— Ну, артист! — пробормотал Ерохин и посмотрел на Фризе. Тот спокойно провожал котяру взглядом, не делая никаких попыток продолжить путь.
— Володя, ты чего? Напугался? Или в приметы веришь?
— В черных котов верю.
— Брось меня разыгрывать! То заторопился, как на пожар, теперь время тянешь. Поехали!
— Пройдет первая машина, и поедем.
— Да здесь такая тихая улица! Час простоим! — возмутился Ерохин.
— Дима, к черным кошкам в нашей семье отношение особое.
— А может быть, это кот?! — улыбнулся майор, но Фризе на его шутку внимание не обратил.
— Мой дед в тридцать восьмом году возвращался ночью от своей приятельницы. Дорогу ему перебежала черная кошка. Дед, светлая ему память, не долго думая вернулся к подруге. Утром позвонил сослуживцу и узнал, что его разыскивает НКВД. И на квартире его всю ночь засада ждала. Сечешь?
Новенький черный «БМВ» с красноватым номером совместного предприятия промчался по улице и, скрипнув тормозами, застыл у одного из зарешеченных особняков. Фризе тронул машину.
— И что же с дедом? — заинтересовался Ерохин.
— Перехватил у друзей деньжат и уехал в Сибирь. Там и отсиделся. Даже фамилии не менял, работал под своим именем. Его и не искали — разверстку по врагам народа на этот момент выполнили и притормозили.
— Смотри‑ка ты! Вот и не верь после этого в приметы — майор был искренне восхищен.
— Его, правда, после войны достали, — усмехнулся Фризе. — Но времена стали помягче. Не долго держали. Даже все имущество возвратили в сохранности. Деду повезло — в его квартиру вселился один советский туз районного масштаба. Тоже коллекционер. Он дедовы коллекции картин и оружия холил и лелеял. Думал, навечно получил. А тут дедуля и заявляется.
— Значит, все твои картины, коллекция оружия… — начал Ерохин, но Владимир его перебил:
— Значит! Значит! Семейные реликвии.
Фризе не стал рассказывать, что десять лет назад его отец, академик, крупный специалист по ракетным двигателям с твердым топливом, резко затормозил на мокром асфальте перед перебегавшей дорогу кошкой и сделал Владимира круглым сиротой. Рассказ вышел бы слишком грустным.
Оставшуюся дорогу до института судебных экспертиз они доехали без приключений и, пока Шахов занимался у себя в лаборатории исследованием банки, играли в шахматы. Успели закончить две партии. В самый разгар третьей пришел Федор.
Засохшие капли пива содержали цианид той же группы, что был обнаружен в желудке санитара Уткина. В банке был тончайший прокол, залепленный автомобильной шпаклевкой. Шахов положил на стол несколько фотографий. На одной из них, сделанной с внутренней стороны, как и полагал Фризе, отверстие было особенно заметно.
— А пальчиков мои ребята наснимали — как будто каждый второй москвич за эту банку подержался.
«Господи, — подумал Фризе, — что же за жизнь у нас нищая, когда из‑за говенной пивной банки серьезному ученому врать приходится».
ОТКРЫТЫЕ ДВЕРИ
Лифт не работал, и Фризе поднимался на четырнадцатый этаж пешком. Где‑то он прочитал, что лучшее средство от инфаркта — ежедневно подниматься пешком на пять этажей. «Но не на четырнадцатый же! — думал он, останавливаясь передохнуть на девятом и вспомнив рекомендацию врача. — Четырнадцать этажей даже для моего здорового сердца многовато».
Добравшись, наконец, до своей квартиры и вставив ключ в затейливый финский замок, он понял, что замок открыт, а защелка заблокирована. Был открыт и второй замок, попроще, но поувесистей.
— «Воры?! — подумал Владимир и пожалел, что оставил свой табельный пистолет в прокуратуре, в сейфе. — А как же сигнализация?»
Осторожно он открыл дверь, не издав ни шороха, ни скрипа. Прислушался. Из открытой двери гостиной доносилось строгое тиканье напольных часов. Прихожая выглядела нетронутой: ряд начищенных туфель, тапочки, свои и Бертины. В огромном трюмо отражалась чуть приоткрытая дверь в кухню. И эта дверь выглядела вполне мирно.
«Неужели я забыл запереть квартиру? — подумал Фризе. — А когда ходил за газетой, поставил замок на защелку». Но он твердо помнил, что запер оба замка и всегда, спускаясь за газетами, захлопывал двери квартиры и брал с собой ключи.
Минуты две он прислушивался, а потом вошел в прихожую, на всякий случай оставив дверь нараспашку. Первым делом он взглянул на черную коробку милицейской охраны: красная лампочка сигнализации спокойно мигала — значит, охрана не срабатывала. Фризе торопливо набрал нужные цифры — ему не хотелось объясняться с милиционерами, если окажется, что он сам забыл запереть дверь. Осторожно, шаг за шагом, Владимир обошел все комнаты. Никаких следов пребывания посторонних. Все картины на своих местах — две его любимые марины Лагорио, доставшиеся в наследство от бабушки. И дедов перстень с огромным рубином в серебряной шкатулке для карт. А так же тоненькая пачка червонцев — последняя получка. Он позвонил в отдел охраны, назвал свой номер, поинтересовался, не срабатывала ли сигнализация?
— Мы бы давно у вас были, — обиделся дежурный. — А что случилось?
— Дверь оказалась открытой.
— Настежь?
Фризе объяснил.
— Повнимательнее надо быть, — назидательно сказал дежурный. — Уходя, не забывайте подергать дверь.
«Тебя бы за нос подергать!» — сердито подумал Фризе, но на душе у него стало спокойнее.
«Вот осел! — думал он. — Как я опростоволосился? От «пивного дела» мозги набекрень пошли?»
Историю с отравлением он окрестил «пивным делом». Вспомнив про банку «Туборга», найденную в саду около дачи Мавриных, Фризе захотелось пива. Он ощутил у себя на губах горьковатую пену и с тоской посмотрел на холодильник — там не было не только «Туборга», но и «Жигулевского». Да и запасы продовольствия подходили к концу.
Владимир ограничился чашкой чая с бутербродом, полежал полчаса на диване с книгой Макбейна про американских сыщиков из 87–го полицейского отделения, потом переоделся в спортивные брюки и толстый шерстяной пуловер, который привезла ему Берта из поездки в Данию. Натянув пуховик и спортивную шапочку, он позвонил Берте. Телефон выдавал длинные тягучие гудки. И неудивительно. Подруга обещала прийти домой в девять, а сейчас было еще без двадцати. Но ключ от Бертиной квартиры у него имелся. Фризе включил сигнализацию, тщательно запер дверь на оба замка. Вспомнил рекомендацию дежурного из отдела охраны и для верности подергал за ручку.
Он не собирался ехать на машине — Берта жила рядом — и только бросил мимолетный взгляд на свои «Жигули». Как обычно. В наше время это совсем не лишний ритуал. Машина была на месте, там, где он поставил ее полтора часа тому назад. Но что‑то насторожило Фризе, слегка царапнуло его внимание. Он остановился и сразу понял, в чем дело — к «Жигулям» совсем недавно подходили. Снег шел весь вечер, а следы были свежие. Даже не просто следы, а целая дорожка. Могли подходить и мальчишки, и просто любопытный. У Фризе была «десятка», а они в городе появились недавно. Помня, что «береженого Бог бережет», Владимир решил проверить, все ли в порядке. Его ожидал сюрприз — дверца рядом с водительским сиденьем была открыта!
«Это уже из области мистики», — прошептал он расстроенно, окидывая быстрым взглядом салон и пытаясь определить, что украдено. Опять, как и в квартире, все было на месте: приемник, меховая накидка на сиденье, приборы и пачка «Мальборо» в бардачке. Фризе уже вздохнул с облегчением, подумав, что сегодня какой‑нибудь особый день — уж не магнитный ли? — напрочь лишивший его внимательности, когда заметил на сиденье маленькое черное колесико — ручку настройки от приемника. Кто‑то снял колесико и положил на самое видное место. Кто‑то позаботился показать ему, что незапертая дверь — не плод его рассеянности, а нечто иное.
Он сел в машину, достал из бардачка сигареты и закурил. «Мне дают понять, что я уязвим! Что в любой момент могут войти в квартиру, угнать или повредить машину. Зачем? Намекают на то, чтобы я проявил благоразумие?»
Владимир мысленно раскрыл свой служебный сейф и представил, как вынимает хранящиеся в нем дела и раскладывает на столе.
Дело об ограблении пьяного на станции Кунцево… Грабитель, бомж Александр Яковлев, сам убогий хромой пьяница, дожидается судного дня в следственном изоляторе. Мстить за него некому. Даже среди бомжей и спившихся старых проституток Яковлев был парией. Дело об убийстве милиционера Севастьянова. Подозреваемый — Роман Дьячков по кличке «Псих» — числится во всесоюзном розыске. Из показаний его друзей и родственников складывается довольно любопытный портрет «бегуна»: седой, полный — по некоторым определениям даже толстый — респектабельный мужчина, любитель сладко поесть и застольный говорун. И еще — вор Дьячков мгновенно, по пустяковому поводу, мог впасть в бешенство. Его боялись даже признанные паханы. «Дьячков способен на все, — решил Фризе. — Особенно сейчас, когда я обложил его со всех сторон, словно лису флажками». Но то, что произошло с квартирой и машиной, никак не увязывалось с характером Романа–Психа. Попав в квартиру, он сумел бы за пару минут устроить там склад вторсырья. От одной мысли об этом Фризе поежился.
Еще одно дело — бытовое убийство: жена чересчур удачно запустила в супруга чугунной сковородкой, на которой пекла оладьи. Вся вина убитого состояла в том, что он «надоел своими советами, как испечь оладьи попышнее».
Оставалось последнее дело: о смерти санитаров «Харона» — одного от отравления, другого — застреленного Алиной Мавриной из охотничьего ружья ее покойного супруга.
Вот и все: за исключением нескольких мелочей — табельного оружия, початой бутылки виски и двух новых галстуков — сейф был пустым.
«Ну не Алина же Максимовна проделала со мной эти фокусы?» — усмехнулся Фризе. Он представил, как красивая вдова, вместо того, чтобы готовить похороны супруга, крадется по лестнице на четырнадцатый этаж, осторожно подбирает отмычки к замкам. На ней легкое меховое манто и тонкие лайковые перчатки. А в это время он, Фризе, неслышными шагами подходит сзади, берет ее за талию и молча ведет в квартиру.
Неужели ребята из «Харона»? Правда, он ведь только начал расследование! Еще ничего не обнаружил. Но ведь и они, если это действительно они, почти ничего не сделали. Лишь открыли двери. Тонкий намек? Как там говорили древние римляне? Понимающему достаточно полуслова.
Он почувствовал, что замерз, и взглянул на часы. Двадцать минут десятого. Берта давно уже дома. Может уже приготовила что‑нибудь вкусное. Время от времени она баловала его настоящим стейком из рыночной вырезки или же судаком орли. Такие пиры устраивались крайне редко и «только в рекламных целях», как говорила Берта. Чтобы Фризе, если у него возникнет мысль о женитьбе, не забывал о ее выдающихся кулинарных способностях. Пока же мысль о женитьбе в их разговорах носила отвлеченно–философский характер и не приобрела формы осознанной необходимости.
«Поеду‑ка я к Берте на машине, — чуть поколебавшись, решил Владимир. — И останусь у нее ночевать».
Если у Фризе и была тайная надежда, что под окнами Бертиного дома «Жигули» будут в большей безопасности, то едва он поднялся на четвертый этаж, эта надежда тут же улетучилась. Встревоженная Берта стояла у дверей своей квартиры, а какой‑то смазливый тип в адидасовском спортивном костюме ковырялся в замке.
— Володька! — обрадовалась Берта, увидев Фризе, выходящего из лифта. — Наконец‑то! Меня, наверное, обокрали! В квартиру не попасть.
Смазливый тип разогнул спину и обернулся:
— Берта Александровна! Если бы обокрали — дверь была бы нараспашку. А у вас замочки клевые. Любой вор об них зубы сломает. — Он перевел взгляд на Фризе и почтительно поздоровался.
«Здравствуйте» получилось у Владимира не очень приветливым, но парень не обиделся и спросил вежливо:
— Извините, а вы в какой команде играете? — Почему‑то каждый, кто знал, что Берта баскетболистка, увидев Фризе, автоматически причисляли его к тому же спортивному клану. Люди считали, что иначе и быть не может.
— В «Динамо», — ответил Владимир и добавил, на всякий случай: — Во втором составе.
Парень был явно разочарован. Может быть, это и помогло ему справиться с замком. Через минуту он выковырял из скважины обломок ключа.
— Видали фитюльку? — показал он обломок Берте. — Дайте‑ка мне ваш ключ, сейчас сравним.
Берта покорно отдала парню связку ключей. Он быстро нашел аналог и радостно воскликнул:
— Надо же, один к одному! — Присмотрелся повнимательней и покачал головой. — Нет, разница есть, иначе не сломался бы.
— Можно забрать его? — протянул руку Фризе.
— Конечно, — парень отдал ему обломок, Берте связку ключей. — Эту железку надо бы Олегу Михайловичу показать. — Он кивнул на квартиру прокурора, чем показал свою широкую осведомленность о жильцах дома. — Он живо бы вам ключ отыскал, — и засмеялся ехидным многозначительным смешком.
— Владик… — Берта раскрыла свою сумочку.
— Нет, нет, нет! — почти пропел парень. — Никакой оплаты. Я и так ваш вечный должник. Будьте здоровы, радуйте нас, болельщиков. А вам, — он улыбнулся Фризе, — желаю поскорей перейти в основной состав. Знакомство обязывает. — И он скрылся в лифте, так осторожно прикрыв дверь, что Фризе даже не услышал щелчка.
— Шуба на месте, кубки на месте, сережки в порядке, — бормотала Берта, бестолково открывая то дверцы шкафа, то ящики. — Тряпки на месте. Скажи, пожалуйста, и деньги на месте! — она вынула из хрустального ковчега пачку десяток в банковской упаковке.
— Володька, ничего не пропало! А я так перетрусила. Жуть!
«Ничего не скажу, — решил Фризе, видя, как радуется подруга. — И поживу у нее недельку. Скоро Берте в Женеву на Европейское первенство. Нечего девицу пугать».
— Тебе же Владик сказал — раз ключ в замке сломался, в квартиру воры не добрались.
— Ту думаешь, это воры? Точно?
— Ну… может быть, Олег Михайлович.
— Володька, что ты меня разыгрываешь! А вот Женя Соловьева… — Берта схватила телефонную трубку и стала быстро крутить диск. Владимир нажал на рычаг:
— Остынь! Что там с этой Женей Соловьевой?
Женя была школьной подругой Берты.
— Я давала ей запасные ключи. Ну, те, что на гвоздике висят. Может быть, это она приходила?
— Зачем ты ей давала ключи и что она могла делать без тебя в квартире?
— Я давно хотела отдать ей свои старые кроссовки и отрез на платье.
Берта обладала одним несовременным качеством — она была патологически–беззащитно доброй и раздаривала направо и налево все барахло, не говоря о сувенирах, которые привозила из частых поездок за границу. Если бы не ее рост, а следовательно, и размеры одежды, которую она носила, Берта бы никогда не смогла прилично одеваться.
— Почему твоя Женя не могла прийти, когда ты дома?
— Потому что в три часа ей назначила портниха. А портниха — лучшая в Москве! У нее расписана каждая минута.
Владимир хотел сказать, что гонорара, который Женя заплатит лучшей портнихе, хватило бы на четыре отреза, но промолчал. Он знал, что ответит Берта на его замечание: «Какой ты, Володя, странный, ей–Богу. Разве ты не хочешь, чтобы Женя ходила в хорошем костюме?» На это Фризе возразить было нечего.
И старые (почти новые) кроссовки, и отрез на платье лежали в прихожей на столике. Похоже, что Женя не сумела до них добраться. Фризе с надеждой подумал: вдруг это она сломала ключ в замке? Начала поворачивать не в ту сторону? Но надежда тут же испарилась, как только он вспомнил эту приятельницу. Всегда собранная, целеустремленная, все знающая и все умеющая. Типичная руководительница кружка «Умелые руки». Нет, Женя никогда не сломала бы ключ на пути к заветному отрезу.
— Звони, — Владимир снял трубку и протянул Берте.
Женя тут же откликнулась. Глядя на огорченное лицо подруги, Фризе понял, что Берту сурово отчитали. Она вяло оправдывалась и скоро положила трубку. Похоже, после того, как ее положила Женя.
— Ну, вот, обиделась. Неужели она думает, что я специально сломала ключ в замке?