Затем появился дом Пола Маккартни; а дальше — Сары Джессики Паркер и Мэттью Бродерика, а потом — дом П. Дидди.
А после тот самый коттедж, в котором Артур Миллер проводил лето с Мэрилин.
Рядом с серой полосой океана — дворец, который Сейнфелд купил у Билли Джоэла.
— Кое-кто говорит, что Хэмптоны возьмут верх, — бросил Шон. — Но я утверждаю, что этого никогда не будет. Потому что тут сплетено слишком много линий силы. Хэмптоны продолжают и продолжают расти, и красоту тянет к ним словно магнитом. Вот тут ты и будешь главенствовать. Именно этим ты и будешь заниматься, Пэтси, — главенствовать. Мы купим тебе тихое поместье подальше от этих мест. Ни на пляже, ни у пруда Георгики, ничего мелодраматического, но что-то тихое и величественное, что подойдет тебе. Зимы ты будешь проводить в Сент-Барте. Но в течение сезона все будут тянуться в твой дом, потому что будут знать, что Пэтси Ботрайт получает силу от Бога.
Они помолчали, а потом продолжили разговор.
— Шон?
— Что?
— Ты лунатик.
— Я слышал это и раньше.
— Ты тоже собираешься там жить? — спросила она.
— Знаешь, на самом деле это место не для меня. Оно для тебя. Мне нужно что-то попроще. Понимаешь?
— Ну конечно, — сказала она. — Что-то вроде маленькой хижиныгде-нибудь.
— Совершенно верно.
Они дружно рассмеялись. Пэтси покрутила порцию джина, увидела, что от него опять остался только лед, и, поднявшись, сделала себе еще одну небольшую порцию.
КЛИО продолжала твердить себе: нет, она не пойдет туда. Никогда. Она никогда не унизится, появившись в доме Тары. Зачем докучать? «Я отказываюсь на коленях молить ее быть моей подругой. Надо ли мне беспокоиться, что эта чванливая сучка думает обо мне? Со мной все будет в порядке и без нее. Я должна побыть без нее. Могу поехать на остров с этим пижоном Заком Коллинсом, который вроде как в нее влюблен. Но вся эта влюбленность с него слетит, когда мы примемся за барбекю. Посмотрим, кого он любит, когда его сладкий член окажется у меняво рту, так ведь?
А мне надо просто забыть эту суку».
Но на островок Клио не поехала. Она ехала по 17-й, готовясь повернуть, но проскочила поворот и развернулась к «Макдоналдсу». После чего вернулась на 17-ю, думая, что встретит Тару. И расскажет ей, как Эмми, запугивая Манни абортом, трижды выуживала у него чеки. И еще расскажет ей, как встретила управляющего «Гони быстро и закрой глаза» и он оказался долбанутым маленьким психом, но довольно симпатичным. Она должна все рассказать Таре. Кто еще сможет понять?
«Я считаю, после всего, что мы прошли вместе, она не сможет за сутки забыть меня! Верно? Это просто невозможно! За сутки— нет, это невозможно. Надо дать ей шанс».
Ей пришлось припарковаться за три квартала от дома, и дальше она пошла пешком. Вокруг все кишело взвинченными людьми. Кое-кто из них распевал гимны, а другие предпочитали разжигать грили, и все время приходилось так широко улыбаться, что начали болеть зубы. Тут стояли фургоны с телевизионной аппаратурой, и все происходящее было странно и непонятно. Когда Клио попыталась пройти к дому, ее остановили пара мордоворотов, которые сказали, что туда нельзя.
— Я не могу пройти к дому моей проклятой лучшей подруги?
Что, эта сука прячется за бархатными канатами ограждения? Обзавелась личными телохранителями? Они всех проверяют. Потом кто-нибудь выйдет и отведет ее в гараж. И заставит ждать, пока Тара не снизойдет и не выйдет к ней.
Она была вне себя.
Ох, вот и Тара. Ну, Иисусе!
Осунувшаяся, смертельно бледная, с припухшими глазами, полная нервного напряжения. И Клио немедленно все простила ей; она просто хотела ее обнять.
ТАРА думала, что с этим надо кончать. И побыстрее, без всякой жалости. Если она расслабится, то подвергнет Клио опасности.
Клио расплылась в улыбке и расхохоталась:
— Привет, продувная бестия. Довольна, сучка?
Тара слабо ей улыбнулась.
— Значит, так? — сказала Клио. — Ну, господи!
Никакой реакции.
— Значит, вот оно как? — не унималась Клио. — Ну, дерьмо. Все из-за этих денег.
— Хорошо. Пусть так.
— Да? А как быть с этими психованными зомби?
— С этими людьми? С ними все в порядке.
«С ней ничего не поделать. Она ведет себя так, словно я за тысячу миль от нее».
— Они словно живые мертвецы, — сказала Клио. — И глазеют на меня.
«Именно это я предполагала», — подумала Тара. Она чуть не засмеялась, но сдержалась.
— Почему ты не ответила на мое послание? — спросила Клио.
— Я была занята.
— Слишком занята даже для меня?
Положить этому конец. Быстро и решительно.
— Послушай, Клио. У меня другие друзья, понимаешь?
— Что ты имеешь в виду — другиедрузья?
— Не знаю. Я хочу сказать — друзья получше. Прости. Может, пришло время дать другу другу свободу.
Клио была так ошеломлена, что лицо ее пошло пятнами, а голос дрогнул.
— Конечно. Абсолютно. Веселись со своими зомби.
— Мне очень жаль, — сказала Тара и подумала: «Только не говори,что тебе жалко. Просто повернись и отойди от нее. И не вздумай плакать».
— Я просто зашла попрощаться, ты, долбаная сука.
— Пока. — Повернувшись, она направилась к дверям. Как раз вовремя: еще немного, и у нее брызнули бы слезы.
РОМЕО продолжал патрулировать город, двигаясь против часовой стрелки. Стоял горячий полдень, и казалось, все плавилось. Он решил остановиться рядом с кузеном Альфредом, профессором местного колледжа. Дом его был высоким сооружением в готическом стиле времен королевы Анны, «Интересное место», как он был назван на карте, и не случайно он в виде мутной картинки присутствовал в «Моем мире» Тары. Остановив машину, Ромео перешел улицу, направляясь к дому. С боковой веранды доносились голоса. Сама веранда была увита плющом, так что он никого не видел, но голоса принадлежали пожилой женщине, молодому человеку и самому Альфреду. Они обменивались сплетнями. Их томные расслабленные интонации сопровождались позвякиванием льда, бульканьем бурбона и смехом. Ромео не знал никого из тех, о ком они говорили, но это было не важно. Он любил слушать. В их словах проскальзывала легкая недоброжелательность. Отчетливо ощущался запах цветущих лоз, а он чувствовал себя усталым и нерешительным, потому что у него кружилась голова, и ему пришлось прислониться к металлической ограде, чтобы не упасть. И только когда на улице появилась компания шумных подростков и уставилась на него, Ромео наконец оставил это место и побрел прочь.
Он добрался до «сокола» и снялся с места.
«Черт возьми, что все это значит?
Ты должен убить их — это все, что ты обязан сделать. Ты не обязан. Ты не обязан иметь дело с запутанными извивами их долбаных душ, ты просто должен быть готов прикончить их.
Так ты готов? Если на тебе лежит эта обязанность, можешь ли ты войти в дом и казнить старика прямо перед его гостями?
Нет».
Он направился к Нелл. Ромео видел, как Нелл вышла из сарая, в котором занималась своими гончарными изделиями. На ней была широкополая шляпа, в руках она держала лопату с длинной ручкой. Она напоминала пророка из пустыни, и этот облик, казалось, его вполне устраивал. Ему захотелось благоустроить сад для нее. Он с удовольствием работал бы весь день просто за спасибо.
«И ее я не могу убить. Да и вообще никого из них. И Митч должен знать это. Все Ботрайты должны знать; для любого это ясно как день. Мне чего-то не хватает. Ненависти? Всепоглощающей ненависти? Может, дело в этом. Мозг мстителя-киллера должен быть пронизан ненавистью. Я попытаюсь вызвать ее в себе. Я должен ненавидеть всех и вся. Начиная с моего убогого детства. Начиная с моих отвратных гнусных родителей, которые издевались надо мной!»
Но хотя его отец был законченной жопой, все же не хуже других отцов, которых он знал. Ромео любил свою мать, которая все делала для него. Он ненавидел ребят в школе, но никогда не испытывал желания причинить им неприятности — он просто хотел, чтобы они любили его. Но они никогда этого не делали. Но сейчас все это было далеко отсюда.
По 17-й дороге он выбрался на Глочестер-стрит и покатил на север.
Он повернул по Айленд-Вью-Роуд, чтобы проверить Клио. Он не мог узнать, дома ли она, если снова не проберется через джунгли, хотя безжалостное солнце отбивало у него всякую охоту заниматься этим. Подобравшись ближе, он сквозь листву разглядывал ее дом. Затем он обеспокоился, как бы его поведение не вызвало подозрений, включил двигатель и вернулся на 17-ю. Потянулись привычные картины: начальная школа, клиника скорой помощи, банк. Но сразу после них, слева, он с удовольствием бросил взгляд на запретную часть города. Ориол-Роуд. Дом семьи Ботрайт и их знаменитого друга Шона Макбрайда. Тут толпится куча народа. Но Шон потребовал: держись на расстоянии. Любой ценой продолжай двигаться.
Теперь он ехал на Белл-Пойнт, мимо Шелби и Мириам. Дети во дворе играли со шлангом, обливая друг друга. Мальчик и девочка, и видно, как они счастливы. Суббота. Он проплыл мимо них как привидение. Вернувшись на 17-ю, повернул налево на Чапел-Кроссинг-Роуд и проехал мимо величественного входа Тренировочного центра федеральных сил охраны порядка. Затем он встревожился. Пришло время провериться.
— Знаешь что? — сказал Шон. — Мне нужна от тебя кое-какая помощь.
— Какого рода?
— Здесь есть один пижон, он вроде был военным. В Форт-Стюарте. Слышал о нем?
— Нет.
— Он совершил паломничество, чтобы увидеться со мной.
— Паломничество?
— Он сказал, ему нравится мой дух. Я думаю, он ищет какую-то властную личность. Которая придаст смысл его жизни. Думаю, он сделает все, о чем я его попрошу.
Шон говорил спокойно и тихо, но в его голосе слышалось напряжение. Поклонение пастухов; это доставляло ему удовольствие.
— И знаешь что, Ромео? Если даже этот парень узнает всю правду о нас, думаю, он будет продолжать хранить верность. Он будет хорошим солдатом. Его зовут Трев.
Ромео повернул к Алтаме и проехал торговую площадь: «Уолгрин и первосортные цыплята».
— Как он выяснит правду о нас? — спросил он.
— Не беспокойся, у него ничего не получится.
Но у Ромео перед глазами стояла картинка: Шон и этот парнь Трев, сидящие на деревянном покрытии за домом Ботрайтов и пьющие «Джонни Уокер». Сидели они бок о бок. Трев рассказывал об убийствах, которые совершал в пустыне. Шон думал: ну почему бы не довериться этому отличному солдату вместо бедного испуганного Ромео…
О, дерьмо!
Он повернул к Норвичу. Проехал мимо обветшалого стрельбища, принадлежавшего миссис Лоуп, гадальщице по ладони, которая держала цыплят во дворе. Ромео прикинул, не влияет ли на цыплят это соседство. Похоже, что нет. Но их вряд ли можно назвать нормальными цыплятами. Когда бы Ромео ни проезжал мимо, они глазели на него сквозь щели в заборе, словно ждали. Их глазки-бусинки провожали машину. «Откуда цыплята могут знать о моем появлении и уходе? А если знают они, то, наверно, знает и миссис Лоуп. Понятия не имею, что это, мать-перемать, означает, но сдается мне, в этом нет ничего хорошего».
БАРРИС доехал до полицейского участка и связался с информационным центром. Он хотел выяснить все, что можно, о Шоне Макбрайде.
Точных сведений оказалось немного.
Место жительства: Дейтон, Огайо.
Прерывание местожительства и возвращение: 1994 год.
Приостановление действия лицензии: 1997 год.
Гражданский иск за невыплаченную ренту: 1998 год.
Правонарушение, связанное с хранением марихуаны: 2000 год, условный срок.
Так оно и должно было быть, если не считать, что симпатичная физиономия на мутном снимке, которая в 1997 году казалась мрачноватой, в 2003 году обрела пронзительный взгляд и скользкую улыбку.
Барриса удивило, что данные так коротки.
Он повел машину по 341-й дороге к магазину Чамми, где попросил позвать управляющего, но продавец сказал, что сегодня того нет. В субботу мистера Ху не бывает.
Баррис показал свой блестящий значок:
— Так раздобудьте его.
Продавец позвонил, и мистер Ху вскоре явился. Он был родом из Кореи, или Лаоса, или откуда-то из тех мест, и у него имелись трудности с языком, но он старался быть предельно обязательным. Баррис объяснил, что у него есть несколько вопросов касательно победителя джекпота. Он попросил проверить данные видеосистемы.
— Вы хотите узнать, когда был куплен выигрышный билет?
— Нет, мне нужны данные за следующий день. За четверг.
— Хорошо.
Мистер Ху был очень услужлив. Он провел Барриса в свой маленький кабинет и вставил диск. Это была старая дешевая система, с «рыбьим глазом». Покупатели входили в магазин, торопливо обегали его, останавливались у кассы и снова убегали. У одной толстой пары была такая смешная походка, что мистер Ху разразился смехом, но тут же спохватился и снова закаменел лицом.
Внезапно на экране возник Шон Макбрайд, который вошел в магазин.
— Медленнее.
Кадры пошли по одному. Макбрайд, весь в поту, выглядел усталым. Он остановился привести себя в порядок прежде, чем подойти к кассе. Был виден только затылок Черилл. Она что-то протянула Макбрайду — что именно? Он не платил, а просто вышел из магазина.
— Что она дала ему?
— Для шин, — сказал мистер Ху.
— Манометр? — уточнил Баррис.
Мистер Ху кивнул.
— Давайте дальше, — сказал Баррис.
Мистер Ху перепрыгнул к кадрам второго появления Макбрайда. Теперь за прилавком стоял мистер Ху, а Черилл у окна. Макбрайд протянул манометр мистеру Ху и отошел поговорить с Черилл. Их было еле видно. Через минуту Макбрайд покинул магазин.
И тут же в магазин вошли пара мужчин с телекамерами.
Вот как оно было. Шон исчез.
— Вы помните этого парня? — спросил Баррис.
— Нет, не помню.
— У вас есть изображение его машины? Имеется у вас внешняя камера?
Мистер Ху проверил другой диск. С камеры, которая глядела на насосы, — но в течение всего времени, о котором шла речь, в поле зрения не появилось ни одной машины. Хотя ничего удивительного, поскольку Макбрайд не заливал горючее. Он подкачивал шины, так что мог припарковаться у воздушного насоса.
Но Баррис и мистер Ху обратили внимание, как кто-то отъехал со стоянки; изображение было довольно расплывчатым, но это вполне могла быть машина Макбрайда.
Баррис покачал головой:
— Хорошо. Можете выключить.
Что мистер Ху и сделал.
— Я полагал, — сказал Баррис, — что магазин, продающий билеты, имеет с них какой-то доход.
— Только не я, — сказал мистер Хью. — Я всего лишь управляющий.
Он удовлетворенно улыбнулся. Словно был полностью счастлив, что не принимает участия в дележке этого пирога, — и в то же время доволен, что крылатая Фортуна предпочла приземлиться на плечо какого-то другого бедняги, а не на его.
ШОН вместе с Митчем нанес визит большой финансовой шишке Генри Лонсдейлу. Тот жил в безвкусной усадьбе на Блэк-Банкс, неподалеку от острова Сен-Симон. Полосатые стены, нависающие балконы, окна со стеклами, покрытыми морозными узорами. От подъездной дорожки горничная провела их мимо беседки с колоннами в кабинет, под который был оборудован вестибюль в двадцать футов высотой. Одна стена была отведена под рыбацкие трофеи и почетные грамоты за успехи в рыболовстве.
Появившийся Лонсдейл представился. Шон спросил его:
— Вы в самом деле выиграли открытое первенство по ловле морского окуня?
— Какое? Ах да, в 2006 году.
— Ух ты. И какой экземпляр вы вытащили?
Лонсдейл пожал плечами:
— Думаю, на 59,3 фунта или что-то вроде того.
— Господи. И какая была наживка?
— Если мне не изменяет память, в ведре у меня было полно летучих рыб. Но все зависит от техники заброски. Я видел вас по телевизору, мистер Макбрайд. Насколько я понимаю, вы тоже любите рыбачить?
— В общем-то случалось в Огайо. Откуда я родом. Но большеротый окунь никогда не попадался, хотя мне нравится иметь с ними дело.
— Ну, на этом побережье такой добычи достаточно. Я буду рад пригласить вас на охоту за красной неркой.