепь-кладка находится в башне, ничто не сможет ей навредить, что собственно мы и видим. А оберег всего Кремля, насколько я знаю, находится под Водовзводной башней. Она тоже угловая и находится со стороны Каменного моста. И ещё интересный факт. Уже в царствование Петра I, когда, как я уже говорил, укрепляли основание Собакиной башни, мои предки, по какой-то веской причине, спрятали где-то в ней или неподалёку, целый ковш, или как раньше говорили – братину, золотых монет.
- Ух ты! Вы можете его отыскать и озолотиться, – воскликнул Ипатов. – Почему же вы до сих пор не попытали счастья? Ведь этот ковшик принадлежит вам по праву.
- Что вы! Даже мысли такой не было. Мой вам совет: старайтесь никогда не гоняться ни за какими кладами, даже, если их спрятали ваши родственники. И, особенно, это касается старинных кладов. В прошлом ни один из них не был спрятан без особых заклинаний против похитителей. Тёмная сила таких заговоров сохраняется без срока давности. Вместе с золотом можно получить в довесок такие несчастья, что мало не покажется. Исключение составляет только клад, который сам даётся в руки. Что касается меня, то, я лично, - не нуждаюсь. А потом, мне даже приятно думать, что где-то здесь, неподалеку, в древней земле Кремля лежит золото моих предков.
Сначала ехали молча. Ипатов переваривал услышанное, Собакин был весь во власти дум о своем родовом древе. Повернули с Лубянки на Сретенку. Впереди замаячила верхушка Сухаревой башни, увенчанная орлом, при виде которой Вильям Яковлевич встрепенулся.
- Александр Прохорович! – обернулся он к своему помощнику. – Как только у нас будет свободное время, я вас отведу в Сухареву башню и покажу сверху всю Москву. Наверняка такого зрелища вам ещё не доводилось видеть. С башни открывается изумительная панорама, особенно, ранним солнечным утром. Можно сходить туда и ночью, при ясной погоде. Вот, когда я жалею, что не умею рисовать! Город становится чернильно-синим, Москва-река под луной светится серебром, всё небо усыпано звёздами так, что диву даёшься! Я поднимался туда ночью, на Пасху, сразу после службы. Весь город в иллюминации, вокруг море огней. После кремлёвского «Ивана-звонаря» начинает трезвонить вся Москва: целый океан звона, который слышится там, наверху, совсем иначе, чем на земле!
- Да вы что, Вильям Яковлевич? Господь с вами! Как можно туда подниматься-то?! - всплеснул руками Ипатов. - Сам не пойду и вам не советую. Где-то в стене башни замурован колдун Брюс. По ночам его чёрная душа выходит наружу, бродит неприкаянно и, если кого живого встретит, то или задушит, или напугает до смерти, чтобы другим неповадно было его тревожить. Говорят, что этот самый Брюс стережёт там свои сокровища и колдовские книги. Его даже сухаревские воры побаиваются и в башню - ни Боже мой! Как вы ноги-то унесли оттуда, не понимаю!
Сказав это, молодой человек взглянул на Собакина и онемел. Никогда ещё он не видел трезвого, воспитанного человека в таком категорическом возмущении. Вильям Яковлевич непроизвольно сжимал кулаки и порывался что-то сказать, но от нахлынувших на него отрицательных эмоций не мог произнести ничего внятного. Ипатов разобрал только: «Ну и послал же Бог помощничка, за что – не знаю!» После чего Александр Прохорович почёл за благо сидеть, как мышь и в сторону начальства не смотреть. Так и доехали до дома.