— И вы уверены, что он разговаривал именно с Джерри Раддом?
— Нy, конечно, — ведь Джерри Радд стоял ко мне лицом.
— А кто из них упоминул про «сабтат»?
Питер был, видимо, сбит с толку этим вопросом, он начал путаться; последовал длительный перекрёстный допрос; его не удалось довести до конца, так как появился сыщик, который принес книгу о саботаже, на заглавном её листе стояла фамилия Мак-Кормика, а между страницами был вложен план какого-то дома.
Все обступили стол и принялись разглядывать план; кое у кого сразу блеснула мысль: уже не дом ли это Нельса Аккермана?
Начальник полиции тут же подошел к телефону и вызвал секретаря знаменитого банкира. Не угодно ли ему описать дом мистера Аккермана? Начальник внимательно слушал, что ему говорил секретарь.
— На этом плане стоит крестик на северной стороне дома, немного западнее центра. Что бы это могло быть?.. Боже мой!.. Очень вас прошу сейчас же заехать ко мне и привезти план дома, составленный архитектором, чтобы можно было сличить.
Начальник отошел от телефона и повернулся к присутствующим:
— Оказывается, крестик стоит на плане дома как раз над входом в спальню на втором этаже, где спит мистер Аккерман.
Поражённые этим открытием, они на время даже позабыли обо всех своих подозрениях насчет Питера. Это была такая увлекательная задача — раскапывать всё новые подробности заговора и, соединяя и сопоставляя их, постепенно восстанавливать общую его картину, словно решая трудную головоломку. Им было совершенно ясно, что этот ничтожный, до смерти перепуганный человечек, которого они допрашивали, никак не мог быть автором такого хитроумного и сложного плана. Нет, тут несомненно работал какой-то дьявольский ум, какой-то страшный злоумышленник из красных готовил гибель Американскому городу!
§ 48
Питера на время отпустили, снова отправив его в камеру. Там просидел он два дня, не с кем было посоветоваться, и он был в полном неведении об ожидающей его участи. В тюрьму не пропускали газет, но Питеру оставили деньги, какие были при нём, и на другой же день ему удалось подкупить одного из смотрителей и раздобыть номер газеты «Таймс», на первой странице которой были приведены все подробности сенсационного события.
Добрых тридцать лет отстаивал «Таймс» законность и порядок против натиска красных, сеющих мятеж и подготовляющих революцию. Добрых тридцать лет проповедовал «Таймс», что вожаки рабочих, представители профсоюзов, социалисты и анархисты — одного поля ягоды, и все они прибегают к одному и тому же орудию борьбы — к динамитной бомбе. На этот раз «Тайме» оказался прав и оглушительно трубил победу! О заговоре распространялись, не жалея красок, чуть ли не на трёх страницах. Помещены были портреты всех главных заговорщиков, в том числе Питера, снимки штаб-квартиры Индустриальных рабочих мира, чемодана, динамитных патронов, запалов и часового механизма; тут же можно было увидеть и «студию», где были пойманы красные, и портрет Никитина, русского анархиста, хозяина этого притона. Целые столбцы занимали всякого рода рассуждения по поводу этого события, заявления авторитетных лиц и интервью с видными священниками и банкирами, с председателем Торговой палаты и с секретарем фондовой биржи.
В передовице, напечатанной жирным шрифтом на двух столбцах, подчёркивалась роль «Таймса», который уже тридцать лет бьёт тревогу; заговор ставился в связь с делом Губера, с делом Лэкмена, а также с процессом трёх священников-пацифистов, которые были арестованы несколько дней назад за то, что вздумали читать на митинге Нагорную проповедь.
А ведь всё это сделал он, Питер Гадж! Поборники законности и порядка были всецело обязаны этой сенсацией ничтожному, безвестному тайному агенту! Разумеется, Питеру не поверят, если он об этом заявит. Начальник полиции и районный прокурор в торжественных заявлениях приписывали себе эту честь и даже не заикались о том, что обязаны раскрытием заговора неусыпной деятельности осведомительного отдела Транспортного треста. Конечно, всё это было в порядке вещей. Необходимо было поддержать авторитет официальных представителей власти в глазах широкой публики: вот, дескать, как они ревностно выполняют свои священные обязанности! Публика не должна и подозревать, что всю эту деятельность развивает тайная полиция, которая финансируется капиталистами и отстаивает их интересы.
И всё-таки Питер испытывал досаду. Подобно Мак-Гивни и всем остальным подчиненным Гаффи, он презирал официальных представителей власти, называя их «мелкотой», ибо они располагали ничтожными суммами и с ними мало считались. Если вы хотите добиться толку в Америке, вы не пойдете к официальным представителям власти, а направитесь к крупным дельцам, которые обладают огромными средствами и умеют действовать быстро и решительно. Точно так же обстоит дело и в области шпионажа.
Питер снова и снова думал о том, что находится на волосок от гибели. У него сердце замирало от ужаса, когда он представлял себе, как его снова бросают в «яму» и Гаффи зверски выпытывает у него всю правду. Но ему удалось отогнать эти страхи. Он был уверен, что заговор, да ещё с применением динамита, не может не соблазнить представителей власти, они, конечно, ухватятся за него. Придется им довести дело до конца и придерживаться версии Питера.
И действительно, на следующий день к вечеру в камеру вошел тюремщик.
— Можете выходить, — заявил он.
И без дальнейших разговоров Питера провели сквозь железные двери и выпустили на свободу.
§ 49
Питер отправился в «Дом американца», где в комнате № 427 его уже поджидал Мак-Гивни. Сыщик, казалось, позабыл обо всех своих подозрениях, а Питер в свою очередь ни о чём не заикался. Он сразу понял, что прошлое окончательно похоронено! Власти решили принять дар, который судьба поднесла им на серебряном блюде. Столько лет они мечтали поймать с поличным этих красных, и вот чудесным, непостижимым образом враг попался им в лапы!
— Вот как обстоит дело с вами, Гадж, — сказал Мак-Гивни. — Вы были арестованы по подозрению, вас подвергли перекрёстному допросу, даже допросу с пристрастием, но полиция убедилась, что вы ничего не знаете об этом деле, — и вас выпустили. Одновременно с вами мы выпустили ещё двух-трёх человек, чтобы не навлекать на вас подозрений. А теперь возвращайтесь на свой пост и постарайтесь разузнать всё, что сможете, о красных: чем они сейчас заняты и что замышляют? Они, конечно, подняли крик, что всё это провокация. Вы должны разведать, что именно им известно. Само собой, будьте осторожны, обдумывайте каждый свой шаг, потому что некоторое время вы будете у них на подозрении. Мы побывали у вас в комнате и перевернули там всё вверх дном, — и это будет вам на руку.
Питер поспешил уйти, однако он не сразу отправился к красным. Добрый час он бродил по улицам, чтобы удостовериться, что за ним нет слежки; затем позвонил Нелл, которая в свое время сообщила ему номер своего телефона, и час спустя они встретились в парке. Она бросилась ему в объятия и восторженно его расцеловала. Разумеется, ему пришлось обо всём ей рассказать, и когда Нелл узнала, что Джо Ангелл — тайный агент, она сперва оцепенела от ужаса, а потом хохотала до слез. Когда Питер рассказал, как он держал себя на допросе и как ловко выкрутился, — он впервые почувствовал, что завоевал сердце Нелл.
— А теперь, Питер, — сказала она, когда оба успокоились, — надо сразу же приниматься за дело. Все газеты кричат о заговоре, у этого старикашки Нельса Аккермана, должно быть, душа в пятках. Вот это письмо я пошлю ему сегодня же вечером. Обрати внимание на шрифт, — я написала не на той машинке, что в прошлый раз. Я зашла в магазин, где их продают, и мне позволили за плату попечатать несколько минут на одной из их машинок, — так что это письмо никак не наведет на след.
Письмо было адресовано Нельсону Аккерману; он должен был получить его у себя дома. На конверте стояло:
«В собственные руки».
Питер прочёл:
«Это пишет Ваш доброжелатель. Агент красных проник к Вам в дом. Был снят план Вашего особняка. Полиция многое скрывает от Вас, потому что она не в силах добраться до правды, и не хочет обнаружить перед Вами свою несостоятельность. Но мне известен человек, открывший этот заговор, и Вам следовало бы с ним повидаться. Полиция будет по мере сил препятствовать Вашему свиданию с ним. Вы должны заявить, что хотите с ним поговорить. Только не упоминайте об этом письме. Если Вам не удастся увидеть нужное Вам лицо, я снова Вам напишу. Если Вы будете хранить тайну, то можете быть уверены, что я помогу Вам и доведу дело до конца. Но если Вы скажете об этом кому-нибудь, — я уже не смогу Вам помочь».
— Так вот, — заявила Нелл, — он получит письмо и сразу же засуетится, а тебе необходимо знать, как себя вести, потому что от этого зависит успех всего дела.
Тут Нелл принялась натаскивать Питера, подготовляя его к предстоящему свиданию с королём Американского города. Питер прямо благоговел перед её мудростью и покорно зазубривал урок; он торжественно обещал в точности выполнить все её указания и ничего не предпринимать по своему почину. Он был щедро награжден поцелуями, отправился домой и заснул сном праведника.
На следующее утро Питер решил выполнить кое-какие задания Мак-Гивни, чтобы выслужиться перед ним. Он пошёл к Мариам Янкович. На этот раз Мариам горячо пожимала ему руки, и Питер понял, что он искупил свой грех по отношению к маленькой Дженни. Он снова — был мучеником. Он сообщил, что его допрашивали с пристрастием, а Мариам в свою очередь рассказала о том, как вода из опрокинутого корыта просочилась сквозь потолок, штукатурка обвалилась и испортила обед семье одного бедного рабочего, жившего в нижнем этаже.
Она сообщила ему также, как смотрят красные на эту инсценировку. Адвокат Эндрюс требовал, чтобы ему дали свидание с заключенными, но ему в этом отказали и не согласились выпустить их на поруки. Накануне вечером Мариам была на квартире у Эндрюса, где собрались члены союза Индустриальных рабочих мира. Все они были того мнения, что вся эта история — самая низкопробная провокация. Все записки были грубыми фальшивками, а динамит несомненно был подброшен полицией. Власти воспользовались этим предлогом, чтобы закрыть штаб-квартиру союза и арестовать десятка два радикалов. Печальнее всего, что они развели по этому случаю активную пропаганду; газеты были начинены самой грязной клеветой. Разве Питер не читал утренний выпуск «Таймса»? Там ведется откровенная травля: чернь призывают линчевать красных!
§ 50
От Мариам Питер снова направился в комнату № 427. Нелл была убеждена, что Нельс Аккерман отзовется на следующее же утро, и в самом деле, Питер увидел у себя на туалетном столике записку:
«Подожди меня, мне надо с тобой поговорить».
Питеру не пришлось долго ждать; через несколько минут вошел Мак-Гивни, уселся против него и начал торжественным тоном:
— Послушай, Питер Гадж, ты ведь знаешь, что я твой друг.
— Ну, конечно.
— Я стоял за тебя горой, — продолжал Мак-Гивни. — Если бы не я, начальник наверняка засадил бы тебя в «яму» и вытянул бы из тебя жилы, чтобы ты признался, что сам подбросил динамит. Я хочу, чтобы ты это знал. Имей в виду, что я и впредь буду тебя защищать и надеюсь, что ты тоже будешь меня поддерживать, — услуга за услугу!
— Конечно, буду! — сказал Питер. — В чем дело? Тут Мак-Гивни пустился в объяснения. Старый Нельс Аккерман вбил себе в голову, что полиция что-то скрывает от него. Понятное дело, он до смерти перепуган. На ночь он запёрся в шкафу и велел жене опускать занавески, когда она едет в автомобиле. И теперь он во что бы то ни стало хочет поговорить с человеком, который раскрыл заговор, затевавшийся против него. Мак-Гивни считает, что Питеру не следует ни с кем знакомиться, так как это очень рискованно, — но слово Аккермана для всех закон. Ведь, по существу говоря, Питер работает на него; Аккерман дает огромные суммы на содержание тайной полиции, во главе которой стоит Гаффи, и, конечно, ни Гаффи и никто из представителей власти не посмеет водить его за нос.
— Ну, что ж, прекрасно, — сказал Питер. — Почему бы мне не повидаться с ним?
— Он, конечно, начнет расспрашивать тебя об этом деле, — продолжал Мак-Гивни. — Постарается выведать у тебя всю подноготную. Так ты уж смотри, поддержи нас. Дай ему понять, что мы сделали всё, что от нас зависело. Расхваливай нас вовсю.
Питер торжественно обещал действовать именно так, но Мак-Гивни этого было недостаточно. Он находился в состоянии какого-то нервного возбуждения и всё долбил и долбил Питеру о том, как важно быть во всем солидарными и сохранять верность своим товарищам по работе. Можно было подумать, что это один из радикалов разглагольствует среди своих единомышленников!
— Ты, пожалуй, можешь вообразить, что тебе подвернулся случай вскочить нам на спину и вскарабкаться наверх, но не забывай, Питер Гадж, что мы управляем сложным механизмом, и в конечном счете наша машина сломит всех и каждого. Мы уже расправились с одним молодцом из тех, что. вздумал сыграть с нами скверную штуку, — расправимся в лучшем виде и с тобой. Старый Нельс выпытает из тебя всё, что ему нужно, он, без всякого сомнения, предложит тебе здоровую цену, но в скором времени вышвырнет тебя, и ты всё равно вернешься к нам. И я заранее тебя предупреждаю: если ты затеешь против нас грязную игру, — через месяц-другой Гаффи упрячет тебя в «яму», а оттуда тебя вынесут уже на носилках.
Питер снова стал клясться, что он предан Гаффи душой и телом, но тут же ввернул:
— А не кажется вам, что мистеру Гаффи не худо бы как-нибудь меня отблагодарить за то, что я открыл заговор?
— Я и сам так думаю, — отвечал Мак-Гивни. — Что верно, то верно.
И они принялись торговаться. Питер уверял, что ему одному пришлось рисковать, а выгоду извлекли другие. Правда, Гаффи не воздавали хвалу в газетах, зато его щедро наградили хозяева и он получит ещё больше, если Питер расхвалит его королю Американского города. Питер утверждал, что оказанная им услуга стоит не менее тысячи долларов, и настаивал, чтобы ему выплатили эту сумму ещё до свидания с королем.
Мак-Гивни злобно огрызнулся:
— Слушай, Гадж! Как это у тебя хватает нахальства заломить такую цену? Ты должен быть ещё нам благодарен, что мы поддержали твою провокацию!
Мак-Гивни обычно обращался с Питером, как с трусом и мелким шантажистом, но уже давно знал, что этот ничтожный человечек совершенно преображается; как только представляется случай загрести денежки. Так было и на этот раз, и Питер нагло отвечал на брошенный ему вызов.
— Если вам не нравится моя провокация, — ехидно заметил он, — то почему вы не раструбите о ней в газетах?
И снова Питер оказался в роли бульдога, который вцепился зубами в морду другого пса и не отпускает его. Он уже не раз видел, как человек с крысиным лицом вытаскивает деньги из кармана, и не сомневался, что уж на этот раз Мак-Гивни подготовился к такому разговору. Итак, он настаивал: тысячу и никаких! И, как и прежде, у него упало сердце, когда Мак-Гивни вытащил пачку кредиток и там оказалось больше, чем он запросил.
Во всяком случае, Питер утешал себя мыслью, что тысяча долларов всё-таки кругленькая сумма, и направился к дому Нельса Аккермана в превосходном настроении. Между прочим, ему пришло в голову, что, пожалуй, благоразумнее ничего не говорить Нелл про эту добавочную тысячу. Ведь если женщина узнает, что ты при деньгах, она не успокоится, пока не вытянет у тебя всё, до последнего цента, или заставит истратить все деньги на неё!
§ 51
Дом Нельса Аккермана находился в отдаленном предместье города и стоял на холме, среди рощицы. От ближайшей трамвайной остановки было не меньше двух миль, и-Питеру пришлось пройти это расстояние по солнцепёку. По-видимому, знаменитый банкир, выбирая место для своей резиденции, рассчитывал, что к нему будут приезжать только в автомобилях, и не подумал, что кому-нибудь придется идти пешком. По дороге Питер размышлял о том, что если ему повезет и он укоренится в этих высоких кругах, то со временем тоже обзаведётся автомобилем, как все люди этого класса.