- А вот и Токаев, - приветствовал генерал-полковник Григория. - Показывай, что купил. Ого, сколько макулатуры! Килограммов десять!
- Двадцать, - поправил Григорий.
Серов развязал шпагат на одной из пачек, перебрал несколько документов и обратился к Кошкину:
- Посмотрите, профессор, на эти бумаги. Для меня это китайская грамота. Стоят они двадцать тысяч марок?
- Это документация из научно-исследовательского центра Сименса, - пояснил Григорий. - Они разрабатывали топливо для Зенгера.
- Вообще-то я занимаюсь воздушно-реактивными двигателями и в топливе мало что понимаю, - проговорил Кошкин, но документы начал просматривать. И уже через десять минут воскликнул: - Не могу поверить! Сколько, вы сказали, стоят эти бумаги?
- Двадцать тысяч марок.
- Они стоят сто тысяч. Двести тысяч. Они бесценны. Это же инструкция по изготовлению ракетного топлива! Наши химики ошалеют, когда их увидят! Иван Александрович, вы сказали, что нам нечего предъявить правительству. Ошибаетесь. Эти документы - уже полдела! Немедленно отправьте их в Москву!
- Значит, не переплатили? - довольно заключил Серов. -Отдыхай, Токаев, ты хорошо поработал.
<p>
XIX</p>
К первому августа никакого отчёта правительству комиссия под председательством генерал-полковника Серова не представила. Григорий Токаев не знал, чем Серов мотивировал невыполнение постановления Совета Министров. Судя по всему, он нашёл какие-то убедительные причины. Или же, что тоже нередко бывало, в Кремле не поставили постановление на контроль. Постановлений принималось много, все не проконтролируешь.
Документы Бергера были доставлены в Городомль Королёву. Специалисты из его НИИ, занимавшиеся ракетным топливом, дали им очень высокую оценку и выразили комиссии Серова благодарность за эффективную работу. Отсрочка была получена, но Григорий понимал, что чуть раньше или чуть позже в Москве вспомнят о постановлении Совмина и потребуют отчёта. Не мог не понимать этого и Серов, но решение, которое он принял, никаким логическим объяснениям не поддавалось.
Заседания комиссии проходили в здании администрации СВАГ в Карлхорсте по вторникам в два часа дня. Когда Григорий с двумя немками-стенографистками входил в зал, все немецкие специалисты уже сидели за столами и перечитывали свои записи, готовясь к выступлению. Но в один из вторников в начале августа никого в зале не оказалось. Это было странно, все немцы были очень дисциплинированными. Через четверть часа пришел дежурный офицер комендатуры и доложил, что подполковника Токаева вызывает на вахту немецкий профессор Ланге. На КПП вместе с Ланге собрались все пятнадцать членов комиссии.
- Герр оберст, нас не пропускают на заседание, - возмущенно обратился к Григорию Ланге. - В чём дело?
- У меня приказ немцев не пускать, - объяснил начальник караула.
- Чей приказ?
- Генерал-полковника Серова.
- Господа, это недоразумение, - обратился Григорий к немцам. - Подождите, сейчас я всё выясню.
- Товарищ генерал-полковник, мне сказали, что вы приказали не впускать в здание членов комиссии. Это так? -спросил Григорий.
- Ну да, - подтвердил Серов. - Мне надоела их пустая болтовня. Мы даём им усиленные пайки, а отдачи никакой нет.
- Значит ли это, что комиссия прекращает работу?
- Значит.
- Мне не кажется это решение правильным. Комиссия создана по постановлению правительства. В Москве вас спросят, почему вы её разогнали. Что вы скажете?
- Да то и скажу. Толку от неё никакого. Ты, Токаев, не сумел собрать в неё нужных нам специалистов.
- Я собрал лучших из тех, кто были. То, что они не могут предложить кардинальных решений, не их вина.
- Я про это и говорю. В комиссии не хватает самого Зенгера. Мы его получим, над этим работают. Мои люди установили его адрес, он живёт под Парижем.
- В таком случае лучше приостановить работу комиссии, а не разгонять её. Когда получим Зенгера, отчёт о работе комиссии будет выглядеть убедительней. Постановление правительства выполнено, комиссия завершила свою работу.
- Где ты, Токаев, научился этой бюрократической казуистике? - поинтересовался Серов.
- Жизнь научила, товарищ генерал-полковник.
- Ладно, убедил. Скажи немцам, чтобы не разъезжались. Когда придёт время, мы их соберём.
- Пайки сохраним? Тогда они точно не разбегутся.
- Это их больше всего волнует?
- Можно понять, жизнь у них очень нелегкая.
- Не нужно было с нами воевать, тогда бы и жили нормально. Чёрт с ними, сохраним.
- Господа, работа комиссии временно приостанавливается, - объявил Григорий немцам на КПП. - Вас известят, когда она возобновится. На это время ваше снабжение сохранится.
Через неделю, вернувшись вечером домой, Григорий с удивлением обнаружил на кухне Бергера. У него на коленях была небольшая чёрная папка.
- Николай Васильевич, что привело вас ко мне? - спросил он, проводив профессора в кабинет.
- Это единственное место в Берлине, где меня угощают настоящим кофе, - с усмешкой ответил Бергер. - Это я так шучу. Нет, Григорий Александрович, меня привело к вам более важное дело.
- Какое?
- Как мне стало известно, работа вашей комиссии по проекту Зенгера приостановлена.
- Вы очень хорошо информированы о наших делах, - заметил Григорий. - Откуда вы это знаете?
- Рассказал знакомый немец, член вашей комиссии. Чем это вызвано?
- Низкой квалификацией немецких специалистов, - неохотно объяснил Григорий. - Работа комиссии возобновится, когда найдут Зенгера. Его уже нашли, он где-то во Франции, под Парижем. Осталось его уговорить.
- Или выкрасть? - предположил Бергер.
- Или выкрасть, - хмуро согласился Григорий.
- Понятно. Я решил, что сейчас самое время продолжить наше сотрудничество.
- Я вас внимательно слушаю.
- В тот день, когда я передал вам документы, я остался на ферме и ещё раз осмотрел сарай, - продолжал Бергер. - У меня было такое чувство, что я нашёл не всё. Я оказался прав. После недолгих поисков нашлась ещё одна стопка документов.
- Снова двадцать килограммов?
- На этот раз меньше. Всего килограмма три. Чтобы нам снова туда не ехать, я захватил часть документации с собой. Посмотрите, вы сразу поймёте, чего она стоит.
Бергер извлёк из папки страниц десять и положил перед Григорием.
Это были такие же исследования по созданию ракетного топлива. Но если раньше в них описывался процесс, то в этих листках был результат. По заключению немецких учёных разработанное ими топливо обеспечивало тягу двигателей в 30 тонн. Это были ещё не 100 тонн, как по проекту Зенгера, но мощность неслыханная, о какой наши ракетчики могли только мечтать.
- Сколько? - спросил Григорий.
- Пятьдесят тысяч марок.
- Цены у вас очень быстро растут, вы не находите?
- Каждая вещь стоит столько, сколько можно за неё получить. Я не навязываюсь. На эти бумаги я легко найду покупателя.
- Где остальные документы?
- У меня дома. Я перевёз их в Берлин, хотя это было очень рискованно. Если бы меня задержал с ними американский патруль, у меня были бы серьёзные неприятности. Я понимаю, Григорий Александрович, вы должны доложить о моём предложении вашему руководству. Доложите. Если оно согласится, завтра в семь вечера я буду ждать вас на том же месте, возле рейхстага. Приезжайте один, с деньгами. Эти листки я вам оставлю. Покажите их своему начальнику. Это поможет ему принять решение. А теперь позвольте откланяться. Передайте вашей милой жене спасибо за кофе.
На следующее утро Григорий вошёл в кабинет Серова и положил на стол генерал-полковника десять страниц, которые оставил ему Бергер.
- Что это? - недовольно спросил Серов.
- Часть документов, которые нам предлагает купить профессор Бергер. Они из того же исследовательского центра фирмы Сименс, который разрабатывал ракетное топливо для Зенгера.
- Он что, еврей?
- Нет, немец.
- А делает всё по-еврейски. Сначала продал нам все документы, а теперь снова продаёт по частям. Сколько он хочет?
- Пятьдесят тысяч марок.
- Не слабо! Сколько их?
- Килограмма три.
- Значит, за двадцать килограммов он запросил двадцать тысяч, а за три пятьдесят? За кого он нас принимает?
- В тех двадцати килограммах было описание процесса, в этих трёх результат. Есть разница?
- Ох, Токаев, не нравится мне эта коммерция.
- Бергер не настаивает. Если не купим мы, он продаст документы американцам.
- Ну точно - еврей! Ладно, берём. Надеюсь, они того стоят.
Кассирша в бухгалтерии посмотрела на Григория с удивлением.
- Вы нас разорите, товарищ подполковник. Что вы покупаете?
- Ловленные мизера, - ответил он шуткой из довоенных студенческих времён.
Ровно в семь вечера Григорий остановил свою "Ганзу" возле рейхстага. Бергер его уже ждал. Он жил неподалёку в полуразрушенном доме. На уцелевшей стене сохранилась табличка с названием улицы и номером дома. В доме когда-то была недорогая гостиница, от неё остались длинные тёмные коридоры с номерами по сторонам. Электричества не было. Бергер впустил Григория в свой номер и зажёг керосиновую лампу, какие в России называют "летучая мышь". Потом извлёк из-под кровати стопку документов, аккуратно перевязанную шпагатом. Толстую пачку марок не стал пересчитывать, только взвесил её в руках. При неверном свете лампы написал расписку и передал Григорию.
- Всё в порядке, Григорий Александрович. Рад, что эти документы попали к нам, а не к американцам. Хотя и не уверен, что это к добру. Пойдёмте провожу вас, а то в этих потёмках вы шею сломаете.
Дома Григорий развязал шпагат и внимательно просмотрел документы. Их ценность была неоспорима, фантастический проект Зенгера становился реальностью. Пока ещё в очень небольшой части, но начало ему было уже положено. И он, подполковник Токаев, который меньше всего хотел принимать участие в подготовке новой войны, приложил в этому руку. Но он был советским офицером и сделал то, что был обязан сделать советский офицер: отвёз документы Бергера в Карлхорст и передал их с рук на руки генерал-полковнику Серову. А дома сказал жене:
- Если снова придёт Бергер, меня дома нет. И никогда не будет.