— Что с тобой? — удивленно спросил Быков, услышав плач мальчика.
— Страшно, — глотая слезы, чистосердечно признался Ваня и положил свою худенькую ручонку на сильную руку Быкова.
— Что же тебя напугало?
— Про жилище Эола очень страшно…
Быков не мог удержаться от смеха, и мальчик вслед за ним тоже заулыбался сквозь слезы.
Ночью в пролетке, накрыв Ваню своим пальто, Быков ехал по Туле. На улицах почти не было огней. Изредка доносился трогательный напев старинной песни. В переулке хрипела гармошка.
— Асик, мосик, колобок… — пел кто-то надтреснутым голосом.
Дом стоял в самом конце переулка.
Быков слез с пролетки и постучал в калитку. Прислушался. Закурил папиросу. Никто не отвечал. Постучал снова. Тоненько заскулила собака. Кто-то зашлепал босыми ногами по комнатам.
— Кого надо? — спросил мужчина, открывая форточку.
— Отоприте, я к вам по делу.
— По делу? Подождите минуту.
Хозяин квартиры был, видимо, очень спокойный и медлительный человек. Он не торопясь двигался по комнате, не спеша зажег большую двенадцатилинейную лампу, старательно покрякал, поговорил о чем-то с самим собой и даже пригладил щеткой волосы.
— По какому делу? — спросил он, приоткрывая дверь, чтобы пропустить нежданного гостя с ребенком. — Прошу садиться, — сказал он, подвигая Быкову табурет.
Быков сел и погладил Ваню по голове.
— Вот мы и приехали.
— Как? — спросил хозяин, удивленно посматривая то на Ваню, то на Быкова.
— Приехали, говорю. Поездка была трудная…
— Да кого же вам надо? Не ошибаетесь ли вы?
— Не ошибаюсь ли я? Нет, я не ошибаюсь. Мне нужно видеть жену Сергея Сергеевича.
— Жену? Так вы бы с самого начала и сказали. Дескать, нужно видеть жену. Только где же вы его жену найдете? Нет её здесь…
— Позвольте, но мне же в Париже дали наиточнейший адрес.
— В Париже? — опять удивился хозяин дома. — Чудной вы человек, тоже сказали — в Париже… Нет её здесь, говорю я вам, а вы туда же — в Париже.
— Куда же она делась?
— Куда? Ну, этого я не знаю. И напрасно вы так громко говорите. Я не на выучке, а вы не закройщик.
— Что?
— Я не на выучке, говорю. Арестовали её на прошлой неделе.
— Арестовали? Но родственники-то у неё тут были?..
— Опять вы про то же. Родственников никаких нет.
— Позвольте… Но мне нужно мальчика оставить.
— Мальчика? Кому же он нужен, мальчик?
— Я хочу его оставить вам…
— Мне? Увольте, прошу вас. И вообще я им человек посторонний. Шапочный, можно сказать, знакомый…
Ваня заплакал.
— Почему мамы нет дома? — спросил он.
— Мама в другой город переехала, — сказал Быков. — Там мы её найдем…
— Извините, — промолвил хозяин, — может быть, так не полагается людей выпроваживать, но только я спать хочу… Нельзя ли вас попросить…
Быков поднялся с табуретки и застегнул пальто.
— Пойдем, — сказал он Ване и взял его за руку.
— Прощайте… — Хозяин закрутил фитиль и поставил лампу на окно. Быков, не оглядываясь, пошел по переулку.
Поезд, уходивший в Москву, был наполовину пуст. Уложив Ваню, Быков долго не мог уснуть и почти до самого утра простоял в тамбуре.
— Что? — спросил Делье, откладывая бритву в сторону. — Почему вы вернулись с Ваней?
— Потому что мать его арестована. Придется мне с ним ездить по России.
— Купи мне лошадку, — попросил Ваня, ухватив Быкова за рукав, — и чтоб из неё шел пар.
— Куплю. Обязательно куплю.
Через три дня они уехали из Москвы.
В Москве Быков подписал контракты на полеты в разных городах России и получил авансом около двух тысяч рублей. Эти деньги он перевел телеграфом в родной город на собственное имя.
Поезд быстро шел на юг, но Быкову казалось, что едут они медленно.
— Есть у вас серьезные конкуренты в России? — спросил Делье однажды вечером.
— Конкуренты? Не знаю. Не думал. И вообще ни с кем конкурировать не собираюсь. А в отношении машины полагаюсь на вас. Многое зависит от механика. Особенно мотор.
— Я постараюсь. Мотор я и с закрытыми глазами могу собрать. А все-таки есть?
— Мне просто хочется летать как можно больше и как можно лучше. Приеду домой, буду летать один, а потом по России поездим, посмотрим…
Поезд остановился у знакомой платформы. Фотографы подбежали к окну и замахали шляпами.
— Так, так… минуточку спокойствия… отлично… внимание… снимаю… — зачастил самый лысый и самый высокий. — Спасибо.
Фотографы отошли от окна. Мужчина в крылатке разгладил черные усы и торжественно сказал:
— Приветствуем первого русского авиатора.
Это был Бембров, памятный Быкову еще по полету в Мурмелоне.
Быков вышел из вагона. Делье осторожно вел за руку Ваню. Толпа расступилась. Тяжело выступая и опираясь на палку, к Быкову приблизился банкир Левкас.
— Здравствуй, — сказал Левкас.
Он обхватил Быкова своими коротенькими толстыми руками и чмокнул в губы.
— Каков? Я не даром потратил деньги.
Стоявшие у вагона люди шумно захлопали Левкасу.
— Меценат, — важно проговорил Бембров, — человек, необходимый для поэзии и спорта. Так сказано у Горация…
Быков молчал.
— Отлично, — нахмурился Левкас. — Очень рад. — На щеках его от злости выступили красные пятна. — Вечером надеюсь увидеть у себя. Нам есть о чем поговорить.
Он протянул Быкову руку, но в это время случилось нечто неожиданное и непредвиденное. Ваня покинул француза и побежал к Быкову. Он быстро бежал по платформе, боясь, что его догонит Делье, но, не добежав двух шагов до летчика, споткнулся и упал.
Быков обернулся и поднял мальчика.
Рука Левкаса повисла в воздухе. Левкас рассердился, но не захотел показаться смешным и пошевелил пальцами.
— Твой? Чудный ребенок.
Он ушел, постукивая палкой. Впереди него, расталкивая локтями толпу, шел Бембров.
Быкова окружили незнакомые люди и, радостно жестикулируя, начали рассказывать о городских новостях. Маленькая веснушчатая гимназистка, чуть не плача от смущения, поднесла букет.
Быков поклонился ей и пошел к выходу. Только теперь он заметил старика в фуражке с выцветшим зеленым околышем. Старичок стоял вдалеке от толпы и внимательно наблюдал за Быковым, приподнявшись на цыпочках.
— Папаша, — воскликнул Быков, — что ж ты запоздал?
Старик радостно закричал:
— Вот-то беда какая, только из газет и узнал!
Увидев мальчика в розовом вязаном костюме, старик не удивился.
— Ну, как? Этого откуда привез?
— Издалека.
— А, понимаю. Что же, ты все по воде ехал?
Быков потрепал мальчика по щеке.
— Нет, не по воде… На вот, возьми его. А сейчас поедем со мной в гостиницу. Познакомьтесь с моим отцом, — сказал он Делье, — люби и жалуй, папаша, это мой помощник и механик.
— Очень приятно, — отозвался старик, — как доехали? Значит, не по воде, а по суше?
— Не понимаю, — улыбнувшись, сказал по-французски Делье.
— Ну и ладно, ну и хорошо.
Возле вокзала их поджидал присланный Левкасом автомобиль.
— Ура! — закричали в толпе. — Скорей назначайте полет!
Отец снял фуражку и поклонился, словно его самого приветствовали на вокзале люди.
В номере гостиницы Быков спросил старика:
— Как жил без меня?
— Плохо жил. Денег Левкас мне не давал… Говорил — ты виноват…
Быков нахмурился.
— На вот, возьми… — он протянул ему сторублевую бумажку. — И с мальчишкой займись, а то мне не до него.
Старик обрадовался.
— Да я уж… А на море сильная качка была? Я-то о Париже слышал, там, говорят, лягушечьи лапы едят под грибным соусом. Вкусно?
О том, как попал мальчик к Быкову, старик не догадался спросить. Разувшись, он ходил босиком по номеру и вел с мальчишкой бесконечные разговоры, посасывая свою витую трубочку.
В номере стало душно и накурено. Быков и Делье поселились в соседней комнате.
Они легли было спать, но едва успели раздеться, как задребезжал телефон. Звонил секретарь Левкаса. Вечером, в восемь часов, банкир приглашал к себе Быкова и его механика.
— Предполагается ужин, — сказал секретарь. — Автомобиль заедет за вами в половине восьмого.
Делье наскоро побрился и достал из чемодана синий костюм, в котором, по его словам, представлялся когда-то сиамскому королю.
— А кто такой Левкас? — спросил он. — Очень богатый человек?
— Левкас? Делец и первейший в наших местах биржевик. Мне сегодня предстоит круто поговорить с ним.
— А как теперь будет с мальчиком?
— С мальчиком? Мальчиком отец займется. Это его дело. Он и придумает.
— Как только выучусь говорить по-русски, обязательно буду пить водку с вашим отцом…
Загудел рожок автомобиля. Посмотрели на часы: без четверти восемь. Через минуту Быков и Делье уже садились в машину. По пути заехали на телеграф, и Быков получил деньги.
Дом Левкаса стоял в центре города, напротив собора, рядом с домом губернского предводителя дворянства. Левкас построил особняк десять лет тому назад, когда начиналось в России увлечение стилем модерн. На стенах дома были лепные украшения и лиловые вычурные разводы. Над пролетом лестницы, в передней, богатое, в декадентском духе, цветное панно изображало древнюю греческую царевну на морском берегу. Окна в доме были овальные, по форме похожие на высокие старинные вазы.
— Господин Делье говорит по-русски? — спросил Левкас.
— Нет.
— Тем лучше. Тогда мы сможем поболтать о делах. Согласен?
Быков молчал.
— Меня очень огорчило твое поведение, Быков. Я верю в твое будущее и только поэтому прощаю твои нехорошие поступки…
— Но чем я провинился?
— Чем? И ты еще не понимаешь, как плохо вел себя за границей?
— Простите, не понимаю.
— Я тебе объясню. Если ты одолжил у доверчивого человека двадцать рублей и отказываешься их потом отдать — это будет хорошо или плохо?..
— Если я занял их у вас, вы хотите сказать?
— Ты меня не учи. Ну, все равно, занял. Чем бы ты был без меня? Железнодорожным телеграфистом из тех, о которых поют куплеты в провинциальных водевилях. Я сделал тебя человеком. Я дал тебе деньги. Я купил аэроплан, на котором ты мог обучаться полетам…
— Но при чем же здесь двадцать рублей? Я просил вас не торопить меня. Я сказал: вернусь, когда достигну первых мест в авиации. В газетах писали обо мне каждый день, причисляли к первому десятку мировых летчиков. Мне нужно было несколько месяцев, чтобы стать первым. Я бы с лихвой вернул долг. Почему вы меня торопили? Почему стали угрожать мне судебным преследованием? А обвинение в шантаже?..
Левкас не хотел говорить о главной причине своего беспокойства и неожиданной торопливости. Дело объяснялось просто: первые успехи Быкова обрадовали Левкаса. Левкас был одним из самых богатых людей юга России. Через влиятельных сановников он начал хлопотать о разрешении Быкову полета в Ливадии, поздней осенью, в присутствии царя. Соверши Быков удачный полет, и меценат русской авиации был бы принят Николаем, свершилась бы заветная мечта банкира…
Вошла горничная, сказала, что ужин подан.
— Прошу, — прищурился Левкас и первый пошел в столовую. Делье, не понимая, о чем идет разговор, догадывался по виду банкира и Быкова, что беседовали они без особого удовольствия, и сочувственно пожал локоть летчика. Быков благодарно посмотрел на своего механика, но ничего не сказал. Чуть сутулясь, он шел за Левкасом. В ярко освещенной столовой сидели гости — приятели, знакомые, компаньоны банкира.
— Мы счастливы приветствовать вас здесь, в нашем дружеском кругу, — сказал Бембров, с опаской поглядывая на важно державшегося Делье. — Первый тост я предлагаю за здоровье нашего уважаемого хозяина, оказавшего такую могучую поддержку первому русскому авиатору-спортсмену.
Выпили по бокалу шампанского.
Маленькая женщина в длинном черном платье с высоким воротником, сидевшая рядом с Бембровым, поднесла к глазам золотую лорнетку. Внимательно разглядывая летчика, она по-французски что-то сказала Бемброву, и тот угодливо захихикал.
— Ты уж извини, — сказал Левкас, положив руку на плечо Быкова, — я не хочу нарушать намеченную раньше программу вечера, и наш деловой разговор перенесем на более позднее время.
Быков ничего не ответил, и Левкас весело проговорил, обращаясь к маленькой женщине:
— Я уже позвал Петю, он с гитарой наготове — и ждет вас, дорогая Лариса Степановна…
Маленькая женщина вскинула кверху голову и мелкими шажками пошла к роялю. Высокий рябой цыган сидел на стуле возле рояля и настраивал гитару.
— Вы мою любимую спойте, я вас очень прошу, Лариса Степановна, — сказал уже захмелевший Бембров.
Женщина прислонилась спиной к роялю, взмахнула руками, словно готовясь к прыжку. Низким, густым голосом запела она цыганский романс на слова знаменитого московского адвоката Плевако, выступавшего на самых громких уголовных процессах, о чем не преминул с горделивой улыбкой сообщить присутствующим Бембров. Левкас благосклонно смотрел на певицу и в такт пению постукивал тихонько пальцами по столу.
Маленькая женщина пела о человеке, измученном ревностью, и о его страданиях, и Быков не мог сдержать улыбки, когда, со странными телодвижениями, изображая переживания отвергнутого влюбленного, она закатывала глаза и размахивала руками:
«Погоди немного, и я в самом деле с улыбкой взгляну на него», — думал Быков, наклонив голову и заранее представляя, как нервно будет вести себя Левкас во время предстоящего объяснения.
Маленькая женщина сделала гримаску, и тотчас же раздались за столом аплодисменты. С любопытством наблюдал Быков за соседями по столу. Чувствовалось, что гости Левкаса пришли к банкиру не из желанья повеселиться: сидели они в большом зале натянуто-строгие, как на деловом приеме.
Маленькая женщина в длинном платье еще несколько раз спела романсы на слова адвоката Плевако и гвардейского офицера фон Дервиза, Бембров сказал еще несколько застольных спичей, сам Левкас негромким невнятным голосом поведал о каких-то своих юношеских похождениях, а конца званому ужину еще не было видно.
Быкову не хотелось больше оставаться здесь и, придвинув свой стул к креслу Левкаса, он вдруг громко спросил:
— Скажите, пожалуйста, Дмитрий Васильевич, как прикажете истолковать вашу последнюю угрозу?
— О чем ты хочешь говорить? — обиделся Левкас. — Ты слишком развязно держишься. Мог бы хотя постесняться гостей и поговорить наедине.
— В том-то и дело, что мне нужно говорить при свидетелях.
— Говори, если тебе так хочется.
— В последней телеграмме вы снова угрожали суровым решением аэроклуба и дисквалификацией во всем мире.
— Да, угрожал, потому что ты вел себя не так, как подобает честному человеку.
— Какое вы имели право угрожать мне?
— Какое право? Или ты забыл условия нашего контракта?
— Какие условия?
— Ты свободен, если уплатишь мне немедленно две тысячи рублей неустойки, как оговорено в контракте.
— Вы нуждаетесь в этих двух тысячах?
— Конечно, нет. У меня капитала немного больше двух тысяч.
Бембров сочувственно подхихикнул. Левкас сердито посмотрел на него, раздраженный неуместным смешком.
— Немного больше, — не сводя глаз с Бемброва, сказал Левкас. — Но если ты хочешь отказаться от моих условий и распоряжаться собой по своему усмотрению, то можешь это сделать. Только потрудись уплатить неустойку.
— Две тысячи?
— Я согласен уступить пятьдесят рублей. Если бы у тебя были деньги, мы сговорились бы и на меньшем.
Быков встал со стула.
— Господа, — сказал он, почему-то пристально глядя на Бемброва, — я прошу вас быть свидетелями.
— Не возражаю. Пожалуйста. Сколько угодно.
Быков, подумав минуту, вынул из бокового кармана пиджака бумажник и положил его на стол.