— А Уникум — это кто?
— Ты это, Аркадий, ты, окрестили тебя так поверх обрезания. А вы, значит, русские беженцы из Гудермеса будете? Понятно теперь, откуда манеры. Черных, значит, не любите и дел с ними не ведете?
— Да почему же? У Ногтя даже подруга с Дагестана, боюсь, братан скоро в ислам окончательно перейдет.
— Ты это брось, Хомяк, обрезать себе делать я никому не позволю.
— Понял. Кто спрашивать будет, передам. А может и сам когда обращусь, тут же не угадаешь, как жизнь повернется. Русские беженцы, ядрена вошь, кто подумать мог! Всегда только палестинские были, а теперь вона как. Ну, пойду я, братаны, пойду. Богатая стрелка у нас получилась, урожайная. Познакомились, перетерли многое.
— Йогурт, конечно, хам прокисший, но в одном он прав. Я ваши услуги оплатить должен. Ерунда конечно, я при вас теперь состою, но затягивать этот вопрос не к чему. Что сами то думаете?
— Видите ли, Аркадий. Мы несчастные беженцы, только что с паровоза. Нам и голову приклонить негде. Помогите чем можете, а мы вашей маме, акушер-гинекологу, за это будем рассказывать о вас только хорошее.
— Ну что я могу вам предложить? Есть у меня скромный домик, мне он совсем не нужен. Когда-то у меня было легкое увлечение яхтами. И уломали меня друзья яхтсмены тогда коттедж прямо возле яхт-клуба построить. Коттедж большой, солидный, для себя возводил, и место не плохое, водохранилище рядом. Одно плохо, от Москвы почти сто пятьдесят километров, каждый день не наездишься. Пробки все время на дороге, проще на электричке добраться, но это тоже больше двух часов. Не бываю я там почти, без надобности мне этот коттедж, тем более что и к яхтам я охладел. Держу одного, сторожит он там, за порядком следит. Да, в последнее время, поддавать он крепко начал, однажды чуть пожар не устроил. Гнать его собирался, да все руки не доходили. Может вы там поживете? Ключи я вам сразу дам, а документы на коттедж переоформим в рабочем порядке. На тебя, Ноготь, или как скажете.
— На Хомяка оформляй. Он бригадир, его народ знает, так понятней будет. Я человек в этой бригаде чужой как бы.
— Да брось ты, Ноготь!
— Помолчи, Хомяк, я дело говорю. Коттедж твой будет, тебе по должности положено. С Буйноголовки нам по любому нужно сваливать. После получения партии героина для Олигарха мы по любому оттуда исчезнуть должны. Порошок мы себе оставим, а на коттедже Олигарха мы после этого оставаться не можем, сам понимаешь. Вариант Аркадий предложил рабочий, сейчас он ключи дал, завтра переберемся. Наши чемоданы, с коттеджа Олигарха пара сувениров на добрую память, делов всего ничего. Кто знает про твой коттедж, Аркадий?
— Да никто не знает. Я свои координаты всегда тщательно скрываю, так для здоровья полезней. И там яхтсмены знают, что я где-то в шоу-бизнесе работают, ничего больше. Коттедж на дочку записан, а дочка уже взрослая, с моей первой женой в США живет. Перезваниваюсь я с ними раз в сто лет, их почтового адреса и у меня нет. Только деньги иногда им на счет сбрасываю, так связь со своим ребенком и поддерживаю. Но доверенность на право продажи коттеджа у меня есть.
— Вот и хорошо, там нас никто не найдет. А то, что от Москвы далеко, так это не страшно. При нашей работе нам в Москве светиться лишний раз ни к чему. А если надо в Москве вопрос решить, то мы и оттуда достанем. Правильно я излагаю, Хомяк?
— Да вроде правильно.
— Правильно, правильно. Аркадий, давай ключи и объясни, как проехать. И своему сторожу позвонить не забудь, а то ведь Хомяк может сгоряча и пол литру отобрать. Он же у нас не по понятиям живет. Сторожу скажешь, чтобы нас не раздражал. К обеду встретил и выметался, а то, не ровен час, трезвенником сделаю. С навеки выпученными глазами. У меня это запросто, Хомяк подтвердит.
— Хомяк, подъем!
— В чем дело, что в магазин телок без лифчиков завезли?
— Хомяк, тебе бы потенцию немного сбить, тебе бы цены не было. Ты бы узнал, что существует театр, книги, Интернет, художественная гимнастика…
— Ноготь, не ковыряй мне в… Ты зачем меня разбудил?
— Позвонили, наконец. Едем героин получать.
— Всем построиться. Повторяю последний раз. Поступил сигнал — я должен явиться на станцию метро «Смоленская». Значит, передача товара произойдет где-то на старом Арбате. Там толкается много народу, можно подойти незамеченным практически вплотную. Поэтому действуем следующим образом: весь личный состав разсосредотачивается на всем протяжении Арбата. Стоять в группах людей, возле торговых точек, рассматривать картины, лизать мороженное, интеллигентно щипать проходящих девушек за зад или что-то в этом роде. На открытом пространстве не торчать, внимания к себе не привлекать. После того, как я проследовал мимо, варежку не разевать, и следить за каждым, кто проследует за мной. Ключевой момент — определить того, кто передаст мне героин. После того, как он вычислен, в операцию включается группа Ногтя. Боевая задача — отследить объект, собрать о нем всю информацию. Учтите — второй такой возможности у нас не будет. Объект уйдет — вся операция сорвана. Вопросы есть? Поехали.
— Алло. Посмотри на право. Что видишь?
— Волосатый парень играет на гитаре. Вокруг него десятка два зрителей.
— Все верно, теперь повернись налево. Что видишь?
— Ювелирный магазин.
— Что написано на вывеске в окне магазина?
— «В нашем магазине продаются подлинные яйца Фаберже». Ни х… себе! А-а, понял. Фаберже — это птица такая.
— Национальным достоянием торгуют, суки. Повернись на 180 градусов. Возле тебя стоит гитара в чехле.
— Вижу.
— Взял гитару и прямо по курсу полный вперед.
— Ноготь, ну что?
— Ведем голубчика. Порошок у тебя?
— Пять кило, как одна рюмка.
— Я люблю тебя, Хомячок. Клянусь маникюром обожаемой мной мазохистки, куколки моей. Аварки оказывается — не женщины, огонь. А я, в натуре, и не знал, что такой народ существует, аварцы. Прикидываешь?
— Ноготь, больше ни слова о большой любви! Ты на работе, а не в «Уникуме».
— Расслабься, Хомячок. Объект не проверятся, ведет нас за собой как розыскная собака. Только поводка не хватает. К конуре приведет, как голубь почтовый.
— Алло. Это я. Все. Поджигай. Как разгорится, уходи на базу. Конец связи.
— Ну, Хомяк, удивил ты меня. Честно признаться, не ожидал. Как же это вам удалось? Как же ты такую операцию провел, я понять никак не могу. Вы же в Москву в этот день приехали. Не было у тебя времени на подготовку, а такое дело тщательно готовиться, да и кто-то из ясеневских должен был информировать вас. Момента такого подолгу ждут, чтобы вся верхушка вместе собралась. Пути отхода, опять же, готовить нужно. А вы в Москву приехали и в тот же день бабахнули. Просто в голове не укладывается!
— Ты мент, пожилой следователь. Ментом родился, ментом помрешь. А они блатные. Менты и блатные мыслят одинаково, учатся друг у друга, информацию друг другу сливают. А операция была то проведена спецназовская. А тут я спец, а вы в этом дети. Когда мы Аркадия слушали, Ноготь на одну странность внимание обратил. Чего это папа ясеневских, Череп его звали, встречу как-то странно назначил. Прилюдно. Он обозначил, что на момент передачи денег у него серьезные гости будут. Странно это, против правил всяких. Мы же сами рэкетиры, по себе знаем, что деньги с терпилы получить — это как в туалет сходить. Процесс это интимный, одиночества требует, сосредоточенности полной, настроя душевного. Вот ты, пожилой следователь, при гостях настежь дверь в туалет открываешь, когда какаешь?
— Только раз такое было, так тогда я крепко выпивший был. Майора получил, обмывали.
— Вот видишь. И Ногтю это странным показалось. А когда мы с ясеневскими разговаривали, меня как в голову ударило. Череп двух братанов Аркадия сторожить поставил, чтобы не сбежал владелец «Уникума» от расстройства. Миллион евро все-таки, не фунт изюму. Мы этих братанов на Олигарховский коттедж в Буйноголовку отвезли. Там их Ноготь на откровенность вызвал. Его же хлебом не корми — дай человека на откровенность вызвать. Большой мастер. Поэт, в натуре.
— Наслышан.
— Братаны эти нам план спорткомплекса нарисовали, как охрана соревнований организованна поведали. А еще сказали, что Череп покойный как насмешку тяжелую воспринял Ядвигу, боксера Аркашиного. На финальном бое тогда многие присутствовали, видели, как Ядвига в перерыве между раундами губы красила, Черепа прикалывали. Вот и решил Череп Аркадия прилюдно опустить. Всех позвал, даже Генерала, чтобы все видели. И еще братаны сказали, что правительственная ложа пуленепробиваемым стеклом защищена. А дальше все было техники. В рюкзаки, где деньги должны были лежать, мы автоматы положили. А в правительственную ложу к Черепу нас их же охрана и провела. Мы сказали, что к Черепу идем, тот подтвердил, нас и обыскивать не стали. Остальное было техники. Потом Ноготь контрольные выстрелы произвел, и мы ушли по-тихому. Я только девчонку там кончить не дал. Совсем молоденькая. Череп малолеток любил. Смотрит круглыми глазами, не шевелиться. Только и сказал ей, что вспоминать, как мы выглядим, ей не надо. Мол, для здоровья ей так лучше будет. Но, по-моему, она меня не поняла, в шоке была.
— Точно, не поняла. Она на первом же допросы ваши словесные портреты обрисовала. Огромные вы, с пулеметами, кавказцы, говорите на непонятном языке. Пятеро вас было.
— Специально чушь молотила. А ты говоришь: «Не поняла». Все она поняла.
— Она и сейчас в шоке. Пятнадцать лет. Грудь большая, а так ребенок. По-хорошему ее и допрашивать нельзя было. Она рассказывала не то, что видела. От ужаса она забыла все, а говорила то, что ей ужас подсказывал и старалась сказать такое, чтобы идиота, который вел допрос, удовлетворить. Ты знаешь, что «генерал», это не кличка? Ты представляешь, какой он пост в центральном аппарате занимал? А она единственный свидетель, который вас видел. Допрашивать ее лично взялся человек при больших чинах, дело то под контролем сам знаешь у кого? А того уже нюх утерян, лет десять допросы не вел, должность то высокая, какие допросы. Вот и лажанулся. А наверх сигнал пошел, кавказцы ясенеских постреляли, передел собственности. Блатные тут и там запрыгали, кого-то сдали, кого-то грохнули, кто-то в бега ушел. Так всегда бывает, пока не все устаканиться. Ну и окружение генерала сейчас трясут, сам понимаешь.
— Как я понял, он из органов. Ясеневских в курсе дела держал, что и как там против них в ментуре варится.
— Вот именно. Череп и его пригласил, а вы и его завалили. Таким образом его связи с ясеневским и засветились. Сейчас все московское управление на ушах стоит и ножками сучит. Я тебе даже говорить не хочу, какой он пост занимал. В связи с этим я тебе, Хомяк, вот что хочу сказать. Ты в столице карьеру быстро бурную сделал, это похвально. Но ты не забывайся. Тебе солидный человек в милиции нужен, проверенный.
— К чему это ты клонишь, господин пожилой следователь?
— А вот к чему. Сейчас московское управление трясти будут. Погоны полетят и с правого, и с виноватого. Должности освободятся. Постарайся ходы найти, чтобы меня в Москву перевели. А что? У меня и опыт, и выслуга, и звание, и образование. Тут только толчок дать. А ты поищи, поищи. Аркадия спроси, может он какие выходы имеет. С тобой то мы сработались, мне бы в Москву переехать, а там сам понимаешь.
— Понимаю. Буду ходы искать, буду. И с Аркадием поговорю, он в Москве дома у себя. Как я понял, знает кое-кого, да и умный совет дать может.
— Ищи, Хомяк, ищи. Кстати. То, что вы коттедж в Буйноголовке Олигарха сожгли, это правильно. После того, как он вторую партию героина не получил, с ним точно всякие дела прекратили. А ведь это его основной доход был. А тут еще его нору в Буйноголовке сожгли, наверняка он здесь что-то прятал. Вы хоть нашли что-то?
— Да мы, перед тем как поджечь, и всю мебель вывезли, и весь дом перевернули, и весь участок. Нашли тут и там какие-то мелочи, но ничего особенного. Мы, тут, за все про все, какую-то сумму сняли. Пять кило героина Аркадий помог сбросить по нормальной цене, что-то в правительственной ложе взяли, что-то в коттедже у Олигарха, что-то из подкожных запасов. Я деньги по братанам разбросал. Мне то коттедж Аркадия достался, а ребятам обустраиваться на новом месте надо, в Сков нам по любому дороги назад нет. Там, где мы осели, от Москвы сто пятьдесят километров, цены на жилье не московские, но все равно кусаются. Ребята жилье себе покупают, семьи сюда перевозят. Так что ты или Олигарха посадишь, или он на нас выйдет. Чья-нибудь жена совей матери расскажет, где квартиру купили, и пошло поехало. Сков город маленький, сам понимаешь. А воевать с Олигархом мне ни к чему.
— Работаем на этом направлении, работаем, не понукай. А что у вас с теми, кто героин Олигарху поставлял?
— Вычислили мы человечка, который героин Олигарху поставлял. Сделать это достаточно просто было. Он меня по мобильнику на героин выводил. Спрятал порошок внутри гитары, а гитару в чехле. На старом Арбате он мое внимание какой-то дурацкой вывеской отвлек, а сам гитару с порошком за моей спиной поставил. А меня мои ребята плотно вели, внимательно, ну и вычислили его, конечно. Он их сам к «Полногрудой морячке» привел. А дальше все было делом техники. Обозначили его как «Боцман». Человек Боцман заслуженный, много лет плавал по Волге. Потом он буксир купил, переделал его под прогулочную яхту или что-то вроде этого и плавает по водохранилищам вокруг Москвы. Катает за деньги пассажиров. Обычно его яхту нанимают на день, на два, не больше. Своего дома, как я понял, у Боцмана нет. Он постоянно живет на яхте вместе с полногрудым матросом. Яхта, кстати, так и называется — «Полногрудая морячка».
— Она такая уж полногрудая?
— Не то слово. Ей просто по улице из-за этого пройти целая проблема. Когда-то она сделала операцию по увеличению груди и работала у Аркадия в «Уникуме». Груди там как дирижабли. Потом к Боцману перебралась. Боцман вообще с Аркадием постоянно сотрудничает. Когда клиенты на «Полногрудой морячке» плавают, они обычно там гулянки устраивают, телок или с собой привозят, или через Боцмана заказывают. А тот иногда с «Уникума» подруг привозит, если заказ соответствующий.
— А как героин к Боцману попадает?
— Не смогли вычислить. Боцман со своей морячкой, в сущности, уединенно живут. Общаются только с клиентами, а те все время меняются. На зиму они из Москвы уходят по Волге на Юг, зимуют в Астрахани. Как лед сходит — возвращаются обратно в Москву. По дороге может пассажиров взять. Сам он, кстати, из Астрахани. Там у него хорошие связи, когда там стоит, тоже заплывы с телками на своей яхте для деловых устраивает. Вроде бы он и икру большими партиями оттуда возит, но это не точно. Вот и все, собственно.
— Что Аркадий о нем говорит?
— Не спрашивал.
— Устрой мне встречу с Аркадием. Объясни ему, что со мной откровенным надо быть. Что-то на него много нитей завязывается.
— Какие проблемы? Сегодня гуляем в «Уникуме».
— А какие у вас с ним отношения?
— Мы друг другу оказались очень кстати. После наезда ясеневских он своих охранников разогнал, они ему тогда помочь и не пытались. Сейчас его «Уникум» — это наша точка. В охране у него наши работают, на месте всегда минимум трое, когда есть необходимость, приезжают больше. По вечерам в «Уникуме» и посидеть можно, и на ночь спать остаться. Аркадий нам иногда работу подкидывает, когда кому-то из его знакомых охрана нужна. Иногда его сотрудницы работают на выезде, и мы их сопровождаем. В общем, мелочевка всякая.
— Я смотрю, обживаетесь потихоньку в столице.
— А куда деваться. Кстати, может к Аркадию сейчас подскочим? А то вечером там народ толкается, не поговоришь спокойно.
— Поехали.
— Ну что вы, господин пожилой следователь, у меня нет ни к самому Боцману, ни к его супруге никаких претензий.
— Большегрудая морячка его супруга?
— Да. Они гуляли свою свадьбу у меня в «Уникуме». Было очень мило и весело.
— Аркадий, но вы же вкладывали в нее деньги, оплатили ей операцию по увеличению груди. А она перестала работать, и вы лишились дохода. И вдруг «никаких претензий». Как же так?