В комиссии, которую собрал заместитель председателя подполковник Токаев, входили пятнадцать немецких инженеров, имевших отношение к программе Вернера фон Брауна. Наиболее подготовленным из них был профессор Ланге, человек болезненно самолюбивый, совершенно нетерпимый к чужому мнению. Но Ланге и другие немцы участвовали в программе фон Брауна лишь на вторых и третьих ролях и квалифицированно оценить проект Зенгера не могли. Досье комиссии пухло от протоколов, а от ответа на главный вопрос комиссия была так же далека, как в первый день работы.
В середине июля Токаева вызвал к себе генерал-полковник Серов. На столе перед ним лежала толстая папка с протоколами комиссии, он перелистывал их с выражением пренебрежения на хмуром лице.
- Это они о чём, Токаев? - спросил он. - Ты понимаешь?
- Понимаю, - ответил Григорий.
- Так объясни мне.
- Они рассказывают о ракетах. То, что знают.
- А что они знают?
- Кое-что знают. Но не очень много.
- Нам через две недели сдавать правительству отчёт комиссии. Ты помнишь?
- Помню.
- И что в нём будет? Пустая болтовня? Это саботаж, Токаев! Ты кого в комиссию набрал?
- Кто были, тех и набрал. Да, не лучших. А где взять лучших? Одни с фон Брауном в Америке, другие у нас в Городомле.
- Ты не оправдывайся! На Лубянке будешь оправдываться! Что напишем в отчёте?
- Правду. Что комиссия к определенным выводам не пришла, просим передвинуть представление отчёта.
- На сколько?
- Ну, не знаю. Месяца на два.
- А через два месяца что будет? То же самое? Не годится.
- Тогда напишите, что комиссия выразила сомнение, что проект Зенгера может быть реализован. Протоколы дают для этого вывода все основания.
- Ты забыл, что товарищ Сталин сказал? Проект Зенгера должен быть реализован. И он будет реализован. Я знаю, кто для этого нужен.
- Кто? - спросил Григорий.
- Сам Зенгер!..
В этот вечер Григорий вернулся домой около девяти вечера. На повороте к своему коттеджу он отпустил машину, приказав водителю Норберту Винеру заехать за ним завтра к восьми утра. Было полнолуние, дома и деревья отбрасывали черные тени. Неожиданно от стены коттеджа отделилась тёмная фигура и шагнула ему навстречу. Григорий извлёк из кобуры табельный ТТ и передёрнул затвор. И тут же услышал:
- Григорий Александрович, не нужно оружия, я не причиню вам вреда.
Незнакомец приблизился. Это был высокий худой человек лет шестидесяти в тёмном плаще и фетровой шляпе с обвисшими полями.
- Вы кто? - спросил Григорий.
- Моя фамилия Бергер. Николай Васильевич Бергер. Моя семья из обрусевших немцев, мы жили в России ещё со времён Петра Первого.
- Откуда вы меня знаете?
- Расскажу. Только давайте зайдём в дом. У меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.
Григорий убрал пистолет и кивнул:
- Заходите.
Аза, открывшая дверь, с удивлением посмотрела на неожиданного гостя.
- Это ко мне по делу, - объяснил Григорий.
В прихожей гость снял плащ и шляпу. У него были борода, длинные седые волосы и нездоровое бледное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Григорий провёл его в комнату, служившую ему кабинетом.
- Слушаю.
- Когда-то я был профессором химии в Петербургском университете, - начал Бергер. - В 1922 году меня посадили на философский пароход и вывезли из России. Вы знаете, что такое философский пароход?
- Слышал.
- Наш пароход назывался "Обербургомистр Хакен". Вместе со мной плыли философы Бердяев, Франк и ещё много других. Из Петербурга нас доставили в Штеттин. Оттуда мы переехали в Германию. Со мной были жена и сын четырёх лет. При оформлении документов мы назвались немцами. Это помогло нам устроиться в Берлине, но обернулось бедой. В 1939 году сына забрали в вермахт, через три года он погиб в России. Для жены это был страшный удар, она заболела и умерла. А я остался один. Устроился техником в исследовательский центр фирмы Сименс, проработал там всю войну. Когда наши подошли к Берлину, немцы стали уничтожать архивы центра. Я воспользовался суматохой и часть документов увёз за город. А теперь я скажу, что это за документы. Центр выполнял заказы по проекту Зенгера, разрабатывал топливо для его ракеты. Поэтому я пришёл к вам. Вы же занимаетесь проектом Зенгера?
- Откуда вы знаете?
- У меня много знакомых немцев. Один их них работает в вашей комиссии.
- Вы хотите отдать документы мне?
- Нет, Григорий Александрович, я хочу их вам продать. Для человека, который считает себя русским, это не очень патриотично. Но я уже старый, мне нужно на что-то жить. Так что не обессудьте.
- Сколько всего документов?
- Килограммов двадцать. Я выносил их из центра в четыре приёма. Если бы меня задержали, меня бы немедленно расстреляли.
- Сколько вы хотите за них?
- Двадцать тысяч марок.
- Двадцать тысяч? - переспросил Григорий. - Это большие деньги.
- Ценность этих документов намного больше. Можете поверить бывшему профессору химии.
- Я должен доложить своему руководству.
- Конечно, доложите, - согласился Бергер. - Если наша сделка не состоится, мне придётся продать документы американцам. Они заплатят. Но мне бы этого не хотелось.
- Приходите ко мне завтра в это же время, - решил Григорий. - Если меня ещё не будет, подождите, жена вас впустит.
Бергер надел плащ и шляпу, спустился с крыльца, прошёл по дорожке под яркой голубой луной и исчез в чёрной тени деревьев.
Утром Григорий доложил генерал-полковнику Серову о предложении профессора Бергера. Услышав сумму, Серов присвистнул.
- У него губа не дура!
- Можем мы столько заплатить?
- Было бы за что. Вот что, Токаев, поезжай с этим профессором к нему и сам посмотри на эти документы. Своими глазами. Реши, чего они стоят. Действуй.
Вечером Григорий застал Бергера в кухне своего дома. Он пил кофе и рассказывал Азе о Петербурге, каким его помнил. Здесь же крутилась Белла, с любопытством разглядывая необычного гостя.
- У вас чудесная дочка, - проговорил Бергер в кабинете. - И очаровательная жена. Она угостила меня настоящим кофе. Я уже забыл, как пахнет настоящий кофе. По карточкам нам дают по двадцать пять граммов натурального кофе в месяц. Но его не пьют, сразу несут на чёрный рынок и выменивают на еду. Ну что, Григорий, вы поговорили с начальством?
- Поговорил. Получил добро на сделку, но при условии, что документы чего-то стоят.
- Как вы это определите?
- Очень просто. Поеду с вами и посмотрю на них. При вас. Не возражаете?
- Осторожное у вас начальство.
- Да, - согласился Григорий. - Никому не хочется покупать кота в мешке.
- Договорились. Завтра утром я буду ждать вас у рейхстага. На вашей машине есть пропуск?
- Есть.
- Будьте в военной форме. А водителя отпустите, свидетель нам не нужен.
- К чему такие сложности? - не понял Григорий.
- Документы в американской зоне.
За время пребывания в Берлине Григорий много раз проезжал мимо рейхстага, но так и не привык спокойно смотреть на изуродованное бомбами и снарядами величественное здание. Бергер ждал его у колоннады главного входа, снизу доверху покрытой автографами советских солдат. Машина беспрепятственно пересекла американскую оккупационную зону, выехала за город и свернула к заброшенной ферме. От дома остались только одна стена и печная труба, а каменный сарай был совершенно цел. Бергер погремел замком и засовом, скрылся в сарае и минут через десять появился с двумя тяжелыми стопками бумаг, перевязанными шпагатом.
- Читайте.
Бегло просмотрев документы из первой стопки, Григорий понял, что двадцать тысяч марок - ничтожно малая цена за них. В документах было описание опытов, которые проводили немецкие химики, работавшие над созданием топлива для ракеты Зенгера. Всё было оформлено с немецкой тщательностью - и удачные опыты, и неудачные. Неудачные опыты анализировались, вносились коррективы в дальнейший ход исследований. Документы из второй стопки имели такую же ценность.
- Николай Васильевич, вы продешевили. Эти бумаги стоят больше двадцати тысяч марок.
- Сколько? - поинтересовался Бергер.
- Даже не знаю. Но много больше. Беру. Грузите все документы в машину, в Карлхорсте вы получите деньги.
- Не так, - возразил Бергер. - Я получу их здесь. Возвращайтесь в Карлхорст, возьмите деньги и завтра привезите их сюда. Я буду вас ждать, а переночую в сарае.
- Вы мне не доверяете?
- Не вам. Вашему начальству. Никто не знает, что ему придёт в голову. Я не могу рисковать.
С этими словами Бергер аккуратно перевязал стопки шпагатом и унёс в сарай.
- Ну что, посмотрел бумаги этого профессора? - спросил Серов, когда возбужденный Григорий ворвался в его кабинет. - Стоят они двадцать тысяч?
- Стоят много больше. Ценной информации в них в сто раз больше, чем во всех протоколах комиссии. Нашим химикам не придётся повторять ошибки, которые делали немцы.
- Значит, покупаем?
- Покупаем.
- Добро. Скажи в бухгалтерии, что я приказал выдать тебе двадцать тысяч под отчёт. И не забудь взять у Бергера расписку.
На другой день Григорий повторил вчерашний маршрут. Ещё издали он увидел высокую худую фигуру профессора возле каменного сарая. Бергер молча взял деньги, сунул их, не считая, в карман, потом вынес из сарая четыре стопки документов и погрузил в багажник "Ганзы". Написал расписку и отдал Григорию. Но сам в машину не сел. Объяснил:
- Поезжайте один. Если американский патруль вас остановит и найдёт документы, вы отговоритесь. А если с вами буду я, меня примут за советского шпиона. Езжайте, Григорий, а я как-нибудь доберусь. Было приятно иметь с вами дело. Не прощаюсь надолго, мы ещё встретимся.
В кабинете Серова в Карлхорсте Григорий застал профессора Кошкина. Он сидел сбоку начальственного стола и хмуро листал протоколы заседаний правительственной комиссии.