МИТЧ продолжал повторять про себя, что он сделает, если услышит хоть какой-то звук из комнаты дочери. Предположим, что Шон попробует проникнуть туда? У Митча больше не было при себе пистолета — Шон конфисковал его, — но он может выпрыгнуть из постели, схватить с бюро нож для вскрывания конвертов, ворваться в комнату Тары и, если повезет, поймать его прежде, чем он повернется и возьмет его на прицел. И всадить в него нож. Если он сидит, то под мышку изо всей силы и, вытаскивая, повернуть его. А если стоит, левой рукой схватить его запястье, бить ножом и поворачивать его, бить и поворачивать.
Или стоит подождать?
Как долго? Пока он будет занят изнасилованием его дочери?
Конечно, тогда он будет более уязвим. Но цена? Кроме того, можно поранить ее.А что, если он прикроется ею, использует ее как щит и, держа пистолет в руке, принудит ее к чему угодно. О Иисусе, Господь мой.
Или даже дождаться, пока он закончит свое грязное дело? И пока уснет?
«О Боже мой! Этот гнусный ублюдок. Но как я могу ждать? Помоги мне, Господь. Укажи мне путь».
Шон Макбрайд… он выглядел такими утомленным, когда прилег. Может, он уже уснул? Должно быть. Убить его, пока он спит?
«Рывок, ужас в его глазах, я всаживаю в него нож и решительно поворачиваю, чтобы кровь фонтаном забила из него, — и не забывать плотно сжимать рукоятку, чтобы она не выскользнула, пусть я буду весь залит его кровью, и пусть она хлещет и хлещет, о Господь мой!
Но ведь есть и другой парень. Сумасшедший, тот, что на дороге.
Молю Тебя, Господь, покажи мне путь. Я оставляю все в Твоих руках. Господь! Прошу Тебя, защити нас. Ты же покажешь мне путь, не так ли? Боже, просто открой мне, когда и как мне защититься.
Разве я не должен сейчас женапасть на него?»
Рядом спит Пэтси. Потрясающе, что она может спать. Но она основательно надралась. Пока Митч лежит здесь, в тысячный раз прикидывая нападение, удары ножом, хлещущую кровь и сломанные ребра этого сукина сына… Как он всю ночь будет убивать его.
ШОН встал и пошел в туалет. Он оставил дверь слегка открытой и, покончив с делами и стряхнув последние капли, прислушался. За дверью стояла тишина, и она поразила агрессивным спокойствием. Спустив воду, он вышел и остановился перед дверью Митча и Пэтси.
— Митч, — тихо позвал он.
Естественно, Митч не ответил.
— Митч, я знаю, ты не спишь. Пожалуйста, скажи что-нибудь, пока я не вышел из себя.
Ответом был слабый хриплый голос:
— Да.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, Митч. Я не собираюсь насиловать твою дочь или заниматься чем-то подобным. Пока ты не планируешь доставить мне неприятности. Но ты же не собираешься этого делать, не так ли?
— Нет.
— Отлично. Стоит тебе рыпнуться, и я изнасилую ее у тебя на глазах, а потом отрежу ей язык, и она никогда не сможет рассказать тебе, как ненавидит тебя, но ты будешь видеть это по ее лицу всю свою долгую сраную жизнь. Но если ты будешь сотрудничать со мной, я отнесусь к ней как к принцессе, и никакая беда не коснется ни ее, ни всех, кого ты любишь. Хорошо?
— Да.
— Договорились. А теперь поспи.
Потом он прошел через дом и вышел через заднюю дверь в душную ночь. Он стоял на деревянной веранде и ждал. Ровно в два часа позвонил Ромео.
— Как дела? — спросил он у Шона.
— С Тарой? Я думаю, все в порядке. Она перепугана.
— У меня такое ощущение, что я облажался.
— Ты болван, Ромео, потому что у тебя в голове только и крутятся мысли об этих убийствах.
— Ладно тебе!
— Где ты сейчас?
— Езжу вокруг Брунсвика.
— Тебе удалось найти все дома?
— Ага.
— И Нелл тоже? А Клио? И дяди Шелби?
— Да, я думаю, что нашел всех, Шон. Но я так и не знаю, что мне придется делать.
— Просто продолжай ездить. Так, как я тебе сказал. Если я пошлю тебе «мей дей», убьешь того, кто ближе к тебе.
— Понял.
— Просто продолжай ездить, и они никогда не узнают, где ты.
— Хорошо.
— А если не отвечу на вызов, это значит, что я, скорее всего, погорел. Продолжай вызывать меня еще минут двадцать — а затем начинай убивать.
— С кого начинать?
— Не важно. Тебе виднее.
— Начинать с Нелл?
— С кого хочешь. Составь план и держи его в голове. Конкретный. И верь в него. Тогда и они поверят.
— Да, хорошо.
— Если он будет истиной для тебя, то станет истиной и для них.
РОМЕО, сделав этот звонок, почувствовал звенящую пустоту в желудке и подумал, что ему лучше бы перекусить. Он проследовал по I-95 и нашел «Дом встречи». Его яркий свет вызывал у него отвращение, но крайней мере это было единственное открытое заведение. Он устроился в нише и просмотрел меню, глянцевые страницы которого были такими блестящими, что он с трудом разбирался в нем. Подошла официантка. Чтобы потянуть время, он спросил у нее:
— А что такое овсянка?
Она пожала плечами:
— Ну… такая белая.
Он оправдал ее уклончивость. В этот час, на этой работе, в этой дешевой забегаловке, забитой пьяницами, жуликами и бродягами, — чего ради она должна объясняться с кем-то? Он заказал овсянку и яичницу с беконом, и она ушла. Затем женщина из соседней ниши повернулась и смерила его взглядом.
— Овсянка — это годится, — сказала она. — Туда еще нужно масло. Чувствуется, ты любишь ее, и ты, должно быть, янки.
— Да, — согласился он.
— Откуда ты?
— Из Огайо.
— Я это поняла.
Она повернулась к грубоватому мужику, который делил с ней нишу, и бросила на него взгляд, который как бы сообщал: «А что я говорила тебе».
Она снова повернулась:
— Я Винетта. А это Лонни.
— Я Ромео.
Естественно, Лонни решил, что у него смешное имя. Он разразился грубым рваным смехом, который Винетта остановила резким взглядом. Она спросила у Ромео, как он думает: суд над мисс округа Глин будет пародией или как, — Ромео ответил, что он понятия не имеет о суде над мисс округа Глин. Винетта показала ему фотографию в «Брунсвик ньюс» и выложила ему кучу сведений: обман, взаимные обвинения, тайный ребенок и к тому же пули.
Лонни устал оттого, что на него не обращают внимания. Он расплатился за свой кофе и ушел, а Винетта пересела к Ромео.
Она была плотная и коренастая. Волосы у нее были редкие, а рот — как щель почтового ящика. Ничего сексуального, разве что не смотреть на нее. Но и тогда ты чувствовал букет ее дыхания — лук и джин. Когда принесли завтрак, Ромео не мог его есть. Но наверно, он в любом случае не смог бы справиться с ним и был рад любой компании, рад тому, что Винетта без умолку тараторила. Это отвлекало от его обязанностей.
Через несколько минут появилась официантка и обратила внимание на нетронутую тарелку.
— Вам не нравится овсянка?
— О нет, она прекрасная. Просто сейчас мне не хочется есть. Можете принести чек?
Официантка сказала:
— Если вы не ели, то не должны платить, — и забрала тарелку.
Винетта потеряла нить своей болтовни. Какое-то мгновение они с Ромео молчали, глядя друг другу в глаза. Затем ей пришло в голову спросить:
— Так что ты здесь делаешь?
Вопрос был прямой и грубоватый. Шон объяснил ему, что он должен говорить, но Ромео забыл. Он сделал попытку:
— Ну… Я тут со своим приятелем.
— Да?
Она ждала продолжения.
— И… м-м-м… у нас тут бизнес. У моего приятеля и у меня.
— Какой бизнес?
— Ну, что-то вроде страхования.
— Мне доводилось продавать страховки, — сказала она. — На кого ты работаешь?
— Это не постоянная работа.
Она бросила на него удивленный взгляд.
— Это трудно объяснить, — сказал он. — Это как… ну, я не знаю. Что-то вроде вторичной страховки.
— Что это такое?
— Ох, как бы объяснить… Ну, представь себе, что все люди, которых ты любишь, попадают в шторм, так? Мы можем оценить все беды, которые им причинит молния. И в какую сумму можно оценить ценность их жизней. Но страховка вторичная, потому что мы не можем вернуть вам чью-либо жизнь. Понимаете?
— Мне нужно выпить, — сказала она. — Ты поставишь мне выпивку?
— Конечно.
Но она сверилась со временем и сказала:
— Все, закрывается. Мы можем пойти к «Голубю» в Стерлинге. Они нас пустят. Вот туда стоит зайти.
Тем не менее они решили никуда не ходить.
Они вышли на стоянку и снова окунулись в жару. Рядом в кустах валялась дверь от грузовика. Из ночи донесся хриплый гудок поезда. Тут был тот самый Юг, каким Ромео представлял его себе, если не считать этот «Дом встречи», выглядевший для Ромео обыкновенной забегаловкой, которую можно встретить везде и всюду.
Винетта спросила его:
— Где ты остановился?
— В «Блэкберде».
— Это же настоящая дыра в заднице, не так, что ли?
— Вроде да.
— Но, говоря по правде, весь Брунсвик — такая же дыра. У меня трейлер на Балм-оф-Гилеад, и если хочешь, можешь остаться в нем. По сути, это трейлер моего папаши, но он в больнице.
— Что с ним?
— Перебои в сердце.
— Вот как.
— Ага.
Ромео предположил, что этот трейлер должен быть кошмаром какого-то бродяги, с тараканами размером с сову. Тем не менее он будет куда более обжитым, чем их мотель, и на него будет даже приятно смотреть. И он последовал за ней. Она ехала быстро, часто поворачивала, и ему приходилось напрягаться, чтобы держаться за ней. Но в то же время, подчиняясь необходимости держаться за ней, он как-то расслабился. Он был бы не против, если бы она вообще вывезла его из Джорджии.
«Почему я вообще сказал „да“ Шону? — удивился он. — Что со мной делается? Шон сказал, что нуждается во мне, и я ответил „Хорошо“. В этом вся моя гребаная жизнь».
Хотя ничего нового.
В первый раз Шон сказал: «Мне нужна твоя помощь», когда им было по двенадцать лет. Шон пришел к Ромео домой, и Ромео счел этот визит невероятным, волшебным. Они поднялись в комнату Ромео, и Шон тихо сказал: «Мне нужна твою помощь». Сказал уверенно, как взрослый, и по лицу скользнула легкая кривая усмешка — и у Ромео не осталось выбора.
«И вот теперь я здесь снова выполняю его дурацкие поручения, и что же такое, мать его, со мной делается?»
Он снова повернул за ней, и уличный знак гласил, что они на Балм-оф-Гилеад-Роуд.
Через несколько минут они подъехали к трейлеру. Вошли в него, и он держался за ней. К его удивлению, тут царил порядок, как в корабельной рубке. Стояли деревянные модели креветколовов и на стенах — фотографии Винетты и ее матери. Он спросил ее: «А где твоя мать?»
Она дала ему выпить и включила телевизор. Пока он смотрел один из знаменитых информационных роликов Кристи Бринкли, она открыла и съела банку венских сосисок. Затем приступила к нему. Это было не так плохо. По крайней мере, она действовала быстро и деловито и, хотя и пьяная, не сопливилась. Когда она всем весом распростерлась на нем, его лицо оказалось зажатым между ее большими белыми грудями, он представил себя между «Титаником» и айсбергом и чуть не засмеялся, потому что на мгновение забыл о той работе, за которую взялся.
Пятница
ТАРА жарила яйца для этого ублюдка, потому что он сказал: именно это ему хочется. Она разбила скорлупу и взбила желтки. Затем в своих шлепанцах она подобралась к холодильнику и, извлекая оттуда бекон, молоко и масло, прикидывала, какой яд могла б ему подсыпать. Под раковиной стоял «Драно». Но он крепко пахнет, не так ли? И еще средство против тараканов «Комбат». Может, это нервно-паралитический яд? Есть ли у него запах и вкус? Она представила себе маленькие блестящие кристаллы, которые выжигают землю. Сколько их потребуется? Как много тебе нужно, выродок, чтобы у тебя спина пошла узлами? Может, скрыть вкус кайенским соусом? Она не имела представления. Да и если он съест ее блюдо, в самом ли деле оно прикончит его? Может, его будет просто тошнить, начнется рвота, и он станет еще опаснее, чем сейчас.
И предположим, он в самом деле умрет — что это меняет? Его приятель Ромео все равно будет где-то шляться.
И он сможет убить Нелл. А после этого…
Но кого волнует, что будет после?
«Я не могу позволить, — сказала она себе, — роскошь такого гнева. Голова должна быть ясной. Пожарь ему яйца, налей апельсинового сока и следи за каждым его движением, каждым жестом, за тем, как он впадает в серьезность и как медлит. Выясни, кто он такой. Может, удастся прикинуть, как поймать его в ловушку. И еще присматривать за мамой, чтобы она не сопливилась. И за папой, чтобы не кипел, когда сидит здесь. Чтобы все были спокойны и держались на ровном киле».
Через большие раздвижные стеклянные двери парило солнце.
Она подошла и задернула портьеры.
Семья ела, не произнося ни слова. Закончив с едой, Шон аккуратно вытер губы, откашлялся и сказал:
— Ну ладно. Время поработать над нашей историей.
Все уставились на него.
— Вот в чем моя идея. Дело было так. У меня спустило колесо, я ехал по дороге — и вот вам, спустило колесо. А ты, Митч, оказался рядом и помог мне. Как добрый самаритянин, ясно? Мы подкатили колесо к магазину и накачали его. И тут на обратном пути ты вспомнил, что собирался купить лотерейные билеты для своей жены. И я сказал — эй, а не купишь ли несколько и для меня?
Он ждал их реакции. Никакой реакции не последовало. Он сделал глоток кофе и задумался. Затем покачал головой:
— Нет. Это звучит фальшиво.
Он еще подумал.
— Митч, ты когда-нибудь заходишь в бар?
— Я не пью, — сказал папа. — У Пэтси порой случается.
Тара продолжала наблюдать за Шоном. Он закусил нижнюю губу, и его серые глаза мрачно блеснули, когда он посмотрел на них.
— Все было бы куда лучше, — сказал он, — если бы мы раньше встречались. Ты когда-нибудь был в Огайо?
Отец пожал плечами:
— Проезжал мимо. Однажды. По пути в Чикаго.
— Когда это было?
— Хмм… В 1985-м?
— Давно… Где еще ты бывал?
— Я был в Колумбусе, когда служил в Национальной гвардии. Я имею в виду тот Колумбус, что в Джорджии. Это было примерно в 1991-м.
— А что-нибудь более близкое?
— Однажды меня послали на подготовку в Гринвилл.
— Где этот Гринвилл?
— В Южной Каролине.
— Подготовка для чего?
— Обслуживание копировального автомата «Мита».
— Как долго ты там был?
— Не знаю. Месяца три.
— Когда это было?
— Несколько лет назад. В 2003-м.
— Ты когда-нибудь заходил в бар?
— Нет, сэр.
— Тогда где же я мог встретить тебя? А что, если я, скажем, просто проезжал через Гринвилл в Южной Каролине?
Отец пожал плечами:
— Не знаю. Когда не бывал занят учебой, я оставался в мотеле. Вот и все. Разве что ходил в церковь.
— В какую церковь?
— «Возрождение веры». Как и моя церковь здесь.
— То есть я мог зайти в церковь и встретить тебя там?
— Могли.
— Ты сказал, что церковь тепло встречает незнакомцев?
— О да. У нас там кризисный центр. Для любого, кто оказывается в беде. Я служил там волонтером. Я думаю, что мог встретить вас там…
— Что за кризисный центр?
— Вы же понимаете… А что, если у вас суицидальное настроение? Или вам надо встретиться с кем-то и поговорить, вы в депрессии, наркотики и все такое. Любая беда, о которой вам надо поговорить…
— И ты просто приходишь?
— Большинство звонит.
— Но можно просто взять и войти?
— Можно.
— И сколько людей работают там одновременно?
— Большей частью один человек. Или они принимают звонок и переключают на ваш телефон. Но я бывал там по воскресеньям и понедельникам.
У Шона загорелись глаза.
— Значит, вот так! — сказал он.
Он протянул свою чашку и попросил еще кофе. Тара налила ему. Он продолжал сидеть, держа чашку у губ, но не пил. Он забыл об этом. Он был погружен в размышления, и по губам его бродила легкая улыбка. Тара могла предположить, какая история развертывается у него перед глазами — встреча двух незнакомцев, заблудшего ягненка и доброго пастыря. Он начал смеяться, и отец, должно быть, подумал, что он смеется над идеей христианского центра, потому что сказал: