По терминологии мачо это означает, что она «не дает». Иными словами, приятель, тебе ничего не обломится. Выпивка скрывает недостатки и трещины в таких начинаниях. В те давние времена вы «прочерчивали линию». Нет, не кокаин. Это было еще до того, как мы научились разбираться во взаимоотношениях. Вы следовали строгому ритуалу: вели ее в кино, затем немного выпивали. Она пила апельсиновый сок, а если оказывалась продвинутой, то «Бейбичам». В баре вы засасывали несколько рюмок крепкого, а потом переходили на пиво и прихлебывали его за разговорами. Следующим этапом были танцы по субботам; тогда играли настоящие джазы, это было время их расцвета. Тут начинался настоящий кошмар. Мое поколение не умело танцевать. Девушки могли подергаться и подвигаться, пока домой не возвращались коровы. Парни же лакали спиртное из запрещенных фляжек, старались придвинуться ближе, иногда осмеливались положить руку на плечо, даже нащупать бретельку, а затем неделю заводиться от воспоминаний. Если вас вынуждали присоединиться к ней в быстром танце, вы с блеском демонстрировали, каким настоящим дитем шестидесятых вы являетесь. Проделывали несколько резких движений, не отрывая ноги от пола, и истекали потом. Это сильно смахивало на самую первую репетицию. Все было так, пока я не влюбился в Энн Хендерсон. Но и от этого остались одни черепки.
Итак, мы с Маргарет начали «прочерчивать линию», как в стародавние времена. Мы отправились в кино, прогулялись вдоль залива и покормили лебедей.
Все, как положено в Голуэе.
Я не стал рассказывать ей про убийцу лебедей. Я однажды заметил его около церкви, он стоял, подпирая статую Пресвятой Богоматери. И я не шучу, он действительно к ней прислонился плечом к плечу, ноги расслаблены, как будто он ее лучший приятель. А ведь было время, когда из церкви выскочил бы священник, дал бы ему в ухо и закричал: «Ах ты, поганый щенок. Кто твой отец?»
Теперь такого не увидишь. Священники теперь так боятся пистолетов, что держатся тише воды и ниже травы. При всех этих скандалах церковь уже не может рассчитывать на уважение людей, им бы только не встретиться с толпами линчевателей.
Разумеется, Ронан помахал мне, и Маргарет спросила:
— Вы его знаете?
Как ответить? Я сказал:
— Мы встречались.
Она взглянула на блондина и заметила:
— Он прислонился к Богоматери.
— Вижу.
Парень немного подвинулся и обнял статую за талию. Маргарет разозлилась и сказала:
— Кто-то должен с ним поговорить.
Лозунг наших времен. По мере того, как росло число случаев нарушения общественного порядка, и с появлением массы хулиганов этот лозунг перестает привлекать внимание. Я ответил так же, как и многие другие:
— Не обращайте внимания.
И мы пошли дальше, внеся свою маленькую лепту в огромное море безответственности, которое разъедает саму ткань порядочности.
Маргарет было сорок пять лет, и она недолго была замужем за «холодным человеком». Ее собственные слова. После двух лет во льдах, она от него ушла.
— Значит, вы технически все еще замужем? — спросил я.
Она печально улыбнулась, и ее ответ передал всю сущность ирландской женщины.
— Если брак связан с любовью, то мы никогда и не были женаты.
И больше о замужестве не упоминала. Да и хотелось ли мне об этом знать? Я рассказал ей о своем неудачном браке с Кики, и выяснилось, что мне еще меньше есть что рассказывать, чем Маргарет. Поэтому мы оставили наши браки позади вместе с печалью. Я повел ее на пьесу Джона Б. Кина в зале городской мэрии, которая ей очень понравилась. Я же все время думал о Синге и о том, как мало я о нем знал. Я решил добраться до Чарли Бирна и исправить это положение.
Постель.
Мы ходили кругами вокруг этого вопроса, не зная, как к нему подступиться. Я несколько раз целовал Маргарет при расставании и чувствовал, что каждый раз она обнимает меня немного крепче. Я был у нее дома, в просторной квартире на верхнем этаже в Гринфилдз. Она даже однажды приготовила мне ужин — ирландское жаркое — и сказала:
— Я решила, что ты из тех мужчин, кто предпочитает мясо и картошку.
Я не стал возражать.
Единственное, чего мы избегали во время наших свиданий, были пабы, основа основ ухаживания по-ирландски. Я решил поговорить без обиняков и предложил:
— Мы можем зайти выпить. Я не буду мучиться.
Маргарет внимательно посмотрела на меня:
— Я не любительница выпить, иногда немного вина за едой, но алкоголь не является важной частью моей жизни.
Я так и не увидел, как она пьет этот редкий бокал вина, но не стал настаивать. Она спросила:
— Ты боишься физической близости?
Вот прямо так, в лоб. Я ответил:
— Нет, просто я слегка потрепан. Когда наберу скорость, собираюсь выступить.
Заработал грустную улыбку. Маргарет сказала:
— Давай же направим тебя по этой дороге выздоровления.
У нее была подруга, физиотерапевт, которая согласилась помочь мне. Я начал заниматься с ней. Тяжелое дело, врагу не пожелаешь, но скоро я смог обходиться без трости. Мое колено никогда уже не заживет на все сто процентов, но хромать я стал не так заметно. В тот день, когда я выбросил трость, я переспал с Маргарет. Это было в пятницу. Мы ходили ужинать, вернулись к ней, и я, как обещал, выступил. Не слишком удачно, очень уж быстро. Мы лежали в кровати, и я заметил:
— Я исправлюсь.
Маргарет прильнула ко мне:
— Уж пожалуйста.
В новостях говорили только о войне в Ираке, и люди теперь были в курсе резолюций ООН. Ганс Бликс стал таким же популярным, как Боно. Фонд, организованный часовым в пабе «У Нестора» по поводу даты начала войны Бушем, развалился. Я спросил его:
— Что же случилось со всеми собранными деньгами?
Он уткнулся в свое пиво и отрезал:
— Все пари отменены.
Коротко и ясно. Напишите это на надгробии, получится забавно. Насчет возврата денег никто и не заикался.
Моя дружба с Джеффом начала потихоньку налаживаться, и я снова стал ходить в пивную. Снова сидел на жестком стуле за столиком, который служил моим офисом. Я слышал, что приятеля Джеффа, Пэта, того, которого кастрировали, перевели в Дублин долечиваться. Иногда его судьба бросала тень на наши отношения, но мы никогда не обсуждали ее напрямую.
Я удивился, когда Кэти попросила меня посидеть с их дочкой, Сереной Мей. Я спросил:
— Понянчить ее?
— Вот именно.
— Господи, Кэти, я не знаю.
Кэти немного поправилась, и ей это шло. Она взяла на себя роль матери и домохозяйки с восторгом. Она уже совсем не напоминала обдолбанного панка, которого я когда-то знал. Исчезли почти все следы ее лондонского акцента. Я об этом сожалел. Теперь она говорила как актриса, которая хотела сойти за ирландку. По большей части ей это удавалось.
В те дни и вечера, когда я присматривал за девочкой, я ощущал покой. Малышка не умела ходить, но прекрасно передвигалась на четвереньках. Она вроде бы меня узнавала и сидела тихо, как во время молитвы, когда я ей читал. В основном кучу детских стихов. Я читал ей и по-ирландски, и если Кэти возвращалась рано, она говорила:
— Продолжай. Мне нравится слушать этот язык
Как правило, это был M'Asal Beag Dubb. «Маленький черный ослик» Пэдрега О'Конора. Я не стал говорить Кэти, что в данном случае пьяница читал произведение пьяницы. Она сказала:
— Я слышала, ты с кем-то встречаешься.
Пусть Голуэй и город, но все же это маленький город. Я пробормотал:
— Да вроде того…
Кэти засмеялась:
— Когда ты нас с ней познакомишь?
— Скоро, очень скоро.
Приближалось событие, накапливавшее свою черную разрушительную энергию, чтобы разорвать мою жизнь в клочки, из которых уже ничего не удастся сложить. Кэти сказала:
— Ты хорошо справляешься.
И, как последний дурак, я согласился:
— Лучше, чем я когда-либо мог надеяться.
Не то чтобы это имело значение,
но я пытался придумать способ
отплатить тебе за твою доброту,
и эта расплата всегда сводилась
к истине, что лучше всего тебе
было бы от меня избавиться.
Будь счастлива и скажи моим
сыновьям, что я был пьяницей,
мечтателем, слабаком
и сумасшедшим, все что угодно,
только не говори, что я их не любил.
Фредерик Эксли.
«Записки фаната»
Пришло и миновало Рождество, а я все еще оставался трезвым. С Нового года я отказался от сигарет. Дважды в неделю я навещал мать и клялся, что заберу ее из приюта.
Но не выполнял обещания.
В своих мечтах она уже переместилась в другое место, туда, где она снова была маленькой девочкой, и я понятия не имел, о чем она говорила. Мои отношения с матроной продолжали быть холодными и воинственными. Расследование смерти девушек-студенток окончательно остановилось. Я позвонил Стюарту, сказал, что я ничего не добился. Он попросил:
— Продолжайте искать.
И повесил трубку.
Чеки продолжали прибывать, я продолжал их обналичивать. Ронан Уолл звонил мне все реже и реже, потеряв интерес к игре. Мы с Маргарет все еще держались «своей линии», и жизнь моя шла нормально. Колено зажило, но легкая хромота осталась навсегда.
Я зашел к Чарли Бирну, чтобы поискать книги о Синге, наткнулся на Винни, спросил его, не может ли он помочь. Винни ужасно не любил терпеть поражение, но вынужден был признать, что Синг вне его компетенции. Однако он добавил:
— Здесь есть человек, который тебе нужен.
Я повернулся и увидел солидного мужчину, стоящего у полки с литературной критикой. Винни сказал:
— Мой старый профессор английского и печатаемый автор. — Он быстро добавил: — Не то чтобы он был стар, просто колледж, это ведь так давно было. Он эксперт по Сингу.
Человек вежливо улыбнулся. Вид у него был ученый. Последовал неловкий момент, когда незнакомых людей представляют друг другу, а им нечего сказать. Я пробормотал:
— Я бы хотел найти что-нибудь по Сингу.
Профессор терпеливо улыбнулся, продемонстрировав этой улыбкой, что мы оба знаем, кто из нас идиот. Он сказал:
— Прочтите его отчет о пребывании на острове Эрен.
Я сказал, что обязательно прочту, и еще через одну неловкую минуту откланялся и ушел.
Винни выдал мне следующие книги:
«Как понять Синга. Статьи летней школы Синга, 1991 — 2000», под редакцией Николаса Грина;
«Эренский читатель», под редакцией Брендана и Ruairi O hEithir;
«Эренские причитания» Эндрю Макнейлли;
«Рассказы о паломничестве на Эрен» Тима Робинсона.
Когда он упаковывал мне книги, я сказал:
— Потребуется время, чтобы со всем этим разобраться.
— Но ты узнаешь человека.
— Уверен?
— На все сто.
По прошествии нескольких дней, когда я вошел в гостиницу, миссис Бейли сказала:
— Мистер Тейлор, вам письмо.
Несмотря на мои мольбы, она решительно отказывалась называть меня Джеком. Я взял письмо. Простой белый конверт. Сверху напечатано:
Джек Тейлор
Гостиница «Бейли»
Голуэй
Я сунул письмо в карман и поднялся в свою комнату. К моей двери был прислонен венок. Да, именно такой, какие кладут на крышку гроба. Я взял венок, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Господи, как же мне нужна была сигарета. Опустил руку в карман, чтобы достать пачку, и вспомнил: никаких сигарет. Открыл дверь, вошел, потерянно постоял с минуту, затем подошел к окну, поднял стекло и выбросил венок во двор. Мозг пытался найти объяснение. Розыгрыш? Ошибка? Но легче не становилось. Я сел на постель, тоскуя по тем дням, когда я мог протянуть руку, взять бутылку «Джеймсона» и выпить прямо из горлышка.
Вынимая письмо из кармана, я заметил, как дрожит рука. Разорвал конверт и вытащил карточку с приглашением на мессу. На одной стороне — пурпурные сердца, на другой надпись:
Состоится месса за упокой души Джека Тейлора.
И далее:
С глубокими соболезнованиями,
Дж. М. Синг.
Дыхание перехватило, я даже подумал, что сейчас меня стошнит. Но отпустило, и я присмотрелся к конверту. Письмо было отправлено из Голуэя накануне вечером. Венок он принес сам, но гостиница круглосуточно — проходной двор.
Я снял трубку и позвонил Ридж, рассказал ей все. Она помолчала, переваривая информацию, потом заметила:
— Кто-то с вами играет.
— Bay, надо же, а я сам и не догадался. Хорошо, что сообразил позвонить вам.
— Не смейте разговаривать со мной таким тоном, Джек Тейлор.
Я отступил и попытался исправиться:
— Ну, по крайней мере, вы теперь не станете спорить, что он где-то бродит, что это не дикое совпадение.
Ридж вздохнула:
— Ну и что? Это по сути ничего не меняет. Я хочу сказать — что вы можете сделать?
— Сделать? — переспросил я. — Я могу поберечь свою гребаную спину.
И положил трубку.
Дорожка кокаина, блок сигарет, бутылка «Джеймсона», девятнадцать пинт «Гиннеса» — все это мелькало и плясало перед моими глазами. Я спустился вниз и спросил миссис Бейли, не замечала ли она кого-нибудь странного, проходящего через холл. Она недоверчиво взглянула на меня:
— Странного? Издеваетесь? Да вся страна странная. Утром заходил молодой парнишка, искал работу, так у него в бровях, языке и один Господь ведает, где еще, булавки.
Мне хотелось сбежать, отключиться от всего. Пошел в видеопрокат и набрал много всего. Парень спросил:
— Наверстываете?
— Как будто это возможно.
Вот что я посмотрел за несколько следующих дней:
«Бессонница»
«В когтях дьявола»
«Лантана»
«Донни Дарко»
«Три цвета: Синий»
несколько серий «Симпсонов».
Может быть, я слишком налег на «Симпсонов», но я прерывался на пиццу из «Домино», которую мне доставляли на регулярной основе. Наконец мозг мой получил достаточный заряд, чтобы начать функционировать. Позвонив Маргарет, я пригласил ее прогуляться по набережной. Конец февраля, с моря дует свирепый ветер, разумеется, холодно, но бодрит. Проголодавшись, мы пошли в «Галлеон», где Маргарет заказала цыпленка по-мэрилендски и «кучу чипсов» и спросила меня:
— Джек?
Я изучал меню и сказал:
— Только не пиццу.
— Я думала, ты любишь пиццу.
— Разлюбил.
Я заказал стейк и печеный картофель. Лицо Маргарет раскраснелось от ветра, глаза у нее были живые и довольные. Я заметил:
— Ты выглядишь так, будто только что услышала хорошие новости.
Она широко улыбнулась:
— Так оно и было. Я не хотела говорить тебе, пока не придет подтверждение, но у меня есть место для твоей мамы в «Кастлегате».
— «Кастлегат»?
— Это прекрасное заведение, у них огромная очередь. Там самое лучшее обслуживание. У них фантастическая репутация.
Я не знал, что ответить. Маргарет нахмурилась:
— Я что-то сделала не так? Слишком поспешила? Просто я знала, как ты беспокоишься.
Я взял ее руку:
— Я в восторге. Я чувствовал себя таким виноватым, так стыдился того, что бросил мать в той ночлежке. Спасибо от всей души.
Она просияла:
— Можно перевести твою маму немедленно.
— Я все сделаю завтра.
Когда мы вернулись домой, я любил Маргарет как будто в последний раз. Она сказала:
— Было замечательно.
Может быть, это перебор, но на самом деле стало значительно лучше. Маргарет нужно было рано вставать на работу, так что я выскользнул из постели еще до часу ночи. Она уже спала. Я коснулся ее лица кончиками пальцев, провел указательным пальцем по подбородку. Даже во сне в ней ощущалась сила.
Когда я вышел на улицу, мимо проехало такси, но я слишком хорошо себя чувствовал и решил пройтись. Меня переполняло ощущение благополучия, и я хотел им насладиться. Подходя к Ньюкасл, я краем глаза заметил припаркованный там черный фургон. Когда я поравнялся с машиной, дверь открылась, и, прежде чем я успел что-то разглядеть, я получил удар по голове.
Темнота.
Когда я пришел в себя, первым ощущением была сильная боль за глазами. Я сидел на жестком стуле, но не был привязан. Я находился в каком-то подвале, сидел в торце длинного деревянного стола. За мной стояли двое мужчин в черных капюшонах. Я посмотрел перед собой и увидел человека, сидящего за другим концом стола. За ним тоже стояли двое в капюшонах, как будто мы играли в шахматы для бедных. Вокруг стола выстроились люди в капюшонах с отверстиями для глаз, носа и рта. Одеты все были в темные повседневные одежды, но военного кроя.