Драматург - Чехов Антон Павлович 10 стр.

Моя мать кричала из разверстой могилы: «Джек, я не могу двинуться. Помоги мне!» У меня в руке лопата, и я поспешно сыплю на мать глину. Потом Джефф, с книгой Синга в руке, шептал: «Почему ты не слушал?» И бросил книгу. Как всегда бывает во сне, логика отсутствовала. Книга упала рядом с могилой, и я закричал: «Я не могу это похоронить. Я не понимаю, что происходит!» Потом я хромал вдоль побережья без трости, а Маргарет и Ридж бежали впереди и дразнили: «Эй, догони!»

Я не смог.

Когда я утром проснулся, постель выглядела так, будто в нее попала бомба. Я был весь в поту. Испытывал то, что стали называть эмоциональным похмельем. При этом почти так же погано, как и во время настоящего похмелья. Заставив себя пойти в ванную, я рискнул взглянуть в зеркало.

Милостивый Боже.

Каким же старым я становлюсь? Я мог четко видеть новые морщины на своем лице, глубокие, вечные. Принял обжигающий душ и стал, по крайней мере, чистым, если не обращать внимания на остальное. За кофе решил поохотиться на «Драматурга». Оделся буднично, для работы: выцветшие брюки, теплая рубашка и полицейская шинель. Не могу сказать, что, когда я выходил из комнаты, меня переполняло желание что-либо сделать или я видел перед собой цель. Нет, я просто устал. Миссис Бейли, погруженная в «Айриш Индепендент», сказала:

— Полицейские, полицейские, полицейские.

— Что?

— В Донеголе разразился скандал по поводу взяточничества, унижения, сокрытия фактов, так что после демонстрации общественности в Дублине от работы отстранили семнадцать полицейских. В мое время полицейский мог закрыть глаза на самогон, но сегодня их занесло.

Целая потерянная эпоха заключается в этой фразе: «их занесло». С точки зрения ирландцев, бахвалиться своим общественным положением, считать себя выше общего стада — тяжкое преступление. Это почти то же самое что и «зазнаваться», а это уже последняя ступенька на лестнице тщеславия. Моя собственная тяжелая история службы в полиции совсем не способствовала желанию защищать бывших коллег. Я сказал:

— Других у нас нет.

Миссис Бейли даже перекрестилась:

— Во имя Отца…

Затем добавила:

— Да поможет нам всем Господь.

На этом дело защиты было закрыто. Я оставил миссис Бейли наедине с газетой и положением в стране, спустился к церкви Святого Августина и подумал, не поставить ли несколько свечей. Количество людей, нуждающихся в помощи, явно превышало число свечей, которые я мог зажечь. Я прошел мимо. Рядом с церковью располагался французский ресторан, затем крутая каменная лестница, заканчивающаяся каменной же площадкой. Я встал справа от ступенек и представил себе, как могла упасть та девушка. Сомневаться не приходилось, такое падение могло привести к смерти. Напротив, через дорогу, находится маленький магазин, где продают изделия из серебра. Похоже, они пользовались популярностью. Из магазина вышла женщина, посмотрела на меня, я беспечно махнул ей рукой. Это придало ей уверенности, и она перешла через улицу.

Женщина напоминала цыганку: темные волосы до плеч, темные глаза, худое лицо. На ней была длинная, широкая юбка из тех, что не идут никому. Такие юбки как бы провозглашают: «У меня кривые ноги». Я бы дал женщине лет сорок, если бы не морщины вокруг глаз и в уголках рта. Скорее, больше. Одно можно было сказать точно — она была привлекательна. Женщина сказала:

— Quel dommage, какая жалость.

Французский? Или просто поднахваталась?

Я спросил:

— Вы знали девочку?

— Да, она жила в маленькой квартире на самом верху лестницы.

Я взглянул и удивился:

— Там живут люди?

— Она жила. В этом городе сегодня можно обнаружить квартиры в самых неподходящих местах.

Ее английский был идеальным, хотя акцент слегка слышался. И еще некоторая толика ирландской интонации, которую приобретают люди, изучавшие английский язык в Ирландии. Небольшое смягчение гласных и легкая напевность. Я решил сделать вид, что ничего не знаю, и послушать, что женщина расскажет.

— Я вообще-то не знаю, что случилось.

Она обрадовалась возможности рассказать и начала:

— Ее звали Карен, Карен Лоу, она жила вон там около года, иногда заглядывала в магазинчик. В тот вечер, когда это случилось, она встречалась с друзьями и рассталась с ними около десяти вечера. А без четверти одиннадцать кто-то нашел ее лежащей там, вызвал «скорую помощь» и полицию.

Я постарался сформулировать следующий вопрос как можно более тактично:

— Может быть, она выпила лишнего?

Женщина энергично тряхнула головой:

— Нет, я ее знаю… О, mon dieu, я ее знала. Она иногда ходила в паб, но всегда ограничивалась стаканом лимонада…

Тут она воззрилась на меня:

— Вы не из полиции?

— Нет, нет… Я… из страховой компании.

Женщина чуть не сплюнула и сказала:

— Merde! Они обожают, когда люди платят им деньги, но от них вы никогда ничего не дождетесь. Вы знаете, сколько мне заплатят за магазин?

Я не хотел рекламировать никакую страховую компанию, но решился предположить:

— Много?

Она яростно затрясла головой, в уголке рта скопилась слюна. Я изменил свое мнения насчет ее привлекательности. Теперь я считал, что у нее не все дома. Она сказала:

— Скажите этим мудакам…

Пауза.

Женщина взглянула на меня:

— Это правильное слово?

Кто я такой, чтобы спорить? Хотя подобного выражения от француженки не ожидал. Я бы скорее рассчитывал на что-то более классное, оскорбительное, но элегантное, как положено французам по праву рождения. Но я лишь кивнул, правда без энтузиазма, и она продолжила:

— Скажите им, пусть платят.

— Обязательно.

И я быстро ретировался. Мгновение назад я подумывал, не пригласить ли женщину куда-нибудь, теперь я считал, что ее следует засадить в психушку. Дойдя до магазина подержанной одежды, я рискнул оглянуться. Она все еще стояла у подножия лестницы, уперев руки в бедра, и кипела от ярости. Я свернул направо и направился к центральному магазину на Эйр-сквер. Интересно, не тот ли это «молл», о котором болтала американская девчонка? Там на первом этаже открытое кафе. Я подошел к прилавку, взял кофе и тут заметил блондина, который давно ходил за мной хвостом. Он помахал рукой, показывая на свободный столик, и сел.

Я заплатил за кофе, и девушка сказала:

— Приятного вам дня.

От неожиданности я сумел только что-то проворчать. Непросто нести чашку с кофе и опираться на трость, так что я не слишком быстро добрался до столика.

Блондин поднялся:

— Позвольте вам помочь.

Взял чашку, поставил ее на столик и снова сел. Вблизи он оказался моложе, не дать больше восемнадцати. Я сел и посмотрел ему прямо в лицо. Что-то было не так с его левым глазом. Парень улыбнулся и сказал:

— Джек Тейлор?

Как будто мы были старыми друзьями. Я возмутился:

— А вы кто, черт возьми?

Улыбка сползла с его лица, как будто он не мог поверить, что я его не узнал. Спросил:

— Вы меня не помните?

— Нет, не помню.

Блондин нахмурился, что подчеркнуло странность его левого глаза. Все его поведение определенно было рассчитано на то, что я его узнаю. С ноткой отчаяния он заявил:

— Я Ронан Уолл.

Я вынул из кармана сигареты очень медленно, потом еще неспешнее достал зажигалку. Его терзало нетерпение. Когда я наконец закурил и выдохнул дым, я сказал:

— Ты так это говоришь, будто это должно что-то значить. Ни хрена это для меня не значит, парень.

Слово «парень» ему не понравилось. Он начал стучать пальцами по столу, затем неохотно произнес:

— Лебеди.

Вот теперь я вспомнил. Несколько лет назад кто-то взялся отрубать головы лебедям в провинции Клада. Общество защиты лебедей наняло меня, чтобы разобраться. Не самый лучший период в моей жизни. Я глубоко завяз в разных неприятных событиях, так что не смог сразу сосредоточиться. Мне пришлось ночью сидеть, согнувшись, у стены, отгоняя лебедей и внутренних демонов. Я поймал преступника. Им оказался шестнадцатилетний парнишка, у которого явно съехала крыша. Он потерял левый глаз во время этих событий. Я припомнил, что он был из состоятельной семьи с влиянием, поэтому дело замяли. Кроме глаза, у блондина не было ничего общего с тем психом, которого я видел раньше. Я заметил:

— Ты изменился.

Теперь он снова воспрянул духом. Выпрямился и сказал:

— Полностью.

В голосе послышалось самодовольство, это был тон человека, который достиг определенных высот и уже не подвержен мелким слабостям. Я загасил сигарету, посмотрел парню в лицо и объяснил:

— Я имел в виду, физически.

Он немного растерялся, поколебался и заявил:

— Я вылечился.

Я не возражал поиграть с ним еще, потому сказал:

— Замечательно. Теперь уже не хочется рубить головы лебедям?

Я увидел, как сжались его кулаки. Недавняя живость исчезла, но он попытался улыбнуться и проговорил:

— Я тогда болел, но мне оказали помощь, самую лучшую, и… теперь я студент, у меня только отличные оценки.

Я почувствовал инстинктивную неприязнь к блондину. Всего лишь мальчишка, но чувствовалось уже в нем нечто более взрослое, злобное. Я сказал:

— Что ты изучаешь? Сомневаюсь, чтобы ты захотел стать ветеринаром, или ты изменился… прости, вылечился… до такой степени?

Парень уже полностью был в игре, глаза, вернее, глаз стал напряженным. Он улыбнулся уголком рта:

— Я собираюсь получить степень по искусству.

В моей голове замелькали цифры, соединились точки, и родилось сумасшедшее заключение. Блондин ходил за мной, он раньше привлекался за жестокое обращение, и вот он сидит здесь. Зачем? Я набрал в грудь воздуха и спросил:

— Синг не требуется?

— Что?

— Джон Миллигтон Синг. Будет тебе, ты ведь изучаешь литературу, разве тебе не попадались драматурги?

Если он и был виновен, то ничем это не показал. Мне следовало действовать осторожно. В последний раз, когда я назвал убийцу, я ошибся, и был загублен невинный молодой человек. Воспоминание об этой чудовищной ошибке будет преследовать меня до моих последних дней. Я никак не мог позволить себе еще раз пройти тот же путь. Я пошел прямым путем, просто спросил:

— Зачем ты ходил за мной?

Парень оживился, обрадовался, будто уже не надеялся, что я спрошу.

— Я хотел поблагодарить вас.

— Что?

— Честно. Я был очень болен, мог попасть в настоящую беду, но появились вы, и в результате мне помогли, и теперь я совершенно новый человек.

В его голосе звучала легкая насмешка, поэтому я сказал:

— Давай проверим, правильно ли я тебя понял. Я выстрелил в тебя из шокового пистолета, ты упал в воду, лебеди напали на тебя и выклевали твой левый глаз. Ты за это хочешь меня поблагодарить?

Мое изложение прошлых событий оказало на парня странное впечатление. Его лицо точно осветилось, как будто мой пересказ его взволновал. Он поинтересовался:

— Могу я пожать вашу руку, Джек?

Меньше всего мне хотелось прикасаться к этому парню. Я ответил:

— Ты мне лучше помоги.

На лице его появилось выражение подозрительности и злорадства. Он сказал:

— Я слушаю, начальник.

Я рассказал ему о двух мертвых студентках, смерть которых я якобы расследую для страховой компании. Не мог бы он поспрашивать, ведь он бывает в студенческом городке, узнать, были ли у девушек друзья, добыть нужную информацию. Он полез в карман, достал блокнот и ручку и записал имена и подробности. Я сказал, что заплачу за потраченное время. Парень небрежно отмахнулся. Деньги не были проблемой. Я попросил его дать мне номер его телефона, и он протянул мне визитку. Заметив мое удивление, блондин ухмыльнулся:

— Я весьма организованный человек. Вы дадите мне свою?

— Свою?

— Ну да, визитку. Наверное, на ней написано: Частный детектив. Конфиденциальность гарантируется?

Теперь он издевался надо мной. Я сказал, что визитки у меня нет, и он кивнул, как будто в этом и не сомневался. Я заметил:

— Ты за мной следишь, так что наверняка знаешь, где я живу.

Я встал, ухватился за трость и перехватил его удивленный взгляд. На мгновение я представил себе, что он видит перед собой. Но парень быстро справился с кратковременной потерей контроля и спросил:

— Что случилось?

— Несчастный случай на хоккее.

Я пошел прочь, и он крикнул:

— Знаете, а мы похожи.

Я сказал, не оглядываясь:

— Я так не думаю.

Но последнее слово все же осталось за ним.

— Мы оба пострадали, но продолжаем двигаться вперед — вперед и вперед.

Только музыки не хватает, и вот вам готовый гимн.

В течение следующих нескольких недель я собирал информацию о погибших студентках. Разговаривал с их друзьями, сокурсниками — и не узнал абсолютно ничего. Упоминал при них Синга и видел пустые лица. Ронан Уолл, лебединый парень, часто звонил мне, но не мог дать ничего, что позволило бы мне догадаться, в какую сторону двигаться. Если он и был Драматургом, я не имел возможности это доказать. В его тоне смешивались ехидство, лесть и надменность. Он даже сказал:

— Кто бы мог подумать, что мы станем друзьями!

Я не мог это так оставить и заметил:

— Ты думаешь, мы друзья?

— О, да, Джек, мы очень близки.

Позвонила Ридж, она сообщила, что нет никаких доказательств, что это было убийство. Когда я упомянул книгу, она призналась, что не может это объяснить. Возможно, просто дикое совпадение, один их тех единственных на тысячу шансов, которые не подчинены логике. Я потерял терпение и спросил:

— Вы сами-то в это верите?

— Разве это важно? У нас больше нет ничего, вернее, у вас больше нет ничего.

— Есть кто-то, затеявший странные игры, кому удается убивать и не попадаться.

Ридж сменила тему и попросила:

— Запишите один номер.

Я взял ручку, и она продиктовала цифры. Я записал их и спросил:

— И что мне с этим номером делать?

Ридж с едва сдерживаемым раздражением ответила:

— Если хватит ума, позвоните. Это Маргарет.

— Маргарет?

— Да. Я не меньше вас удивилась. Что она в вас разглядела, мне никогда не понять. Мне казалась, что ваша предыдущая встреча была не слишком удачной.

Мое сердце забилось чаще, я ощутил нечто похожее на волну радости, хотя не мог пока поверить своим ушам. Не способствовало лучшему пониманию и явное неудовольствие Ридж. Я спросил:

— Она мною интересуется?

Злость Ридж была явной, она сердито проговорила:

— Разве я сказала, что Маргарет вами интересуется? Вы слышали, чтобы я это сказала? Ваша способность делать выводы просто непостижима. Я сказала, чтобы вы позвонили ей, но если станете морочить ей голову, будете иметь дело со мной.

— Господи, Ридж, да вы мне угрожаете.

— Вот именно.

Клик.

Я все-таки позвонил Маргарет, и та ответила мне тепло и, надо же, с симпатией. В молодые годы я не был тем, кого принято называть дамским угодником. Алкоголиков отличает смертельная комбинация эго и полного отсутствия самоуважения. Из-за этого ты постоянно путаешься. Ты выбираешь женщину, которая идет первым номером в твоем списке желаний (тут работает эго), затем отсутствие самоуважения уничтожает все резоны, по которым она могла бы тобой заинтересоваться. Так вы спускаетесь все ниже по списку, пока не доходите до благодарных особ. Их благодарность проистекает из того, что никто вообще не обращает на них внимания. Отсюда двойной урон и обида. Весь ущербный процесс заранее обречен на неудачу. Знакомые парни насмехаются: «Она славная девушка».