И чего, собственно, он так боится? Нет ни одной улики против него, да и быть не может. Руки у него не замараны, нужно только крепко держаться; он должен твердо помнить — что бы там ни было, не распускаться и не отступать от версии, которую они подготовили. Она заставила его повторить всё сначала: как он пошёл накануне вечером на собрание в правление Индустриальных рабочих мира, как они говорили, что хотят убить Нельса Аккермана, чтобы положить конец войне, и как после собрания Джо Ангелл шепнул Джерри Радду, что у него есть материалы для бомбы, что чемодан с динамитом спрятан в шкафу и что он и Пэт Мак-Кормик решили кое-что предпринять в этот же вечер. Питер вышел первым, но поджидал их на улице и видел, как вышли Ангелл, Гендерсон, Радд и Гас. Питер заметил, что у Ангелла оттопыриваются карманы, и решил: они что-то затеяли с динамитом; поэтому он позвонил об этом Мак-Гивни из аптеки. Но пока звонил, он потерял их из виду, ему было стыдно, он боялся сознаться в этом МакТивни, он пробродил всю ночь в парке. Но рано утром нашёл записку и понял, что её подбросили ему, приглашая принять участие в этом деле. Это было всё, оставалось только запомнить три или четыре фразы, которые Питер якобы подслушал во время разговора Джо Ангелла с Джерри Раддом. Нелл заставила его выдолбить эти фразы наизусть и повторяла, что он ни в коем случае больше ничего не должен припоминать, сколько бы его не уговаривали.
Наконец она решила, что Питер может выдержать испытание, он отправился в «Дом американца» и, войдя в комнату 427, бросился там на кровать. Он был так измучен, что раза два засыпал; но стоило ему подумать о каком-нибудь новом вопросе, который Мак-Гивни может ему задать, как сон пропадал. Наконец он услыхал, как в замке поворачивается ключ, и вскочил. Вошел один из сыщиков по имени Хаммет;
— Здравствуй, Гадж, — сказал он. — Хозяин хочет, чтобы тебя арестовали.
— Арестовали! — воскликнул Питер. — Боже мой!
Он вдруг представил себе, что его заперли в одной камере с этими красными и ему приходится выслушивать бесконечные истории о всяких неудачниках.
— Видишь ли, — сказал Хаммет, — мы арестовали всех красных, и если тебя обойдут, это вызовет подозрение. Уж лучше ты пойди куда-нибудь и дай себя поймать.
Питер согласился, что это разумный шаг, и выбрал квартиру Мариам Янкович. Она была настоящей красной и не любила его, но, если его арестуют у неё дома, ей придется примириться с ним, и он станет «своим» человеком у «левых». Он дал Хаммету адрес и добавил:
— Поторопитесь, потому что она может выгнать меня из дому.
— Ничего, — сказал тот с усмешкой. — Скажи ей, что тебя выслеживает полиция, и попроси, чтобы она тебя спрятала.
И Питер поспешил в еврейский квартал города и постучался в дверь на верхнем этаже жилого дома. Дверь открыла полная женщина с засученными рукавами. Руки у неё были в мыльной пене.
— Да, Мариам дома. Она сейчас безработная, — сказала миссис Янкович. — Её уволили, потому что она проповедовала социализм.
Мариам вошла в комнату, бросив на непрошенного гостя ледяной взгляд, который как бы говорил: «Дженни Тодд!»
Но она сразу смягчилась, услыхав, что Питер был в штабе профсоюза Индустриальных рабочих мира, и обнаружил, что там хозяйничает полиция; она совершила налёт, будто бы раскрыв какой-то заговор; к счастью, Питер увидел толпу на улице и вовремя убежал. Мариам повела его в другую комнату и забросала вопросами, на которые он не смог ответить. Он ничего не знал, кроме того, что был накануне вечером на собрании в штаб-квартире, а сегодня отправился туда за книгой, увидел толпу и убежал.
Спустя полчаса начали громко стучать в дверь, и Питер нырнул под кровать. Дверь с шумом распахнулась, и он услышал злые голоса полицейских и неистовые протесты Мариам и её матери. Полицейские швыряли во все стороны мебель. Неожиданно чья-то рука стала шарить под кроватью, кто-то схватил Питера за ногу и вытащил наружу; над ним склонились четверо полицейских в форме.
Он очутился в пренеприятном положении, потому что полицейских, как видно, не предупредили, что Питер тайный агент; они думали, что перед ними настоящий заговорщик. Один из них схватил Питера за руки, а другой навёл на него и на Мариам пистолеты, пока третий обшаривал его карманы, разыскивая бомбу. Полицейские, видимо, разозлились, когда ничего не нашли, трясли и толкали Питера, и было ясно, что они ищут предлог, чтобы разбить ему голову. Питер старался не подать повода; он был испуган, держался смиренно, твердил, что ничего не знает и не сделал ничего дурного.
— Ну это мы посмотрим, голубчик! — сказал полицейский, надевая Питеру наручники.
Пока один из полисменов сторожил его с револьвером в руках, остальные перевернули квартиру вверх дном, вытаскивая из комода ящики и вышвыривая содержимое, в поисках улик; они хватали каждый клочок исписанной бумаги, какой им попадался, и бросали в чемоданы. Они находили книги в красных переплетах с ужасающими заглавиями, но никаких бомб или оружия, более опасного, чем кухонный нож для мяса или язык Мариам. Девушка стояла тут же, её чёрные глаза сверкали гневом, она высказала полицейским всё, что о них думала. Ей неизвестно, что именно случилось в штаб-квартире Индустриальных рабочих мира, но она убеждена, что все это подстроено; она так и нарывалась на арест и чуть было этого не добилась.
На прощанье полицейские опрокинули корыто с бельем и оставили плачущую миссис Янкович среди огромной лужи.
§ 46
Они потащили Питера сквозь толпу сбежавшихся жильцов, втолкнули в машину и помчали в полицейское управление, где после неизбежных формальностей его поместили в камеру. Он сразу же встревожился, потому что не договорился с Хамметом, сколько времени его продержат взаперти. Но не прошло и часа, как за ним пришел тюремщик и повёл его в отдельную комнату, где находились Мак-Гивни и Хаммет, а также начальник городской полиции, заместитель районного прокурора, а главное — сам Гаффи. Начальник сыска Транспортного треста начал допрос.
— Слушай, Гадж, — сказал он, — что это за дельце ты состряпал?
Питеру показалось, что ему дали по физиономии. Сердце у него упало, открылся от неожиданности рот, глаза расширились, как у идиота. Боже праведный!
Но тут он вспомнил напутствие Нелл: «Держись крепко, Питер, выпутывайся!» — и он воскликнул:
— Что это вы говорите, мистер Гаффи?
— Сядь на стул вон там, — сказал Гаффи. — А теперь расскажи нам всё, что ты знаешь об этом деле. Начни с самого начала и расскажи всё — до последнего слова.
И Питер начал говорить. Накануне он был на собрании в штабе Индустриальных рабочих мира. Много говорилось о бездеятельности организации и о том, как помешать призыву. Питер подробно рассказал, какие были прения: обсуждался вопрос о применении насилия. Говорили о динамите и убийствах; упоминали имя Нельса Аккермана и других капиталистов, которых следовало убрать. Питер много приукрасил и сильно преувеличил — Нелл говорила ему, что можно не жалеть красок.
Потом он сказал, что по окончании собрания заметил, как несколько человек стали перешептываться. Сделав вид, что берёт с полки книгу, он подошёл к Джо Ангеллу и Джерри Радду; он расслышал несколько слов и обрывки фраз: «динамит», «чемодан в шкафу», «Нельс» и т. д. И когда стали расходиться, он заметил, что у Ангелла чем-то набиты карманы, и решил, что это бомбы и что ирмовцы собираются приступить к делу ночью. Он бросился в аптеку и позвонил Мак-Гивни. Он долго не мог дозвониться, и когда сообщил Мак-Гивни о своём открытии и бросился догонять заговорщиков, их и след простыл. Питер был в отчаянии, ему совестно было перед Мак-Гивни, и он долго бродил по улицам в поисках заговорщиков. Остаток ночи он провёл в парке. Но утром обнаружил у себя в кармане клочок бумаги и догадался, что листок подбросили ему, намереваясь привлечь его к заговору; он сообщил об этом Мак-Гивни. Вот всё, что ему известно.
Мак-Гивни начал перекрёстный допрос. Итак, Питер слышал, как Джо Ангелл шептался с Джерри Раддом; говорил ли он с кем-нибудь ещё? Слышал ли Питер, что говорили остальные? Что именно говорил Джо Ангелл? Питер должен был повторить слово за словом. На этот раз, следуя совету Нелл, он припомнил ещё чью-то фразу: «Мак положил его в «сабтат».
Питер заметил, что при этих словах все переглянулись.
— Да, я это слышал, — сказал Питер, — именно эти слова. Но я не знаю, что они означают.
— Сабтат? — повторил начальник городской полиции, рослый мужчина с тёмными усами, который жевал табак.
— Это, кажется, значит «саботаж», не так ли?
— Да, — подтвердил человек с крысиным лицом.
— Ты не знаешь, что у них в комнате могло иметь отношение к саботажу?
Питер подумал.
— Не знаю, — отвечал он.
Несколько минут начальники совещались.
Начальник полиции сказал, что при обыске взяли все вещи Мак-Кормика и, может быть, в них найдется ключ к этой загадке. Гаффи подошел к телефону и назвал знакомый Питеру номер штаб-квартиры Индустриальных рабочих мира.
— Это вы, Эл? — спросил он. — Мы хотим выяснить, нет ли чего-нибудь в комнате, что имело бы отношение к саботажу. Вам ничего такого не попадалось — ну какой-нибудь там инструмент, картинка, или запись, или ещё что-нибудь.
Очевидно ответ был отрицательный, потому что Гаффи добавил:
— Поищите и если что-нибудь найдется, позвоните сейчас же ко мне в кабинет начальника. Это может навести на след.
Он повесил трубку и повернулся к Питеру.
— Слушай, Гадж, — сказал он, — это вся твоя история? Тебе больше нечего нам сказать?
— Да, сэр.
— Ну, тогда перестань валять дурака. Мы понимаем, что ты сам все это состряпал, и не потерпим, чтобы ты нас водил за нос.
Питер онемел от ужаса и уставился на Гаффи, а Гаффи подошёл вплотную к Питеру— брови у него были гневно нахмурены, он сжимал кулаки. Слабея от ужаса, Питер припомнил сцены после взрыва на Параде готовности. Неужели всё это опять повторится?
— Мы выведем тебя на чистую воду, Гадж, — продолжал начальник сыска. — Ты мелешь всю эту ерунду об Ангелле — о его разговоре с Джерри Раддом, о карманах, набитых бомбами, и прочее, а он все это отрицает.
— Но боже м… м… мой! Мистер Гаффи, — пробормотал Питер. — Как же ему это не отрицать!
Питер прямо не поверил своим ушам: как это они могут серьёзно относиться к показаниям динамитчика, да ещё приводить его слова!
— Да, Гадж, — отвечал ГафсЬи, — теперь я скажу тебе всю правду, — ведь всё равно рано или поздно ты узнал бы об этом, — Ангелл наш агент, и мы ещё в прошлом году подослали его к этим смутьянам.
Земля ушла из-под ног Питера, а сам он полетел вверх тормашками в бездонную пропасть ужаса и отчаяния. Джо Ангелл тайный агент, как и он сам! Голубоглазый Ангелл, который разглагольствовал о динамите и убийствах на всех собраниях радикалов и приводил в смущение самых отъявленных революционеров смелостью своих призывов, Ангелл — шпион, а Питер подстроил ему эту провокацию!
§ 47
Итак, Питер погиб! Его опять засадят в эту проклятую «яму»! И теперь уж его замучают до смерти! В ушах у него отдавались вопли мириадов погибших душ и раскаты труб, возвещающих Страшный суд. Но среди этого смятения и шума Питер расслышал голос Нелл, настойчиво ему шептавший: «Держись, Питер, держись!»
Он шагнул к своему обвинителю.
— Свидетель бог, — произнес он, всплеснув руками, — я ничего больше не знаю, мистер Гаффи! Так все оно и было, и если Джо Ангелл это отрицает, значит он лжёт.
— Но зачем ему лгать?
— Право, не знаю. Откуда мне знать?
Вот тут-то и пригодился Питеру его долголетний опыт на поприще интриг. Хотя у Питера тряслись все поджилки и сердце замирало от ужаса, — его подсознание продолжало работать, изобретая всё новые хитрости.
— Почему вы знаете, может быть Ангелл затевал против вас какую-нибудь провокацию? Может быть, у него был какой-то свой план, а я возьми и смешай все его карты! И вот вся эта история выплыла наружу раньше времени. Но, клянусь, я выложил вам правду, всю как есть.
Смертельный страх подсказал Питеру такие убедительные доводы, что Гаффи невольно призадумался и начал колебаться. Питер прочел это в глазах у сыщика.
— Ты видел этот чемодан? — спросил Гаффи.
— Не видал! — заявил Питер. — Я даже не знаю, был ли там чемодан. Помню только, как Ангелл сказал: «чемодан», а потом ещё: «динамит».
— А видел ты, чтобы кто-нибудь там писал?
— Нет, не видел, — отвечал Питер. — Но я видел своими глазами, как Гендерсон сидел за столом и просматривал какие-то бумаги, которые он вынул из кармана, а потом что-то порвал и швырнул в корзину.
Питер заметил, как его обвинители переглянулись, и понял, что начинает выплывать.
Минуту спустя произошёл эпизод, оказавшийся весьма ему на руку. Раздался телефонный звонок, начальник полиции что-то ответил и кивнул Гаффи, который подошёл и взял трубку.
— Книга? — взволнованно крикнул он. — Какой там ещё план?.. Прикажите кому-нибудь из ваших молодцов сесть в машину и привезти и книгу и план сюда, в бюро начальника, да поживей. Не теряйте ни минуты — дело чрезвычайно важное.
Тут Гаффи повернулся к товарищам.
— Он говорит, что нашёл в шкафу книгу о саботаже и в ней план какого-то дома. На книге стоит фамилия Мак-Кормика.
Раздались возбуждённые восклицания, и у Питера было время поразмыслить, прежде чем снова к нему обратились. Начальник полиции стал сам его допрашивать, а после него заместитель районного прокурора. Но Питер крепко стоял на своем.
— Боже мой! — воскликнул он. — Что же я, по-вашему, сошел с ума? Ну зачем бы мне понадобилось устраивать такую заваруху? Ну где я мог достать все эти вещи? Где я мог достать динамит?
Тут Питер прикусил язык, сообразив, что сделал ужасную оплошность. Ведь ему никто не говорил, что в чемодане действительно оказался динамит! Откуда же он знал, что там был динамит? Он ломал голову, придумывая какое-нибудь правдоподобное объяснение своим словам, но, как это ни странно, ни один из пяти человек не поймал его. Все они знали, что в чемодане был динамит, этот ужасный факт был им достоверно известен, и они совершенно упустили из виду, что ведь Питер-то никак не мог об этом знать. Иной раз человек может оказаться на самом краю гибели и всё-таки спастись!
Питер поспешил отойти подальше от этого скользкого места…
— А разве Джо Ангелл отрицает, что он шептался с Джерри Раддом?
— Он что-то не может этого припомнить, — отвечал Гаффи. — Быть может, ему и случалось разговаривать с этим типом с глазу на глаз, но без всякой определенной цели, не было и речи ни о каком заговоре.
— Значит, он отрицает, что речь шла о динамите?
— Если речь и заходила о динамите, то во время общих прений, но он ни с кем об этом не шептался.
— Но ведь я сам слышал! — воскликнул Питер, быстро сообразивший, куда надо гнуть. — Я твёрдо это помню! Это было как раз перед тем, как начали расходиться и кто-то уже потушил несколько ламп. Он стоял спиной ко мне, а я ещё подошел к книжному шкафу, возле которого он остановился.
Тут вмешался заместитель районного прокурора. Это был ещё совсем молодой человек, и провести его было легче, чем других.
— А вы уверены, что это был именно Джо Ангелл? — спросил он.
— Боже мой! Ну конечно, уверен! — ответил Питер. — Я никак не мог ошибиться… — Он понизил голос, и в его тоне послышалось удивление.
— Так вы говорите, они шептались? — Ну да, шептались.
— Но, может быть, это был кто-нибудь другой?
— Ну уж прямо не знаю, что вам сказать, — ответил Питер. — Я не сомневаюсь, что это был Джо Ангелл, но я стоял к нему спиной и разговаривал с Грэди, секретарем, а потом я повернулся и подошёл к книжному шкафу.
— А сколько человек было в комнате?
— Да человек двадцать.
— Лампы потушили раньше, чем вы повернулись или же после этого?
— Вот уж, право, не могу вспомнить, — пожалуй, после этого. — И вдруг бедняга Питер воскликнул в полной растерянности: — Ну и дурак же я был! Мне бы надо было заговорить с этим малым и удостовериться, что это Джо Ангелл, прежде чем я отошёл к шкафу, но я был совершенно уверен, что это он. Мне и в голову не приходило, что это может быть кто-нибудь другой.