Казалось, мучениям не будет конца, даже если умолять Аллаха забрать его к себе. Бедуин не мог кричать, веки не поднимались, тело не слушалось, но он изо всех сил боролся за жизнь — будто против чужой воли. В какой-то момент невыносимые страдания умирающего прекратились, словно терзающий тело палач утомился. Проваливаясь в долгожданное забытье, он знал, что ещё будет пересчитывать на ночном небе пустыни тысячи звезд.
Салим умолк, видимо, вспоминая события тех далеких дней. Невозмутимое лицо рассказчика ничего не выражало, будто речь шла о ком-то постороннем. В тишине мастерской слышался лишь хруст костяшек пальцев, с неимоверной силой сжимавших четки.
Глава 4. Грааль бедуина
Солнечный диск прощался с пустыней последними сполохами, намереваясь спрятаться за высоким барханом, прежде чем утонуть за горизонтом. Связанный по ногам и рукам Ахмед очнулся от ощущения, что сзади на него что-то наваливается и вдавливает в песок.
Разлепив ссохшиеся, словно старая лепёшка, веки и вывернув шею, он обнаружил бок верблюда, пытающегося поудобнее устроиться рядом со знахарем. Отбившееся от стада животное переждало самум, привалившись к песчаной кочке, оказавшейся присыпанным песком Ахмедом. Верблюд фактически спас ему жизнь, укрыв лицо от смертельно опасного колючего песка. Пока свирепствовал самум, лекарь мог дышать, хоть и находился без сознания.
На верблюжьей спине висели тюки с вещами, до которых невозможно было дотянуться. К одному из баулов был привязан медный далла [11]. Знахарю удалось подползти к кофейнику и с помощью острого носика перетереть веревки на руках. Ахмеда мучила нестерпимая жажда, кроме того день клонился к закату, и на пустыне опускалась прохлада. Воды в баулах не было. В одном из мешков обнаружились лучины, но их явно недоставало для поддержания костра. Пришлось пережидать эту мучительную ночь, согреваясь около верблюда.
Утром Ахмед поднял животное, и они медленно двинулись в сторону гор, туда, где погибла его семья. Путь неблизкий, но он знал, зачем направлялся к горной гряде: обычай велел найти тела близких и предать их земле. От вчерашней песчаной бури не осталось и следа. Над путником раскинулось сияющее голубизной небо, под ногами волнистой равниной замерло огромное море песка, без единой травинки и тропинки.
Верблюд, разыскивая воду, шёл первым, следуя только одному ему известной дорогой. Ахмед, плетущийся сзади на пределе сил, заметил, что ослабевшее животное немного отклонилось от первоначального курса и стало двигаться чуть правее. Полдня пути, жажда, безутешное горе и палящее солнце совершенно вымотали непривычного к жизни в песках лекаря.
Он не пытался садиться на верблюда, и без того плохо державшегося на ногах: выносливое животное ещё могло пригодиться. Спустя несколько часов они вышли к частой гряде невысоких дюн. В низине Ахмед заметил присыпанный песком холмик, выглядевший неестественно и больше напоминавший тело человека.
Раскидав бесформенную кучу, знахарь обнаружил сразу двоих. Он откопал полумёртвого, с ног до головы облепленного песком Салима, и почти задохнувшегося под ним проводника Фейсала. Тщательно исследовав запасы в двух сохранившихся сумках караванщиков, он обнаружил небольшую флягу с водой. Освежив бесценной влагой пересохшее горло и напоив из ладоней животное, он смочил губы очнувшегося проводника.
Верблюду, всё-таки нашедшему недавних хозяев, пришлось потрудиться. Молодого кочевника, у которого едва прощупывался пульс, знахарь привязал к животному верёвкой за плащ, чтобы тянуть волоком по песку. Щуплого и худого проводника он потащил к горам на себе, периодически останавливаясь передохнуть. К вечеру знахарь, наконец, привёл свой маленький караван к подножию ближайшей горы.
Ахмед попытался привести в чувство бедуина, но тот был совсем плох. Прерывистое дыхание, неритмичный стук сердца и высокая температура тела говорили о том, что юного караванщика вот-вот призовёт Всевышний. Попытки напоить несчастного вызывали у того сильные конвульсии, а изо рта начинала идти кровавая пена.
Знахарь мог спасти жизнь бедуина только своим проверенным методом, но для этого требовался огонь. Развести большой костёр было не из чего, к тому же уставшие путники опасались привлекать к себе внимание. Безоружные, с раненым на руках, они не смогли бы дать отпор в случае нападения на открытом месте.
— Уходим отсюда, — решил Ахмед, обратившись к проводнику: — Знаешь ли ты в округе место, где можно укрыться? Я должен использовать шанс и спасти несчастного.
— Неподалёку есть пещера с подземной рекой. Там есть запасы топлива и, какое-то время, надеюсь, нас никто не побеспокоит.
— Далеко отсюда? — спросил еле стоявший на ногах от усталости лекарь.
— С нашей скоростью — от силы пару часов, — проводник тоже переживал за Салима и полагал, что обязан ему жизнью. Если бы тот не накрыл его своим телом, кто знает, смог бы он встречать закаты солнца в песках.
Добравшись до места, мужчины привязали верблюда у входа в систему пещер и, войдя под своды просторного грота, решили сделать на привал недалеко от входа в подземные туннели. Поочерёдно перетаскивая уцелевшие вещи и не подающего признаков жизни бедуина, они расположились на берегу небольшой подземной реки с каменными островками. Проводник разыскал свой тайник и зажёг заботливо припасенный кем-то факел. Из пещерных хранилищ он принёс верблюжий помет и развёл костёр. Вдыхая чистый влажный воздух, Салим пришел в себя, на мгновение открыв глаза. Но на чудо надеяться не приходилось — песчаная буря не оставила на кочевнике живого места: носоглотка и легкие были иссечены песком. Молодой бедуин умирал.
Ахмед торопился, как только мог. Раскалив на огне металлические щипцы, найденные в баулах, он взялся за дело. Пациент настолько ослаб, что не мог даже кричать, когда раскалённое железо с шипением касалось кожи на лбу и висках. Фейсал едва удерживал несчастного на месте, который выгибался дугой и хрипел от ужасающей боли. Знахарь сделал всё от него зависящее, и теперь жизнь кочевника оставалась в руках Аллаха. После процедур, напоминающих жестокие пытки, Салима облили водой и закутали в плащ. Затем путники мгновенно уснули, вконец измученные событиями прошедшего дня.
Наутро Фейсал повёл знахаря к источнику воды, надёжно скрытому от посторонних глаз в лабиринтах горных галерей. Путники долго шли вдоль извилистого русла подземной реки, то спускаясь вниз по скользким каменным берегам, то карабкаясь вверх по наклонным тоннелям с неровными стенами.
У входа из-под сводов в грот проникал слабый свет, но здесь в тоннелях без факела было не обойтись. Наконец мужчины оказались перед узким проходом, над которым угрожающе свисала каменная глыба, будто застрявшая между отвесных стен подземного ущелья. Спустившись на нижний ярус по вертикальной шахте, мужчины оказались в пещере с давящими низкими сводами и низко свисающими колючими сталактитами [12]. Свет затухающего факела не достигал стен, отчего пещера казалась бескрайней.
Проводник подвёл Ахмеда к небольшому углублению в стене, расположенному чуть ниже уровня пола. Вниз под своды мог проползти только один человек, да и то лёжа на животе. Образованный сталактитами тесный проход не давал возможности развернуться и выбраться обратно, мешая встать в полный рост и вмещая от силы двоих человек в полусидячем положении.
Дрожащий свет факела проявлял на стене удивительный орнамент, над которым веками трудилась природа. В пляшущих языках пламени пол, стены и потолок пещеры играли всеми цветами радуги, и порода казалась прозрачной. Среди небольших сталактитов, густой бахромой свисающих с потолка, выделялся один крупный кристалл, нависший над выступающей вперёд плоской каменой ступенью.
На плите, отполированной почти до зеркального блеска, стояла глиняная двуручная полная доверху чаша, куда сталактит ронял редкие капли воды. Фейсал аккуратно наполнил флягу из чаши, стараясь не повредить сталагмиты [13] вокруг постамента, и поторопил спутника. В небольшой пещере оставаться долго было небезопасно, на двоих могло не хватить воздуха.
Выбравшись наверх, мужчины вернулись к застрявшему между жизнью и смертью бедуину. Из фляги напоили только раненого. Фейсал не позволил Ахмеду пить воду из источника и сам не стал, объяснив всё довольно странной историей. После попадания в чашу вода, стекающая со сталактита, приобретала особые свойства, и, как называл её проводник, становилась напитком долголетия. Очевидно, состав подземных вод менялся после прохождения через толщу породы.
Много десятков лет назад в сталактитовой пещере были высокие своды, а на дне — небольшой, но глубокий водоём. Постепенно впадина зарастала отложениями, сталактит разрастался, а потолок стремился сомкнуться с полом. Лишь ступень для чаши, творение рук человеческих, оставалась на своём месте, будто природные катаклизмы не имели к ней никакого отношения.
Фейсал не знал наверняка, откуда здесь взялся чудесный сосуд. Даже его дед-долгожитель, потомственный проводник, бывалый кочевник и весьма мудрый человек никак не мог объяснить чудо. Ходили слухи, что в давние времена в горные пещеры свои сокровища принесли жители старинного города Ирам, который давным-давно поглотила пустыня. Возможно, чаша принадлежала именно им — тонкостенный сосуд из светлой глины не походил на изделия местных ремесленников ни формой, ни материалом.
Гаруша слушал рассказ учителя, затаив дыхание. Когда речь зашла об источнике жизни, ученик машинально взял в руки чашу, стоявшую рядом с остывающим очагом, и принялся внимательно рассматривать её. Грааль не производил ровным счётом никакого впечатления, разве что казался удивительно лёгким. Поглаживая сосуд по слегка шершавым, словно бархатистым бокам, мальчик отметил, что поверхность будто бы нагревается от прикосновений. Когда Ахмед прервал повествование и потянулся за далла, чтобы налить очередную порцию кофе, мальчик спросил:
— Ты говоришь об этом граале, учитель? Неужели это та самая чаша из пещеры?
— Да. Салим специально привёз в Йезд сосуд и напиток долголетия, чтобы избавить меня от немощной старости. Ты же знаешь, я не болею, но за годы сильно одряхлел.
— Почему там, в пещере тебе не разрешили пить эту воду?
— Слушай и не перебивай, — раздражённо прервал юнца бедуин. — В молодости не хватает терпения и внимания. Но понять твое любопытство могу, мне тогда было почти столько же лет, как тебе сейчас.
Пальцы ученика быстро скользили по удивительно гладкому, без единой зазубринки днищу грааля, тщательно исследуя мельчайшие детали на поверхности. Пожалуй, он теперь смог бы по памяти, с закрытыми глазами восстановить образ чудесной чаши. Юноша хотел поднести пустой сосуд поближе к очагу, чтобы лучше его рассмотреть, но не успел. Бедуин внезапно нахмурился, резким движением выхватил чашу из рук растерянного юноши и убрал куда-то за спину.
Ахмед, полностью погружённый в воспоминания, машинально протянул руку к финикам и, зачерпнув полную горсть, продолжил. Попытки семьи Фейсала получить целебную воду в другой глиняной посуде из Ирама, которую в пустыне часто находили его соплеменники, успехом не увенчались. Напиток бессмертия не получался и при наполнении грааля водой из других источников. Ещё дед проводника выяснил, что только эта чаша и вода, стекающая с большого сталактита в подземной пещере у реки, дают такой удивительный эффект. Грааль обладал ещё одним важным свойством — остатки воды в нём можно было разбавлять, целебные свойства напитка при этом сохранялись.
Дед и отец Фейсала уже покинули этот мир, наказав потомку свято хранить семейную тайну и помогать лишь достойным. Посвящая Ахмеда в детали, проводник настаивал, чтобы тот запомнил дорогу к источнику жизни. Как считал хранитель источника, посторонних в тайну посвящать было крайне опасно, но лекарь, обладая секретом долголетия, смог бы использовать воду для излечения недугов, пока пещера не сомкнулась окончательно.
Фейсал присматривал за пещерой, регулярно туда наведываясь, чтобы очистить возникающие на пути завалы и расширить русло подземной реки. В горах часто случались землетрясения и обвалы, грааль иногда приходилось уносить из подземелья, чтобы сберечь.
Целебная вода помогала человеку только один раз — к сроку его жизни прибавлялось несколько десятков лет. Точных цифр никто не знал, но родня и предки Фейсала считались долгожителями у соседних племён, что вызывало у тех недоверие и опасения. Вот и проводник, готовящийся перешагнуть столетний рубеж, чувствовал себя здоровым и полным сил. Много лет наблюдая за действием целебной воды на людей, он продолжал собирать сведения, как и его отец, делая пометки на стене жилища.
Молодому человеку достаточно было один раз в жизни попробовать напиток, чтобы получить на долгие годы отменное здоровье. У раненых всё быстро заживало, а больные исцелялись от смертельных недугов. Старикам требовалось воды чуть больше, при этом они крепко засыпали на несколько дней. Они заметно молодели и жили много дольше, чем было отведено. В конце концов, умирали все, но возможность прожить долгую жизнь без немощи и хворей посвящённые в тайну бедуины справедливо считали даром Аллаха.
Салим, беспробудно проспавший почти двое суток, шёл на поправку с каждым следующим глотком из фляги. Как только бедуин очнулся и смог подняться на ноги, Фейсал повёл уцелевших к себе домой, в селение Аль-Масхаш, расположенное в небольшом ущелье у подножия гор. Название деревни, надёжно защищенной неприступной горной грядой от недругов и капризов погоды, звучало на арабском языке торжественно — Полная Тишина. У своего дома проводник обнаружил трёх уцелевших верблюдов с грузом ладана, золота и фиников. В доме хозяина ждали два караванщика, чудом спасшиеся после песчаной бури.
Спустя неделю молодой бедуин окончательно оправился. Пришло время каждому заняться своими делами. На прощанье Фейсал преподнес Салиму подарок — ключ-карту с отчеканенными знаками пути в пещеру, пояснив, что именно ему обязан жизнью в первую очередь. Если караванщик сочтёт нужным кому-то помочь или вернуть подобный долг, он имеет право передать избраннику ключ и направить в Аль-Масхаш. Проводник с радостью укажет посланнику дорогу к источнику и окажет содействие в пути.
Мрачный Ахмед чувствовал себя потерянным, ему некуда и не к кому было возвращаться, не хотелось жить дальше. Но небо оставило его в живых и позволило спасти людей, значит, шейх напрасно обвинил его в злодеянии. Рассудительный Салим, в свою очередь полагал, что на Аравийских землях знахарю оставаться небезопасно. Не было уверенности, что все люди шейха погибли от самума. Караванщик искренне желал уберечь Ахмеда от бед, ведь благодаря его стараниям он снова мог с легкостью вдыхать ветер и смотреть на солнечный диск, каждый вечер грациозно ныряющий в пески за горизонтом.
Знахаря отправили с проходящим мимо селения торговым караваном к Персидскому заливу, откуда знакомые бедуина помогли беженцу переправиться в Иран. Там Ахмед обосновался в Йезде у рыночного торговца, поддерживавшего связи с поставщиками разнообразных товаров из Аравии. Йеменцу помогли устроиться на работу в лавке, где он выучился ремеслу оружейника и чеканщика. В этом деле добросовестный лекарь преуспел и впоследствии уже сам брал учеников в помощь.
К знахарству он больше не возвращался, а о родине старался не вспоминать. Ахмед вёл довольно замкнутый образ жизни, скрывая от соседей свои познания во врачебном деле и неправедную леворукость. Со временем старый чеканщик открыл ключную лавку, стал брать в помощь учеников, изредка принимая в гостях посыльных из далеких аравийских пустынь.
— Простите меня, уважаемые. Я хочу понять, — робко поинтересовался Гарман, когда старик замолчал. — Пить воду жизни можно только старикам?
— Да. А также сильно истощённым, больным или тяжело раненым. Салим, ты уверен, что ему сейчас нужно отдать дубликат ключа? — с сомнением в голосе переспросил Ахмед.
— Ты ведь никогда не вернёшься на родину, верно? Тебе ключ ни к чему. А он ещё молод, вдруг ему пригодится эта тайна — кто знает.