«Слушай это ведь всё из-за него?» – несколько отстранённо поинтересовался Мазаев, после чего заметив удивление в глазах старого приятеля, добавил – «Всё из-за этого недавнего инцидента с прессой?».
Александр сухо кивнул, по всей видимости, не особо желая развивать данную тему и думая о чём-то отвлечённом…
«Да ведь мы же его даже пальцем не тронули! Честно!» – продолжил каяться Сергей, которому не терпелось рассказать своему другу истинный вариант истории, по всей видимости, впоследствии сильно искажённой словоохотливым представителем свободной прессы, продолжив – «Мы же к его дому подъехали, в дверь позвонили и только представились, а он, даже не открывая двери, взял да и выпрыгнул прямо в окно…».
«Кто?!» – с изумлением в голосе переспросил Трошин.
«Да журналист этот…» – пояснил майор, добавив – «Борис Козьмин…».
«Дела… Даже страшно за нашу независимую прессу становится…» – понимающе спокойно кивнул Александр и, снова углубившись в свои отдалённые мысли, машинально добавил – «Действительно, страшная участь…».
«Что?! Да какая там участь?!» – с возмущением вспылил Мазаев, пытаясь представить себе, что же такого там умудрился рассказать им всем этот проклятущий журналист.
«Сам же сказал, что он окно выпрыгнул…» – машинально повторил Трошин, пояснив – «Разбился же, небось, бедолага…».
«Да чёрта с два он разбился! Это же первый этаж был!» – ещё более эмоционально продолжил Сергей, добавив – «Да он потом так бегом рванул – вообще еле догнали!».
«Всякое бывает…» – спокойно махнул рукой Александр, пояснив – «Иной раз человек в состоянии сильного шока не чувствует ни боли, ни переломов…».
«Да какие переломы?! Какая боль?! Говорю же тебе – в порядке журналист был! В полном порядке!» – с заметной обидой в голосе произнёс Мазаев, добавив – «Единственная потеря у него – дверь мы ему входную сломали. И что же мне теперь из-за этого пропадать…».
«Да забудь, майор, ты о нём и всё…» – спокойно пожал плечами, Александр, рационально предложив – «Вот подаст этот журналист на тебя в суд за дверь, вот тогда и будешь думать, что с этим делать, а сейчас расслабься…».
«Погоди-ка…» – с трудом понимая, что происходит, произнёс Мазаев, переспросив – «В смысле меня в Москву отправили по срочному запросу федеральной службы безопасности, не из-за этого журналиста?».
В этот раз уже Трошин удивлённо посмотрел на майора, после чего выдал – «Сергей, вот ты там отдохнул у себя во Владивостоке! Делать мне больше нечего было, кроме как срочный приказ оформлять на тебя из-за какого-то там вашего журналиста. Сдался он мне больно…».
«Значит, это ты приказ на меня оформил?!» – едва веря своим ушам, с удивлением выпалил майор, добавив – «А чего не позвонил-то?».
«Всю ночь тебе названивал по вашему времени, так никто трубку не брал, а дело срочное было – вот и пришлось приказом. Думал, что твои тебя быстрее найдут – мало ли ты где там, в отпуске, рыбу глушишь или чем там ещё занимаешься…» – рассудительно пожал плечами Александр.
«Вот ты, блин, выдал! Да я чуть не поседел весь из-за этого приказа! Генерал Печоров всех своих знакомых в Москве поднял, пытаясь выяснить что происходит!» – с облегчением и одновременно возмущением в голосе продолжил Сергей, пояснив – «А мы-то думали, что всё это из-за того инцидента с журналистом…».
«Мы, конечно, в ведомстве ценим нашу независимую прессу…» – многозначительно произнёс Трошин, с улыбкой уточнив – «Но пока, к счастью, не настолько…».
После этого майор, несколько смягчившись, поинтересовался – «А, кстати, что за дело-то такое срочное? Что у вас там случилось?».
«Вот не поверишь, майор – даже не знаю, что тебе на это и ответить… Половину из того, что мне вчера по телефону сбивчиво, нервно и невпопад пытался объяснить генерал Пеняев, я, признаться честно, вообще не разобрал. С другой стороны из второй половины, что мне всё-таки удалось разобрать, я не рискну тебе повторить ни слова, поскольку, и сам не уверен в том, что слышал. Вот такие дела…» – неуверенным тоном произнёс Александр, добавив – «Со слов же Владислава Аркадиевича Ширко, не ставшего вдаваться в подробности, я понял, что для нас с тобой имеется важное и срочное задание, весьма специфического характера, о подробностях которого нас проинформируют при личной встрече…».
В последующие несколько минут майор, вместе с немногословным Александром, углубился в размышления, молча наблюдая за проплывавшими мимо зданиями и перекрёстками улиц. Достигнув, наконец, места назначения, машина резко сбавила ход и, к большому удивлению Мазаева, остановилась, возле здания администрации президента…
«Владислав Аркадиевич распорядился по прилёту сразу прибыть к нему для проведения совещания…» – заметив ошарашенный вид майора, быстро прокомментировал Трошин, вылезая из машины.
Через несколько минут они вдвоём, пройдя, входной контроль и рамки безопасности, предъявив удостоверения, прошли внутрь и в сопровождении сотрудника безопасности администрации проследовали в направлении приёмной высокопоставленного чиновника.
«Полковник Трошин и майор Мазаев…» – с улыбкой произнёс секретарше Александр, для большей ясности добавив – «Владислав Аркадиевич, срочно вызывал…».
«Проходите, он вас ожидает…» – улыбнулась девушка, показывая на дверь.
Оба прошли в просторный рабочий кабинет руководителя с массивным рабочим столом из красного дерева, за которым задумчиво сидел Владислав Аркадиевич, нервно постукивая пальцами по столу. Рядом, за приставленным к рабочему столу столиком для переговоров сидели выглядевший напряженно и устало Лев Николаевич Пеняев, директор центра стратегических исследований, Руслан Игнатьевич Беляев, бледное лицо которого отражало состояние, по меньшей мере, близкое к шоковому и ещё один незнакомый пожилой мужчина в возрасте в костюме, выглядевший в целом на удивление спокойно и безучастно.
«Располагайтесь, коллеги – мы вас уже заждались…» – попросил Владислав Аркадиевич, быстро перейдя к делу в несколько странном и осторожном тоне – «Сегодняшнее совещание в узком составе носит экстренный характер и посвящено весьма специфическому вопросу. Всё, что будет обсуждаться сегодня за этими дверьми, является не просто конфиденциальной информацией, а государственной тайной – никто за рамками данной комнаты не имеет права и не должен знать ничего из того, о чём мы будем говорить здесь…».
Сделав паузу для акцента важности сказанного, чиновник, аккуратно подбирая слова, продолжил – «Поводом для данного совещания стали отдельные последствия недавнего громкого инцидента с покушением на Павла Кузовлева, который по инициативе межведомственной оперативно-следственной группы не так давно активизировал свои усилия в направлении установления контакта с экзорцистами. Само покушение произошло четыре дня тому назад в Нью-Йорке и получило достаточно широкую огласку в новостях, поэтому, полагаю, нет нужды повторять общеизвестные факты. Лев Николаевич, пожалуйста, введите коллег в курс дела относительно серии событий, произошедших с Кузовлевым позже…».
«Павел Кузовлев, получивший ранение в левое плечо в результате неудачного покушения возле здания Школы права Университета Нью-Йорка, был в срочном порядке госпитализирован в один из крупнейших медицинских центров города, где ему незамедлительно была проведена необходимая операция и медицинские процедуры. В течение всего этого времени Кузовлев, находился в стационаре, не покидая пределов своей палаты из-за слабости после перенесённой операции. Вместе с тем, на следующий же день после операции, перепуганный до смерти Павел, позвонил по номеру экстренной связи в наше консульство в Нью-Йорке. В ходе разговора, несколько раз упомянув, что его собираются убить прямо в больнице, он запросил его срочную эвакуацию в Москву. Через час он был выведен нашими сотрудниками из столовой медицинского центра, где он провёл всё это время, боясь вернуться в свою палату, после чего, пройдя выписку под собственную ответственность, в срочном порядке он был доставлен в российское консульство. После этого первым же бортом Кузовлев был переправлен в Москву…» – произнёс Пеняев, продолжив – «В настоящее время Павел проходит как физическую, так и потребовавшуюся ему психологическую реабилитацию в военном госпитале в подмосковном Красногорске…».
«А что же такого с ним сделали эти изверги, там, в больнице?» – нетерпеливо поинтересовался Мазаев.
«Объяснения Кузовлева о том, что с ним произошло, были столь спутаны, спонтанны и эмоциональны, что нам потребовалось провести с ним серию уточняющих интервью и приложить определённые усилия, в том числе с привлечением уважаемых экспертов, чтобы понять действительную картину произошедшего в больнице. Сейчас я постараюсь вам её изложить более подробно и понятно…» – уклончиво произнёс Лев Николаевич, продолжив – «Проснувшись утром, Кузовлев, уставший от лежачего режима в палате, решил, очевидно, самостоятельно пройтись по больнице, посетив завтрак в столовой лечебного учреждения. Выйдя из комнаты, Павел, не особо полагавшийся на свою память в результате действия медицинских препаратов, сфотографировал на сотовый телефон номер своей палаты, гласивший «3043» и, дошёл до лифта, отметив про себя, что он был в седьмой по счёту палате… Спустившись в столовую он плотно позавтракал, после чего снова сел в лифт, но по ошибке вышел на другом, предположительно, четвёртом этаже. Далее он спокойно направился по коридору, отсчитывая седьмую палату от лифта. В этот момент из палаты, которая как ему казалось, и была его заветной седьмой палатой, вышла врач в белом халате, не заметившая его появления и направившаяся в другую сторону. Кузовлев, рассудив, что врач может зайти и позже, не привлекая к себе внимания, поймал закрывавшуюся дверь палаты и вошёл внутрь…».
«Вроде пока ничего криминального…» – с явным недоумением покачал головой Сергей.
«В палате же, которую он считал своей, он увидел лежавшего на его кровати совсем другого, скажем так, пациента…» – добавил Пеняев, аккуратно продолжив – «Это зрелище настолько потрясло Кузовлева до глубины души, что он, чуть не получив сердечный удар, дрожащими от ужаса руками сделал чуть более десятка фотографий на свой сотовый телефон. После чего едва дыша, вылетел из палаты и бросился бежать обратно в столовую, сделав уже упомянутый звонок по номеру экстренной связи с нашим консульством в Нью-Йорке».
С последними словами Лев Николаевич достал два десятка фотографий формата А4 и протянул их сидевшим напротив него Мазаеву и Трошину.
Сергей взял первую фотографию в руки, после чего сердце майора чуть не остановилось от полученного шока. Изрядно побелев в лице, медленно и тяжело дыша, Сергей ошарашенно покачал головой со словами – «Это просто не может быть, это невозможно! Он же мёртв!».
Лицо Александра, по характеру своей работы видевшего много разных даже самых невероятных историй, также вытянулось от удивления, после чего он раскрыл рот, но не смог произнести ни слова…
«Полагаю, теперь вы можете себе представить, каково было Павлу Кузовлеву, когда он, вернувшись с завтрака, обнаружил у себя в палате труп Алика Легасова. Легасова, которого он довольно отчётливо помнил, по бизнес завтраку в прямом эфире, оставившем глубокие шрамы, как на самолюбии, так и на репутации нашего уважаемого бывшего анархиста. По его собственным словам, он трижды перекрестился, увидев данное зрелище, в надежде, что это всё всего лишь страшный сон…» – пояснил Пеняев, продолжив – «Впрочем, это заблуждение быстро прошло. Поняв, что всё это происходит наяву, схватившись за сердце, Павел, надо отдать должное его мужеству, сделал данные фотографии, и, решив, что это происки медицинского персонала, пытающегося с какой-то целью свести его с ума, бросился наутёк…».
«А зачем им вообще потребовалось держать в палате труп Легасова? Может они, и вправду, хотели свести его с ума?» – чувствуя, как от ужаса подобной картины сжимается его собственное сердце, медленно переспросил Сергей, добавив – «Это же больница, а не мавзолей, какой-нибудь?».
Владислав Аркадиевич улыбнулся, не проронив ни слова, молча наблюдая за весьма интересной развернувшейся дискуссией.
«Судя по описанию, приведённому Павлом Кузовлевым, он действительно видел бездыханное и холодное тело с мертвенно-бледным лицом, но с чего Вы взяли, майор, это был труп?» – с интересом переспросил Лев Николаевич.
В полной прострации от подобного вопроса Мазаев ошарашенно и сбивчиво произнёс – «Я, конечно, не врач, но, извиняюсь, как ещё можно назвать бездыханное и холодное тело? Разумеется, труп!».
Александр, пребывавший в полном ступоре, продолжал перебирать фотографии из больничной палаты, на которых были изображения с разных ракурсов и углов, в том числе и крупная фотография лица и таблички с номером и фамилией пациента, гласившей – «Джон Браун…».
«Мы полагаем, что человек на этих снимках жив…» – быстро внёс ясность Владислав Аркадиевич, добавив – «Алик Легасов жив… И находится бессознательном состоянии, в данном медицинском центре с момента его ранения в течение последних полутора лет…»
С этими словами Сергею чуть не стало плохо – он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и, едва не разлив воду по всему столу, дрожащими руками налил себе стакан воды, залпом моментально опустошив содержимое…
Александр также ослабил галстук и нервно потянулся за графином с водой…
Сидевший напротив них Беляев, по всей видимости, уже не в первый раз, слушавший эту историю, пальцами нервно отстукивал по столу лёгкую барабанную дробь…
«Яков Степанович, прошу Вас, как директора центра изучения заболеваний нервной системы, изложить нашим коллегам Ваши профессиональные соображения на данный счёт» – кивнул головой чиновник администрации.
Получив указание, пожилой мужчина в костюме, ранее не принимавший участия в дискуссии, приветственно кивнул и несколько хрипловатым голосом произнёс – «Буду премного благодарен, если Вы уважаемые коллеги, внимательнее посмотрите на представленные фотографии – в частности, на фотографию номер четыре, на которой видно тело пациента и стоящее рядом медицинское оборудование».
Сделав небольшую паузу, пока Александр и Сергей, нашли нужный кадр, пожилой профессор продолжил – «На изображении видны подключенные к рукам и груди пациента датчики, снимающие показания температуры тела, пульса и некоторых других важных физиологических параметров. Если посмотреть на экраны приборов, которые надо отметить, намного лучше видны с ракурса фотографии номер шесть, то можно заметить, что кардиограмма пациента вытянута в линию с единственным и весьма незначительным, но, тем не менее, всплеском слева. Обращаясь к температуре тела, которую мы видим на приборе чуть выше, надо отметить, что она на два градуса выше температуры в палате, которая отражается на той же панели. Всё это позволяет сделать однозначный вывод – кем бы он там ни был, но данный пациент, определённо, жив».
«В смысле он в коме?» – с заметной долей интереса, слабым голосом переспросил Мазаев.
«Под коматозным состоянием в медицине обычно принято понимать острое развивающееся в динамике тяжёлое патологическое состояние, характеризующееся угнетением функций центральной нервной системы, сопровождающееся утратой не только сознания, но и ряда других важных функций жизнеобеспечения организма» – быстро по памяти произнёс Яков Степанович, с улыбкой добавив – «Впрочем, это не имеет никакого отношения к данному пациенту. В действительности, судя по обеспеченности палаты и оборудованию, пациент не нуждается в поддержании дыхательной, сердечной и других функций. Более того, для обычного пациента в коматозном состоянии и вовсе не характерно резкое наблюдаемое снижение обменных процессов и, как следствие, температуры тела и частоты сердцебиения. Можно с уверенностью сказать, что это определённо не кома…».
«А что же это?» – слабым голосом на этот раз переспросил Трошин.
«Может какая-то новая американская военная разработка?» – всё ещё дрожащим голосом поинтересовался Мазаев.
«Всё намного проще, коллеги – это никакая не разработка, а сон. Летаргический сон…» – рассмеялся пожилой профессор, с улыбкой добавив – «Впрочем, надо отметить, что в данном случае, по всей видимости, мы имеем дело с довольно редким его проявлением – феноменом глубокого летаргического сна, который, в отличие от обычной летаргии, характеризуется падением температуры тела, снижением обменных процессов в организме и практически полным отсутствием пульса. Именно из-за подобных отличий этот феномен, образно называемый «мнимой смертью», некогда столь сильно будоражил умы людей, боявшихся быть погребёнными заживо. Впрочем, в настоящее время с современным оборудованием, врачи не испытывают каких-либо проблем с идентификацией данного патологического состояния».