Прижав руки к груди, юная гетера в недоумении вглядывалась в лицо своего врага. – Ты сошел с ума или пьян? – наконец спросила она.
– О нет! Совет пятисот не смог оставить без внимания внезапную смерть своего чрезвычайного посланника. Было проведено расследование, – Андроника отравили!
И Геронт опять возбужденно захохотал. – Сегодня вечером меня пригласила к себе вдова Андроника, Она обвиняет в убийстве тебя, и я буду представлять ее в суде. Уж я сделаю все, чтобы тебя признали виновной. Продажная девка ни у кого не вызовет сочувствия. Ты еще будешь плакать у моих ног, а я отшвырну тебя, как ненужную дрянь. И торжествующе взглянув на ошеломленную гетеру, Геронт вышел из комнаты.
Елена не успела прийти в себя, как ей на шею бросилась плачущая Европа. Стоя за дверью, маленькая рабыня слышала все, что сказал Геронт, и страх за обожаемую госпожу заставил ее забыть почтительность.
– Я знала, знала! – захлебываясь рыданиями, твердила девочка. – Этот ужасный сон! Эта страшная женщина!
Но госпожа, казалось, не слушала ее. Сдвинув брови, прекрасная гетера о чем-то сосредоточенно размышляла. Ее рука рассеянно поглаживала девочку по плечу. Наконец, она сказала: - Перестань, Европа. Сейчас не время плакать. Скажи Келосу, чтобы он немедленно отправился в дом Пифея и попросил его прийти сюда. Пусть скажет, что дело очень важное, да пусть не забудет взять с собой факел и оружие. Афины становятся опасными.
Спустя некоторое время, Пифей входил в комнату гетеры. Елена, которая ждала его, расхаживая из угла в угол, взглянула в лицо друга. Оно было необыкновенно серьезным.
– Так ты знаешь, - сказала Елена и, как бы сразу устав, присела на край ложа.
– Да. Один их моих учеников входил в состав комиссии, которая производила расследование. Зная о моей дружбе с тобой, он поторопился сообщить мне результат. Завтра об этом заговорят в городе.
– А тебе известно, что Геронт собирается обвинить в убийстве меня? – ровным голосом спросила молодая женщина.
– Что?! – обычная невозмутимость оставила Пифея.
– Да. Он был здесь сегодня вечером. Он хочет меня уничтожить.
Взяв себя в руки, философ подошел к Елене и сел с ней рядом. – Тебе нужно уехать, Елена, и немедленно. Немало людей в этом городе будут рады твоему унижению и даже смерти.
– Но почему? – широко раскрыв глаза гетера смотрела на Пифея, и он невольно заметил, какой юной и беспомощной казалась сейчас эта всегда уверенная в себе женщина.
– Твоя красота – великий дар богов, - ответил философ, - но это и опасный дар. У людей с возвышенной душой красота вызывает благоговение, но в обывателях она может пробуждать самые низменные чувства. Задумывалась ли ты когда-нибудь, гуляя на агоре, сколько мужчин желали тебя и ненавидели за то, что не могут тобой обладать? А сколько женщин не могут простить тебе твою красоту и то желание, которое ты вызываешь в мужчинах?
Лицо Елены затянула пелена грусти. – Куда же мне ехать? – спросила она печально. – Во всей Ойкумене у меня нет ни одного близкого человека. Мне казалось, что здесь, в Афинах, я нашла свой дом и надеялась найти любовь,
но …
- У меня много друзей в разных городах Эллады. Мы, философы, не признаем политических разногласий и всегда поддерживаем друг друга. Хочешь, я напишу в Коринф? В этом городе высоко ценят умных и прекрасных женщин. Ты станешь там царицей всех гетер.
Елена задумалась. Пифей не торопил ее. Он смотрел на прекрасное милое лицо и с грустью думал, что, если эта женщина уедет, его жизнь потеряет одну из своих красок.
Но вот Елена приняла решение. Ее огромные глаза твердо взглянули в лицо Пифея.
– Я не уеду. Если я это сделаю, все уверятся в том, что смерть Андроника – дело моих рук. Я верю, что великая богиня, которой я служу, не оставит меня без поддержки. По нашим законам я не имею права защищать себя в суде. Прошу тебя, Пифей, возьми это на себя.
Философ побледнел. – Ты возлагаешь на меня огромную ответственность. Если я не смогу убедить судей в твоей невиновности, это станет мучением моей жизни.
Елена мягко улыбнулась. Она взяла крепкую руку друга и сжала в своих нежных ладонях. – Ты сможешь. Ты самый искусный оратор в Афинах, а я невиновна.
Лицо Пифея внезапно разгладилось. Какая-то мысль придала ему уверенность.
И Елена поняла, какая, когда он сказал: - Хорошо, я это сделаю. Но, если нам придется потерпеть поражение и тебя осудят на смерть, я последую за тобой в Эреб.
Глава IV
Казалось, Афины отмечали очередной праздник. С раннего утра жители города, одетые в лучшие свои наряды, поодиночке или группами собираясь на улице, двигались в одном направлении. Молодые и старые, богатые и не очень, мужчины взбирались по белой пыльной дороге на Ареопаг, место, где заседал Афинский суд.
К тому времени, когда члены ареопага прибыли на холм, все пустое пространство вокруг судейских мест было плотно забито любопытными. Женщин было немного. Лишь несколько горожанок попроще да стайка гетер представляли женское население Афин. Имена Андроника иГеронта и Пифея были у всех на устах. Царило веселое, слегка нервозное возбуждение, когда даже незнакомые люди легко вступали в разговор.
Сначала толпа была настроена довольно добродушно к обвиняемой, но постепенно разговоры стали приобретать неблагоприятный для Елены характер. Казалось, чья-то злая воля руководила всем происходящим.
– Она его отравила, потому что он мало заплатил, - рассказывал какой-то горшечник окружавшим его людям.
– Она персидская шпионка, - можно было услышать в другой группе
– Нет, финикийская!
- Египетская!
Самые несуразные версии произошедшего перелетали от одной группы спорщиков к другой, и, казалось, уже никто не сомневался в виновности знаменитой гетеры.
– А кто эта женщина в черном? – спросил у своего соседа, солидного гражданина бедно одетый грек робкого вида.
– Вдова Андроника Лидия, - ответил тот.
– Ух, и строга! От такой сбежишь, - начал было робкий, но тут же получил ощутимый тычок в бок от своей жены, чья наружность не свидетельствовала о добродушном характере.
– Вас, свиней, и нужно в строгости держать, - заявила она во всеуслышанье, - вы все норовите в грязь забраться!
Респектабельный гражданин сурово посмотрел на говорившую, но его взгляд ее нисколько не смутил.
- Кабы не ваша похоть, этих грязных гетер и духу бы не было в нашем городе. Великая Афина не любит гетер. Пусть убираются в Коринф, порнодионки!
Но такая перспектива, очевидно, не очень понравилась окружавшим мегеру мужчинам, ее никто не поддержал. В толпе продолжали горячо спорить, чьей же шпионкой была Елена.
Внезапно шум на холме резко усилился.
– Идут! Идут!
– Смотрите, вот она! Ух, хороша!
– Грязная шлюха!
– Пифей ее защищает! Повезло малышке!
В толпе сам собой образовался проход, по которому спокойно, как-то даже лениво шел Пифей в сопровождении Елены. Философ улыбкой приветствовал своих поклонников, которые собрались, чтобы стать свидетелями еще одного триумфа своего кумира. Но глаза остальных были прикованы к знаменитой гетере.
Лицо молодой женщины было серьезно, слегка печально, но никто не смог заметить на нем следов тревоги. Она была одета в белоснежный хитон из тонкой ткани с серо-голубым орнаментом в виде пальмовых ветвей на подоле. Серо-голубой прозрачный гиматий в тон орнаменту полуприкрывал прекрасные плечи и руки от уже начинавшего нещадно палить солнца. Ее необыкновенно густые золотистые волосы были разделены прямым пробором и закреплены сзади, роскошной волной ниспадая почто до колен. Никаких драгоценностей не было на гетере. Ее ослепительными украшениями служили молодость, свежесть и красота.
Елена и Пифей стали справа от помоста, предназначенного для судей, и почти сразу члены ареопага стали занимать свои места, словно дождавшись выхода главной героини.
Слева от помоста, прямо напротив Елены и ее адвоката стоял фесмофет Геронт с высокой женщиной, одетой в черное. Это была вдова Андроника Лидия. Она стояла совершенно неподвижно, похожая на мрачную статую Гекаты. Браслеты из темного золота в виде змей обвивали ее руки, усиливая сходство со зловещей богиней. Лидия подняла опущенные ресницы, и яростный огонь ее черных глаз опалил Елену.Глава ареопага, архонт басилевс, встал и поднял ладонь, призывая народ к молчанию. Воцарилась полная тишина. Стоявшие сзади вытягивали шеи и прикладывали руки к ушам, не надеясь услышать все, но звучный голос архонта легко достиг самых последних рядов:
- Город Афины против гетеры Елены по обвинению в убийстве афинского стратига Андроника. Город Афины представляет архонт-фесмофет Геронт. От имени Елены выступает философ Пифей.
Архонт повернулся в сторону Акрополя, где стояла огромная бронзовая статуя Афины-Промахос ( Воительницы). Даже на таком расстоянии ослепительный блеск ее шлема и копья был хорошо виден. Белый дым, поднимавшийся из храма Эрехтейона, свидетельствовал, что жрецы уже принесли положенные жертвы покровительнице Афин.
– Великая богиня, - проговорил архонт басилевс, приложив руку к сердцу, - помоги нам судить мудро и справедливо.
Глава ареопага сел, и на площадку перед помостом вышел Геронт. Он слегка повернул голову вправо и окинул гетеру презрительным взглядом, в котором Елена почувствовала ненависть и глубоко запрятанное торжество.
« Начальник воды» вылил воду в клепсидру, водяные часы, которые представляли собой две чаши. Жидкость из первой по капле вытекала во вторую, отмечая время. Как только первая капля со звоном ударилась о дно глиняной чаши, Геронт начал говорить.
…Уже две трети воды в клепсидре перелились в нижнюю чашу. Пифей внимательно слушал обвинительную речь фесмофета. На лице философа застыла надменная усмешка, но в душе его росла тревога.
Обвинение Геронт было построено не на фактах, а на эмоциях. Он сумел пробудить в душах слушателей самые низменные чувства, играя на их зависти, ненависти к чужакам, всему тому, что стояло выше их понимания.
Энергичная речь обвинителя наэлектризовывала толпу. Все чаще слышался возбужденный шум. Уже не раз одобрительные крики слушателей вызывали самодовольную улыбку на лице фесмофета.
Пифей ясно понимал, что доводами разума, блестящими логическими построениями вряд ли удастся смягчить эффект обвинительной речи и повернуть симпатии толпы в сторону Елены. Философ украдкой взглянул на судей. Их лица ничего не выражали, но Пифей заметил несколько взглядов, которыми члены ареопага внимательно оглядывали возбужденно гудящую толпу.
Пифей перевел глаза на Елену. Она спокойно стояла с ним рядом. Полуприкрытый ресницами взгляд ясных серых глаз, оттененных наброшенным на голову гематием, был отрешенно устремлен поверх голов слушателей.
– Она уверена во мне, - с острым беспокойством осознал Пифей. – А я? Смогу ли ее спасти?
Тут он заметил, что на лице Елены изобразилось удивление, она перевела взгляд на Геронта. Пифей прислушался.
- …Продажной девке, торгующей своими ласками, ничего не стоит продать врагам интересы города, который не является ей даже родным.
С последней каплей воды Кресил закончил свою речь. На Ареопаге стоял сплошной рев.
– Смерть шпионке! Мерзкая шлюха! – неслось со всех сторон.
- Я задушу ее собственными руками! – надсаживаясь, орала краснолицая ненавистница гетер.
Присутствующие на суде служительницы Афродиты сбились в испуганную стайку и пытались покинуть холм, но беснующаяся толпа преградила им дорогу.
Пифей видел огорченные лица своих друзей и лихорадочно пытался сообразить, что делать. «Начальник воды» уже перелил воду в верхнюю чашу клепсидры, упали первые капли, но крики не умолкали. Пифей взглянул на судей, но по их каменным лицам понял, что они не собираются прийти к нему на помощь. И тогда он сделал то, чего никто не ожидал.
Одним движением руки он сорвал с гетеры хитон, а другим сдернул с ее головы гиматий и распустил волосы.
– У-ух! – единым выдохом ответила толпа.
На фоне зелени возникла обнаженная фигура женщины. Она была неподвижна и напоминала одну из тех прекрасных статуй, которыми афиняне любили украшать свой город.
Хотя поступок Пифея был совершенно неожиданным для Елены, она не пошевелилась, не вздрогнула. Юная женщина стояла в спокойной непринужденной позе, не скрывая ни единой линии своего пленительного тела. Яркий свет солнца окружил ее фигуру мягким сиянием. Густые золотистые волосы упали обильной волной на великолепные плечи цвета светлого янтаря. Кровь зажгла ярким румянцем щеки Елены, белки ее огромных глаз поголубели, и когда она подняла глаза, голубое их сияние разлилось в воздухе. Казалось, сама великая Афродита явила свою красоту смертным.
Как будто пораженная громом толпа замерла в ошеломленном молчании.
Выдерживая паузу, как хороший актер, Пифей скользил глазами по лицам собравшихся. Он видел ненависть и вожделение в глазах Геронта, побелевшие, судорожно сжатые губы Лидии, смешные в своей оторопелости лица судей. С тайным восторгом заметил он, как смягчились лица людей в толпе, как исчезали из их глаз ожесточение и зависть, как свет восхищения делал их более мягкими, человечными – и понял, что победил.
Тогда он вскинул руку, в которой гиматий Елены развевался, как знамя, и голосом, проникновенную силу которого так хорошо знали его друзья, воскликнул: - Именем наших великих богов клянусь, такая прекрасная женщина не может быть преступницей!
…Возвращение Елены и Пифея домой было триумфальным. Толпы поклонников окружили гетеру и ее защитника, громко прославляя красоту одной и ум другого. По дороге к ним присоединялись все новые и новые любопытные, восторг толпы усиливался, и, наконец, афинянин огромного роста схватил Елену и посадил ее на свое широченное плечо. Прекрасная гетера смеялась, ее распущенные волосы золотым плащом развевались по ветру, глаза сияли волнением и радостью победы.
Воодушевленные этой картиной поклонники Пифея, среди которых были представители самых аристократических родов, тоже хотели понести своего кумира. Но философ, смеясь, отказался от такой чести и продолжал идти, окруженный своими почитателями, перекидываясь шутками и остротами с афинянами, спешившими поприветствовать победителя. Кто-то водрузил ему на голову венок, сплетенный из роз и листьев лавра, и Пифей выглядел по меньшей мере Аполлоном, а Елена в глазах своих бывших ненавистников олицетворяла великую богиню любви и красоты.
Маленькая Европа, с самого утра тревожно ожидавшая возвращение своей госпожи, очень испугалась, услышав оглушительный шум. Но, выглянув из калитки и увидев веселое лицо Елены, вознесенной над толпой, она взвизгнула от восторга и с криком «Победа! Победа!» бросилась в дом, целуя всех, кто попадался ей по дороге. Поцелуй достался и ее юному поклоннику-рабу, который от восхищения замер на месте, приложив руку к щеке, как бы желая подольше сохранить прикосновение нежных губ.
Простившись с провожатыми у дверей дома, выслушав десятки комплиментов и десятки раз выразив свою благодарность, Елена взяла Пифея за руку и повела за собой. Она ввела его в свою комнату. Там, не говоря ни слова, она несколько мгновений смотрела ему в глаза, а затем крепко обняла.
Усадив философа на тронос, она устроилась у его ног, подняв к нему огромные глаза, полные любви и благодарности.
– Теперь моя жизнь принадлежит тебе, - сказала она с улыбкой.
Философ отшутился: - Ты же помнишь мою клятву – спасая тебя, я прежде всего спасал себя.
Вспомнив оторопелые лица судей, Елена весело рассмеялась: - Но скажи, как же тебе пришло в голову обнажить меня перед всеми Афинами?
Лицо ее друга стало серьезным. – Я думаю, что сама Афродита управляла мной, Мы с тобой должны принести ей богатые жертвы. Но и Афину не стоит забывать, ведь она все же помогла ареопагу судить мудро и справедливо.
Весело смеясь, они сплели свои руки, с радостью чувству, как близки они стали друг другу, как окрепла их дружба.
Но вот Пифей поднялся, собираясь уходить. – Сегодня в доме Тимона будет симпосион в честь нашей победы, - сказал он. – Ты придешь?
Гетера покачала головой: - Нет. Мне хочется побыть одной. Извинись перед друзьями и поблагодари их от моего имени.
Философ понимающе кивнул: - Отдыхай, дорогая. У нас будет еще много праздников. И, расцеловав подругу в обе щеки, он ушел.