Валентин Иванович Варенников
Неповторимое
Книга 2
Посвящается соотечественникам и особо — офицерскому корпусу
Предисловие ко второй книге
Вторая книга включает только третью часть «Неповторимого» — «Жизнь без войны. Север».
Показаны непростые условия перехода армии в целом на «мирные рельсы» после тяжелой и длительной войны. Особо сложно это было делать войскам за рубежом, далеко от своего Отечества.
В Группе Советских оккупационных войск в Германии наши войска в первый послевоенный год наводили в своей зоне элементарный порядок — собирали оружие и боевую технику противника, отлавливали скрывающихся нацистов и задерживали подозрительных лиц, убирали руины и помогали немецкому населению налаживать работу коммунального хозяйства и вообще создавать нормальную жизнь.
Личный состав частей и соединений Группы Советских оккупационных войск в Германии постепенно втягивался в боевую учебу. Одновременно началось крупное сокращение войск. В связи с этим проводилось значительное перемещение и увольнение офицерских кадров, а отсюда и возникновение проблем. Главнокомандующим Группой Советских оккупационных войск в Германии назначается наш командарм генерал армии В. И. Чуйков. В целях улучшения воинской дисциплины и порядка в войсках он максимально повышает требования. Мы это приветствовали, хотя и было трудно (младшие офицеры были переведены на казарменное положение).
Моя первая встреча с Брежневым. Учеба в Военной академии имени М. В.Фрунзе. Смерть Сталина, похороны. Рассуждения о вожде. Хрущев насильственно навязал партии и народу мысль о том, что якобы необходимо бороться с культом Сталина. Фактически это была его личная гнусная месть. Вместе с так называемой «борьбой с культом» мы растоптали все свои знамена, уронили честь и достоинство советского народа и страны в целом.
Служба в Заполярье — тоже романтика. Север заворожил меня почти на 15 лет. Но в награду командую четырьмя разными полками, мотострелковой дивизией и армейским корпусом (корпусом уже после Военной академии Генерального штаба). На Севере познакомился с замечательными личностями: А.Н.Косыгиным, Н.И.Крыловым, А.А.Чабоненко, М.И.Казаковым, Б.В.Поповым, А.С.Дрыгиным, Г.В.Романовым.
Все, что пришлось мне на Севере делать, с кем довелось мне в это время служить, конечно, являлось для меня лучше всякой академии. Служба была тяжелая, но не в тягость — душа пела. Далеко не комфортные коммунальные условия, исключительно суровый климат требовали, а внимательная и без опекунства позиция начальников обязывала меня (и стимулировала) проявлять инициативу во всех вопросах жизни, быта и деятельности войск. Фактически я был полностью поглощен заботами о подчиненных. И это было не напрасно — дела оценивались высоко.
Часть III
Жизнь без войны
Север
Переход Вооруженных Сил к мирной жизни. Группа Советских оккупационных войск в Германии. Учеба в военных академиях. Долгая служба на Севере. Личные суждения об исторических личностях.
Глава I
Первые послевоенные годы
Мы на юге Германии в Тюрингии. Контрольные проверки населения и объектов. Поймали «Гитлера». «Картинки» будней. Расформирование 35-й Гвардейской и других дивизий. Неустойчивость и колебания. Чуйков проявляет характер как Главнокомандующий. Казарма. На перепутье. Мои обращения в кадровые органы продолжаются.
Вернувшись в родную дивизию после обоих парадов Победы, я застал свой 101-й Гвардейский стрелковый полк уже в Плауэне — крупном немецком городе, расположенном на границе Тюрингии и Саксонии. Это на юге страны. Вообще у Германии есть два Юга — один на границе с Чехословакией, а второй — на границе с Австрией и Швейцарией. Второй Юг южнее первого на 400–500 километров. Но и первый, условный Юг, куда относился и Плауэн, конечно, значительно отличался от центра, востока и тем более севера страны. Это красивая, всхолмленная и даже гористая местность, достаточно сильно расчлененная реками и речушками, с множеством небольших озер, прудов и с крупными лесными массивами. В лесах преобладали благородные виды деревьев: сосна, ель, пихта, граб, бук, а в поймах рек — клен, береза, ольха. Большинство лесов окультурены, ухожены, а многие и искусственно выращены. Несмотря на войну и боевые действия, в этих, как и в других районах Германии, сохранился животный мир — это преимущественно косуля, олень, кабан, заяц. Земля богата разнообразными месторождениями полезных ископаемых, вплоть до железных, свинцово-цинковых, медных и урановых руд. Плюс большие залежи бурого угля. Руками трудолюбивых, пунктуальных и дисциплинированных немцев десятилетиями и веками на этой земле создавались обустроенные населенные пункты, развитая промышленность и сельское хозяйство. Все это в основном сохранилось, несмотря на войны, развязанные германскими предводителями. Сохранились даже тяжелые дворцовые часовни — капеллы, мощные соборы, храмы с величественными башнями, а также многочисленные замки по всей стране. Немецкий народ отличается достаточно высокой культурой, о чем свидетельствуют его наука, и искусство, и литература, и музыка, и зодчество.
Все это уже тогда, в 1945 году, возбуждало в сознании молодого офицера множество вопросов, которые в итоге сводились к одному — почему Гитлер развязал войну, ведь немцам всего хватало, жили они нормально. Строя разумно внешнюю политику, а на ее основе и международную торговлю и т. д., можно было бы обеспечить хорошую жизнь народу без всяких потрясений. Война же якобы за жизненное пространство, как внушали миру Гитлер и Геббельс, — это бред и политическая бутафория, которыми германская элита прикрывала и оправдывала агрессивную политику Германии в отношении других народов. Германский фашизм, стремясь уничтожить многие народы, а их территории и богатства захватить для обеспечения процветания арийской расы, к сожалению, находил значительную поддержку у немецких обывателей. Почему? Да потому, что Гитлер играл на чувстве расового превосходства арийца, якобы призванного самим Богом быть владыкой мира, а следовательно, и все народы, и все блага должны быть у ног немецкой расы. Тем самым Гитлер развивал у своих соотечественников это чуждое нормальным людям человеконенавистническое качество. Расизм в Германии был принят официальной идеологией, и, если кто-то пытался этому противостоять, тот был раздавлен.
Все это мне виделось еще в 45 году. Мы частенько обсуждали эту проблему среди товарищей и, наблюдая благожелательное к ним отношение со стороны немецкого населения, прекрасно понимали, что народ Германии неповинен в войне. Поэтому и наше отношение к нему тоже было благосклонным.
Несмотря на то что на исходе был уже второй месяц после окончания войны, Советское командование после встречи наших войск и войск союзников на Эльбе и окончательного решения вопроса о сферах и зонах контроля германской территории оккупированными войсками приняло решение о проведении тщательной проверки всех и вся, что было в нашем ведении. Главная цель — изъятие оружия, боеприпасов, боевой и иной бесхозной техники, разминирование объектов и дорог и, что особо важно, недопущение укрытия военных преступников. Работа проводилась при активном участии работников «СМЕРШ» — представителей КГБ.
Город Плауэн тоже был в сфере этого контроля. Он был поручен нашему 101-му Гвардейскому стрелковому полку 35-й Гвардейской стрелковой дивизии. Город и его окраины были разбиты на три сектора. На каждый из них поставили заместителя командира полка, в ведении которого находились определенные подразделения для решения практических задач. Один из секторов оказался в моем ведении. Подразделения полка относились к выполнению задачи весьма ответственно. Причем мы не скрывали от местных жителей целей проведения мероприятий. Наоборот, стремились возможно популярнее и шире довести эти цели до населения и привлечь его к нашим действиям. Мы разъясняли, что в основе всего лежит создание безопасности как для воинских частей Советской Армии, так и для местных жителей.
Действительно, было много случаев, когда с помощью немцев мы находили склады (или нечто вроде складов) оружия и боеприпасов. Обнаружили шесть неисправных бронетранспортеров. Все это было найдено в прилегающих лесах. Но самое главное — то, что удалось обезвредить один крупный фугас непосредственно в Плауэне, на машиностроительном заводе, и разминировать крохотную фабричонку в Эльснице — небольшом населенном пункте южнее Плауэна. В обоих случаях положительную роль сыграла информация, полученная от местных доброжелателей. И поскольку обезвреживание было, в первую очередь, в интересах населения, мы старались в меру своих возможностей поощрять этих информаторов. Одновременно сообщали по местному радио и в газетах о самоотверженных поступках немцев, стремившихся своими действиями не допустить возможные человеческие жертвы.
Когда закончилась эпопея с контрольными проверками, то нашему полку было поручено принять службу на временно определенной границе с союзниками в районе Хиршберга. Моя оперативная группа, отвечающая непосредственно за охрану границы в Хиршберге и прилегающих районах, располагалась в Гефеле — это до десяти километров от границы. Командование и штаб полка с подразделениями обеспечения и обслуживания находились в Целленроде, а штаб дивизии — уже в крупном городе Грейце.
Хиршберг расположен на берегу небольшой, но бурной в этом месте реке Заале. По ту сторону реки, фактически почти против каждого нашего поста, стояли американские посты. Но если мы несли службу как полагается, круглые сутки, сменяясь через каждые два часа, то у американцев это выглядело совершенно иначе.
Они развернули палатки прямо у реки, как туристы, и предавались в основном развлечениям, в том числе и с девицами. День и ночь звучала танцевальная музыка, подпившие солдаты вовсю горланили песни. А охране обозначенной границы — никакого даже формального внимания.
Наблюдая картину столь поразительной беспечности и безответственности и видя, что все это разлагающе действует на наших солдат, я вынужден был приблизительно через неделю пригласить к себе сержанта американской армии и сказать ему, что хочу увидеть их начальника — офицера. Сержант охотно взялся немедленно выполнить мою просьбу — вернулся к себе, сел на мотоцикл и помчался к своему руководству. Но после нашего с ним разговора, перед тем как уехать, допытывался — не может ли он, сержант, решить все возникшие у меня вопросы и следует ли беспокоить начальство. Я вынужден был сказать ему, что должен разобрать некоторые проблемы именно с офицером. Часа через полтора приезжают уже знакомый мне сержант на мотоцикле и на джипе — два офицера — капитан и лейтенант. Оба навеселе.
Капитан за рулем, еще не остановив машину, кричит на ломаном русском языке:
— Хеллоу, сосед! Я каждый день ждал, что ты меня пригласишь. Ну, как живет русский капитан и его солдаты?
— У нас все прекрасно, — отвечаю я, поддерживая взятый капитаном тон, — вот решил с тобой встретиться, познакомиться, а то получается как-то неудобно: союзники, несколько дней стоим на одном участке, а друг другу в глаза еще не смотрели. Русские любят, чтобы все было ясно и открыто.
— Да, да! Мы в этом убедились. И еще мы знаем, что они очень выносливые и мужественные люди — такую войну вынести на своих плечах мог только русский…
— Не просто вынести на плечах, но и победить, в прах повергнуть врага.
— Именно в прах. И это мы сделали вместе, все союзники.
Не желая развивать мысль, как мы это «сделали вместе», и тем более о роли и месте каждого союзника в победе, я перевел разговор на другую тему:
— Капитан, ты откуда знаешь русский? Жил в России?
— О, это интересная история, но прежде, чем о ней говорить, нам надо выпить за встречу и за союзничество, — засмеялся капитан и сказал лейтенанту по-английски, чтобы тот организовал все в машине, а потом снова обратился ко мне: — Ты же любишь виски? Это прекрасный напиток!
— Во-первых, если давать оценки напиткам, то у каждой нации есть на этот счет свои взгляды. Для русских лучше русской водки ничего не существует. Вот почему мы делим нашу водку только на два сорта: «хорошая» и «очень хорошая».
— Это прекрасные категории, — снова засмеялся капитан.
— Во-вторых, — продолжал я, — сейчас время рабочее. Надо нести службу, а мы вдруг организуем «чаепитие». Я вас обоих приглашаю к себе в штаб в Гефель, и мы все это отметим в нормальных условиях.
— Нет, нет, спасибо. У меня сегодня встреча со своими начальниками, с тобой мы еще встретимся не один раз. А сейчас просто символически надо отметить прямо на границе, — не отставал капитан.
— В-третьих, — мгновенно сориентировавшись, сказал я, — любой военный обязан принимать решение, исходя из сложившейся обстановки. Поэтому я решил принять «вызов» моего союзника и выпить за совместную хорошую службу на границе.
Похлопывая друг друга по плечам, мы устроились в джипе, где лейтенант уже все приготовил. Мой собеседник взял какой-то сосуд типа термоса и наполнил пластмассовые стаканчики доверху. Мы произнесли речи и выпили. Капитан, не закусывая, стал разливать виски, приговаривая:
— Как у вас говорят, посуда не терпит пустоты.
— Тем более что решено отметить встречу только «символически», — продолжил я, а сам все время думал о главном: надо выяснить — почему американцы не несут службу, а только предаются развлечениям.
Капитан и лейтенант, которым он переводил сказанное мною, искренне и заразительно смеялись. Им особенно понравилось, что водка у нас только двух сортов. Однако, несмотря на установившуюся нейтральную обстановку в нашем небольшом застолье, я вынужден был все-таки прояснить о службе на границе и спросил капитана, не мешают ли наши солдаты, патрулирующие на своих участках, американским солдатам веселиться? Тот долго хохотал, вытирая слезы. А когда я добавил, что они, американцы, наверное, считают, что нет смысла нести службу с двух сторон, потому что советский Иван не пропустит никого ни туда, ни обратно, американские солдаты уверены в их надежности и поэтому занимаются только личными делами и, наверное, вообще не знают, где граница и зачем они здесь, — капитан вообще покатился со смеху и долго не мог прийти в себя. Наконец он привел себя в порядок, мы еще раз чокнулись, и тут вдруг заговорил лейтенант:
— Меня многие уверяли, что русские — это суровые, неразговорчивые люди. А они, оказывается, очень общительные и к тому же интересные юмористы.
— Думаю, что ваши коллеги, которые давали нам характеристику, имели к тому основание. Но им просто не повезло — они видели, очевидно, нас только в работе. А любую работу мы выполняем, как правило, молча, очень серьезно и капитально. В том числе, если кому-то надо набить морду, мы делали это основательно, чтобы запомнил на всю жизнь.
Американцы опять принялись смеяться, но уже более сдержанно. Наконец после моих настойчивых просьб капитан рассказал историю, которая прояснила, откуда он знает русский язык.
— Мои далекие предки проживали во Львове, точнее, в Бродах. Там жило много русских, украинцев и белорусов. Когда произошло первое разделение Речи Посполитой, то они вместе с соседями перебрались в Сандомир и образовали вблизи города на берегу Вислы несколько хуторов. Как ни странно, среди переселенцев были и русские. Моим повезло, — они сколотили капитал и переехали вначале в город, т. е. в Сандомир, а затем в Лодзь. Там открыли свое большое дело — мануфактуру. В 1905 году прокатилась волна восстаний. Она началась у вас в России и дошла до нас. Мои родители и родственники вынуждены были покинуть Польшу и уехать в Штаты к своим знакомым. Они поселились в штате Джорджия. Там есть такой городишко Саванна. Он стоит в устье одноименной реки Саванна на берегу Атлантического океана. Это моя Родина. Там красиво, богатая растительность. Круглый год лето. В декабре и январе температура немножко понижается и льют дожди. Но в целом у нас всегда тепло. И народ приветливый. Среди наших друзей было две русских семьи, которые прибыли в эти края почти одновременно с нами. Переселенцы создали общину, которая помогла всем обустроиться. Туда входили и русские. Родителям и здесь повезло — их дело процветало. Русские работали у моих на фабрике. Со временем я окончил военный колледж и стал офицером. Для меня высадка морского десанта на севере Франции было великое дело. Сейчас командую батальоном. Мой штаб и штаб полка стоят в Хофе. Приезжай к нам — всегда будем рады. Так вот, общение с русскими в Америке помогло мне узнать русский язык. Отец знает русский гораздо лучше меня. Летом 1918 года, мне тогда был всего один год, он побывал с нашими войсками в Архангельске. Много об этом рассказывал, когда я уже подрос. У вас были большие беспорядки в стране, и американцы вместе с европейцами — англичанами и французами хотели помочь вашему народу. У отца осталось много друзей и приятелей в Архангельске.