Он продолжал ходить по комнате, рассматривая каждую вещь и ставя её обратно на место.
— Больше никаких следов.
— Они, видно, боролись, — сказал Николай. — Все вещи раскиданы.
— Возможно, — обронил Силуянов. — Но больше смахивает на то, что они что-то искали. В борьбе можно стул опрокинуть, стол, кресло сдвинуть, но нельзя же выбросить из ящика комода содержимое. — Он замолчал, весь уйдя в поиски дополнительных улик. Изредка бормотал: — Не курили, не пили…Так получилось или работали профессионалы?
— Вы думаете, их было много?
— Пока трудно сказать. В одиночку такие дела не совершаются. А кроме икон, может, ещё что-нибудь пропало? — обратился участковый к тётке Вере.
— Да и не знаю, родимый. Я бы и про иконы не вспомнила, если бы не Коля… Я как в тумане была…
Силуянов прошёл в комнату, где раньше висели иконы, встал на стул и стал осматривать божницу в углу. Провёл пальцем по полке, проверяя, пыльная ли она.
— И много икон у старика было? — спросил он, закончив осмотр.
— Я точно не знаю, — ответила тётка Вера. — Никогда не считала их. Стоят себе и стоят… Образ Казанской богоматери, Утоли мои печали, — она загибала пальцы на руке.
— Шесть икон было, — перебил её Николай.
— А вы откуда знаете? — спросил Силуянов, слезая со стула. В его голосе Николай уловил нотки подозрительности.
— Я каждую икону могу описать. Я художник, и Геронт как-то пригласил меня к себе на предмет изучения имевшихся у него икон, чтобы я определил, какая какую ценность имеет.
— И определили? — заинтересованно спросил Силуянов.
— Ну я не большой спец в этом деле, но кое в чём разбираюсь. Иконы были не старинные, где-то конца прошлого века, написаны предположительно монахами какого-либо близлежащего монастыря. Правда, одна или две иконы, полагаю, были работы середины восемнадцатого века.
— А зачем ему понадобилось знать цену? Он что — хотел продать их?
— Он говорил, что дачник один шибко интересуется. Купить хочет. Геронт продавать не собирался, но цену знать хотел.
— Дачник, значит?
— Он сказал, что дачник.
— А как фамилия дачника, где живёт — не говорил?
— Не говорил, а я и не спрашивал.
— Вот это зря.
— Мог ли я предполагать, что это пригодится.
— Может, хоть имя дачника называл, отчество — Степаныч, Петрович?
— Не называл. Не помню.
— А давно это было?
— Да недавно. Сейчас точно вспомню. Я у него раза три был. Месяца не прошло, как приходил в последний раз.
— И с тех пор больше, значит, не виделись?
— Почему же. Совсем недавно он ко мне заходил?
— Зачем?
— Из лесу шёл, по пути заглянул, спросил, когда в город поеду, чтоб захватил его. — Николай не стал говорить про икону, которую Геронт отдал ему на реставрацию, посчитав, что это к делу не относится.
— А зачем он в город собирался, не сказал?
— Я не спрашивал. Наверно, по хозяйским делам, купить что-нибудь.
— Вы с покойным были хорошо знакомы?
— Я его с малолетства знаю. Дед мой хорошо его знал, он у меня председателем первого в здешних местах колхоза работал. Встречались мы довольно часто — соседи всё-таки. Подвозил его несколько раз в город, из города. Вот и всё.
— Ну как, не вспомнили, может, ещё что-то взято из вещей? — обернулся Силуянов к тётке Вере, которая стояла, не слушая разговора, а соображая что-то в уме.
— Не припомню, — пожала она плечами. — Не знаю, что и сказать. Вроде крупные вещи на месте, а о мелочах я и сама не знаю. Вот скатертью стол у него в передней был покрыт, её нету. А об остальном надо бы дочку его спросить. Уж она-то должна знать.
— В скатерть они могли иконы завернуть, — предположил Николай.
— А у вас иконы в доме есть? — спросил Силуянов тётку Веру.
— Есть. Как же не быть! Хотите посмотреть?
— Да нет, не надо, — задумчиво проговорил Силуянов. — Это я так, к слову… Значит, вчера вечером он ещё был жив?
— Что ж вы не верите мне? Я заходила…
— Помню, помню, — машинально ответил Силуянов, думая о чём-то другом. — Давайте дорогу осмотрим, — сказал он, подходя к двери, ведущей в сени. — Может, там чего обнаружим.
Сойдя с крыльца, он принялся рассматривать землю около палисадника, дорогу, ведущую за хутор. По ней редко ездили машины, пешеходов было немного, и она потихоньку зарастала курчавым спорышем да жирным подорожником. В этой растительности трудно было что-либо заметить. Но Силуянов заметил.
— Вот здесь влажная почва и на ней отпечатались следы колес наших машин. К убитому никто в последние дни не заезжал, не приходил? — обратился он к тётке Вере.
— Да кому мы нужны! Кто к нам… Хотя, что это я, старая. Был, был один. Как раз три дня назад. Грибник. Высокий, в брезентовом плаще с башлыком.
— Точно грибник?
— Да что я, корзины что ли не видала.
— В дом заходил?
— Заходил. Да к нам грибники или, если кто по ягоды, за клюквой, морошкой на болота идут, заходят. Кто дорогу спросить, если заблудился, водицы испить, молочка попросить…
— Долго этот грибник у Геронта пробыл?
— Долго. Полчаса это точно.
— Как он выглядел, не запомнили? Ну кроме того, что он высокий. Старый, молодой?
— Да откуда мне знать! Я лица не видела. Со спины смотрела, лицо-то башлыком закутано… Сапоги резиновые, видать, нога здоровенная. По всему средних лет, не молодой, но и не старик, грузный такой…
— Может, этот грибник был на машине?
— Не видела.
— Конечно, если он не просто грибник, то не дурак на машине к крыльцу подъезжать, — говорил Силуянов, выходя за хутор на просёлочную дорогу, всматриваясь в каждый куст, лопух, крапиву. Часто нагибался, шевелил траву.
В одном месте долго рассматривал землю, опустившись на колени, потом подозвал к себе Николая:
— Что-нибудь замечаете?
— Вижу.
— Что?
— Следы от протекторов колес.
— Точно. Глаз у вас зоркий. След отчётливый. Земля была влажной, и рисунок хорошо отпечатался. Смотрите, они не похожи на рисунок ни ваших шин, ни наших.
— А чьи же они?
Силуянов, глядя снизу вверх на Воронина, ответил:
— Возможно, тех, кто приехал и убил Геронта.
— А почему они только у Геронта были, а не зашли к тётке Вере? У неё тоже иконы есть, притом ценнее Геронтовых.
— Если бы только это знать, — вздохнул Силуянов.
— Может, были какие-то другие мотивы? — предположил Воронин, сам не уверенный в иных версиях.
— Не думаю. Мотив один — грабёж. Любителей поживиться за чужой счёт только прибавляется. Старинные иконы всегда были в цене за границей, сами об этом лучше меня знаете, только трудно было вывезти. А теперь идут за рубеж потоком. Возможно, грибник был наводчиком, разузнал, что есть иконы, как проникнуть в дом. Следов взлома дверей или окон нет. Выходит, значит, что Геронт сам открыл дом. А кому открыл? Кого он знал. Может, грибнику этому.
— Посередине ночи?
Силуянов пожал плечами.
— Зачем старика-то душить, — продолжал Воронин. — Ну связали бы, кляп в рот, чтобы не кричал, взяли нужные вещи и ищи свищи…
— А это требуется раскрыть… Меня самого смущает то, почему они к соседке не зашли…
— Может, их что-то спугнуло? — предположил Воронин.
— Возможно. А следочек надо на память оставить, слепочек сделать.
Залив гипсом след протектора, Силуянов подождал, пока он застынет, убрал слепок в машину и сказал Николаю и тетке Вере:
— Я возвращаюсь в город. Дело передам следователю. Нужно будет, он вас вызовет, а может, сам приедет. Не знаю, до свидания!
Он взял под козырек и сел в машину. Урча мотором, уазик медленно покатил по улице, покачиваясь на колдобинах.
Когда они остались одни, тётка Вера спросила Воронина:
— Забыла узнать у тебя: телеграмму отправил?
— Конечно, отправил, тётя Вера. И заехал по пути в акционерное общество «Спасское». Директор обещал сделать гроб, могилу выкопать и денег подбросить на погребение.
— Неужто это правда?
— Правда, тёть Вер. Так мне он сам сказал.
— Ну дай Бог! По-человечески похороним Геронта, по-христиански.
Глава седьмая
Провал
Пол сидел в кабинете, ждал Стыся и нервничал. Недоброе предчувствие томило его. Вчера вечером они долго задержались в офисе, обсуждая план летней кампании, как выражался Алекс, имевший слабость к женскому полу и к красивым и крепким выражениям. Заг пожурил друга и наперсника, что поездка в Заозерье долго затянулась.
— Я дал неделю сроку, — отчитывал он Стыся, — а уже два дня лишние прошли.
— Не совсем лёгкое дело, которое ты поручил, — отвечал Стысь. — Зашитый сообщил мне, что он возвращается сегодня ночью.
— Мне важно это сделать как можно быстрее. — сказал Заг. — Завтра прилетает дед. Ты же знаешь деда. Он будет мешать, если узнает, что мы затеяли. Конечно, ни на какие крутые меры он не пойдёт, но чувствовать, что он недоволен, выслушивать его упрёки… сам знаешь. Я сдуру проболтался ему о «Камнях», пообещал, что он там может отдохнуть, и теперь он хочет отправиться туда незамедлительно и пожить там чуть ли не до осени. Конечно, лучше бы он остался в Москве или где угодно, только не там. Но он хочет сделать всё по-своему, а я не в силах ему помешать. Вообще-то в силах, — уточнил самодовольно Пол, — но не хочу портить отношения с дедом. Поэтому мне важен результат нашего мероприятия. Сам знаешь, сколько времени нам потребовалось, чтобы собрать команду, которая могла бы мобильно решать эти вопросы. Надо всё делать в темпе. Ты понял, Алекс?
— Как не понять! Но ты сам долго держал свои секреты в тайне. Доверился бы мне раньше, и всё было бы раньше, Пауль.
Заг сморщился, как от зубной боли. Стысь поправился:
— Извини… Пол. Вдалось тебе это американское имя. Что Пауль хуже, чем Пол?
— Во-первых, не американское, а англо-саксонское. Во-вторых, ты опять за своё, — недовольно раздул ноздри Пол.
Стысь вскинул руки-коротышки вверх.
— Молчу, мон шер, молчу.
— Значит, сегодня ты мне ничего нового сообщить не можешь?
— Так точно, — по-военному ответил Стысь. — Ничего. Зашитый мне подробности не сообщил.
— А почему задерживается, сообщил? Он вчера должен был прибыть.
— Какие-то непредвиденные обстоятельства, Пол. Всего не учтёшь.
— Учтёшь, не учтёшь. Надо учитывать, — строго посмотрел на него Пол.
— Завтра утром я у тебя и вся недолга, как говорят русские, — ответил Стысь, не обращая внимания на суровый тон патрона.
— О’кей! Иди! Как только гонец прибудет, придёшь с ним ко мне. Впрочем, не надо с ним. Он тебе доложит, а ты мне. Не хватало, чтоб знали, что Заг якшается с какими-то подонками. Так, Алекс?
— Так точно, Пол, — снова чётко ответил Стысь и встал навытяжку, насколько это позволил ему объемистый живот.
— Не паясничай, — вяло сказал Заг. — До утра, приятель!
И вот прошли почти сутки, время близится к полудню, а Стыся нет. Правда, он утром позвонил и сообщил, что Зашитый попал в аварию и теперь Стысь разбирается с ГИБДД.
Заг встал и подошёл к окну. Хорошо, что окно выходило в тихий московский двор. Помещение под офис он сам выбрал. Ему не нужна была мишура вывесок, реклам, роскошных офисов. Ему нужно было тихое пристанище, где бы он мог не спеша делать своё дело, главное, чтобы не мешали и не совали нос куда не следует. И поэтому вывеска «Экстра-лес. Русско-швейцарская компания» особо не выделялась среди остальных, которые в достаточно большом количестве украсили стены домов узкого переулка. Сколько трудов им с отцом пришлось положить, чтобы обосноваться в Москве, создать компанию и выйти в заветный район. Правда, сначала и дед помогал, пока не узнал, какие глубинные планы скрывает внук за этим продвижением на русский Север. Пол всегда относился к деду с почтением, даже с некоторой долей трепета, но помеха в его лице вызвала в его душе иные чувства к прародителю.
В последние две-три недели, а сегодня особенно чётко, нехорошее предчувствие охватило его душу, и он не мог отделаться от сверлящей мозг мысли, что не совсем всё будет гладко с его операцией, как называл поиски Ахметки его напарник, ему придётся много потерять ради призрачного успеха, поэтому он с волнением ждал результатов от экспедиции Зашитого.
К обеду позвонил Стысь и сообщил, что гонец прибыл, проволочки устранены, малость потрепали машину в аварии, но члены экспедиции живы, и с ГИБДД всё улажено.
— Какие результаты поездки? — нетерпеливо спросил Пол, ёрзая в мягком кресле.
— Приеду расскажу!
Алекс был чем-то встревожен. Полу показалось, что голос был не такой жизнерадостный, как всегда. Но расспрашивать не стал, надеясь вскоре его увидеть.
— Я жду.
Пол встал с кресла, прошёлся по кабинету, разминая затёкшие ноги. «Может, не стоило связываться с этими поисками? Деньги и по-иному зарабатывали и успешно. Хотя, если бы не та мечта, не очутился бы он в России». Пол поймал себя на мысли, что он стал много секретничать, даже в мыслях не называл вещи своими именами, а иносказательно, вот ведь до чего доконспирировался.
Минут через сорок двери распахнулись и вошёл Стысь, потный и красный, как всегда. Пол определил, что был он сникший, словно не выспался или прибыл с сильнейшего подпития.
— Ну и видок у тебя, — рассмеялся Пол, ввернув просторечное слово, довольный тем, что Стысь появился в кабинете и принёс новости.
— Вид, как вид, — спокойно отреагировал Стысь. — Ночь бессонная была.
— Опять любовные утёхи?
— Какие утёхи? Ты же знаешь, вызволял свою команду из рук автоинспекторов.
— Это твои проблемы. Рассказывай про поездку, — бросил Пол и указал рукой на кресло, стоявшее напротив него. — Пить что будешь?
— Ничего, — ответил Стысь, шлепнулся в кресло, платком провел по лицу, стирая пот.
Заг недоуменно посмотрел на друга: не в его привычках было отказываться от спиртного, но промолчал.
Стысь скомкал платок в ладони и, отдуваясь, начал:
— Зашитый доложил мне, что они нашли эту самую деревню…
— Хутор, — прервал его шеф. — Вроде бы хорошо знаешь русский язык, а хутора от деревни отличить не можешь.
— По мне это к делу не имеет никакого отношения, что хутор, что деревня.
— Ладно, продолжай.
— Нашли они этот самый хутор, и нашли этого самого Ахметку…
Пол довольно потёр руки, предвкушая дальнейший рассказ.
— Фамилия его Шайдаков. Но он уже не Ахметка.
Пол вскинул брови:
— Что за чепуху ты мелешь? Ахметка не Ахметка.
— А никакая это не чепуха. Он уже прозывается Геронтом. Вот почему мы долго искали его. А ты на мою нерасторопность всё сваливал. Всё шишки падали на меня.
— А как он оказался Геронтом? Это он или нет?
— Он.
— Он имя поменял?
— Не только имя, но и вероисповедание. Мы искали татарина, мусульманина, а он стал православным с новым именем.
— Хорошо, что он пол не менял, — рассмеялся Заг. — Тогда бы век не нашли.
Стысь надул губы, засопел, лицо больше побагровело. Всем своим видом он показал, что обиделся на друга.
Видя это, Пол смягчился и произнёс:
— Ладно, не бери в голову. Продолжай!
— Так вот, нашли они этого самого Геронта, то бишь Ахметку и иконы. Но такой, какую мы описали им, в доме не было. Другие были, а этой не было.
— Может, он её не в доме хранил, а где-нибудь прятал? Наверняка, прятал.
— Зашитый тоже так подумал, что прячет старик икону.
— И что же?
— Ночью зашли к нему…
У Пола ходуном заходили желваки на скулах:
— Не тяни, что дальше?..
— Дело в том, что когда потребовали у него икону Антипа Маркелыча, он сказал, что такой иконы у него нет.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— Лжёт. Дед не будет врать отцу.
— Одним словом, он не признался. Зашитый его уговаривал и так и сяк, но старик упёрся — не знаю, говорит, вас и никакой иконы у меня, о какой вы говорите, нету.
Пол задумчиво кусал кончик авторучки.