Андерсен живо бегал глазами по лицам, точно высматривал кого-то определённого.
– Надеюсь, кавалер Николь позже станцует со мной Хоровуг, – иронично ангажировал он.
– Как только узнаю, что такое Хоровуг, – рассмеялась Николь, – то непременно приглашу вас на танец, мисс.
– Тогда не будем терять ни минуты! – добавил Макс и потащил Николь туда, где танцевали Щавель, Роза, Муча и ещё куча другого народа.
Они пробрались на поляну сквозь сплоченную толпу, окружившую танцующих, и перед глазами Николь открылось необычайное зрелище.
– Вот и ритмичный Хоровуг, – пояснил Макс, стараясь перекричать шумную обстановку, где помимо музыки стоял гул хлопающих ладоней. Эта волна была столь заразительна, что сияющей улыбкой Макс принялся тоже аплодировать.
– Странное название для танца, – крикнула Николь.
– Ни сколько. Посмотри внимательней и поймёшь, что я прав.
Николь перевела взор на поляну. Все танцующие расположились строго по кругу и выполняли одинаковые движения. Щавель отбивал ногами усердный ритм чечетки и, подбочившись, вальяжно поторапливался навстречу Розе. Она выполняла то же самое. Затем его упитанная рука упала ей на талию, а рука миссис Митчелл грациозно легла на мясистую шею повара. Николь подумала о том, что неплохо было бы сохранить в глубокой старости фигурку, как у Розы: линия её талии была несколько стерта; бедра широки, но не безобразны; щиколотки и запястья тонкие и гибкие. Когда все танцевальные пары поменялись по кругу партнерами, Николь поняла, о чём говорил Макс. Она бросила на него заинтересованный взгляд. Его переполнял дух живительной энергии, исходящий от Хоровуга.
– Хватит стоять, пойдём уже веселиться!
Макс увлёк девушку за собой в круг, и они резвились, как малые дети, кружась и прыгая, подражая Щавелю и миссис Митчелл. Последовательные движения Хоровуга были просты в исполнении, и совершенно не требовалось таланта и сноровки, чтобы не выбиваться из общей массы. Двоих любовников накрыло одушевление: глаза очаровательно блестели, щеки раскраснелись, а лучезарные улыбки не сходили с губ. Николь не отрывала влюбленных глаз с Макса. Её восхищала непосредственность, с какой он, оказывается, умеет веселиться. Озорная часть его существа вытеснила долю пустой растерянности во взгляде. Николь постоянно размышляла, откуда взялась в нем эта лютая растерянность? Такой взгляд обычно принадлежит человеку, потерявшему в жизни главное сокровище…
Танцы продолжались. Не успели они насладиться Хоровугом, как неустанные танцоры сменили пару. Андерсен подхватил Николь за талию, а Макс оказался с проворной Мучей. Журналистку по-прежнему смешил внешний облик красноручейцев. Уж очень неординарным и комичным казалось всё происходящее! Николь обернулась – Макс тоже глядел на неё. Она одарила его небывалой нежностью, он её – неистовым вожделением.
– Ты видела в начале улицы мою жену Маргарет? – обратился Андерсен к Николь.
– А как она выглядит?
– О! Её ни с чем не перепутаешь - сплошная чертовщина! На голове - козлиные рога, ещё и рот не закрывается.
Николь захихикала, не зная верить ему или нет. Карнавальные костюмы кричали своеобразностью, и рога ничуть не хуже вписались бы в уморительный образ. Она поглядела вокруг. Праздничное веселье находилось в самом разгаре. Везде раздавался смех, и ряды плясунов стремительно пополнялись. По другую руку от Николь отбивал чечетку Данко с привлекательной Анжеликой. Когда Николь взглянула на него, тот кокетливо подмигнул ей.
Спустя полчаса быстрого танца Мексиканец вынес из дверей «Золотой Подковы» подожжённый факел, и все участники карнавала, приплясывая, двинулись на холм. Николь шла в шаге от Макса, который тоже пританцовывал, игриво раскручивая наряженных девиц со спелым румянцем на щеках. Она горела узнать, куда движется толпа, но он был так увлечён, что она не стала обременять неуместными расспросами. Необычайно игривый, смеющийся он полностью отдался развлечению. За прошедшие дни его кожа приобрела золотистый оттенок загара, и Николь нестерпимо хотелось его поцеловать.
(«Он такой величественный и гордый, открытый и в то же время замкнутый. Что скрывается за этим бесцеремонным взглядом? Стена или пропасть? Не знаю, но одно известно наверняка: его мысли ветрены, и они непостижимы целомудрию.»)
Николь корила себя, что не сумела стать ему другом, с которым можно обсудить насущные тяготы и тяготы прошлые. Он невероятно молчалив, а его короткие мутные ответы не вносили и капли света в черноту прожитых ночей. Она пыталась представить себе Макса, как возлюбленного мужа. Но у неё не получалось: мысли переплетались, крошились, превращались в пыль. Николь не верила, что Макс будет верен ей до гроба. Она призналась себе, что немного ревнует, когда он страстно глазеет на пышногрудых красавиц, а затем пялится на их сладкие уста. Но те красавицы были ничто по сравнению с девушкой, чье лицо выбито на его плече, и о которой тот не захотел говорить. Николь страдала, понимая, что сила, толкнувшая его на весомый поступок, родилась от нутра плодовитой любви. Её грызли эти выводы, но она старалась отогнать склочные думы.
(«Кто знает, может, их давно ничего не связывает, а от рисунка на коже не просто избавиться, находясь в Красном Ручье.»)
Николь подумалось, что необычный имидж Макса: ухоженная – волосок к волоску – щетина; выбритая полоска на брови и серебряное колечко в ухе, сильно отличает его от красноручейцев.
(«Неужели он тоже родился в этих краях? Ни черты лица, ни манера разговора не имеют ничего общего с мирянами…»).
Пока Николь размышляла о Максе, толпа поднялась на холм и окружила сложенный заранее костёр. В ту же минуту музыканты прекратили играть на волынках, и Мексиканец, выйдя в центр, приступил к напутственной речи:
– Мои дорогие красноручейцы! Я безмерно счастлив, что снова появилась возможность поздравить всех с величайшим днём – Днём Освобождения. Давайте же плясать до упаду, пить Макуль и есть плюшки! Да здравствует Красный Ручей! Да здравствуют мир и свобода!
Народ охватила бурная волна аплодисментов.
– Да здравствует свобода! – кричали они.
Мексиканец поднёс факел к костру. Сухие ветки вспыхнули, и вся публика неистово ревела. Волынки и флейты затянули заученный шотландский мотив.
– А курицу скоро будут рубить? – спросила Николь Мексиканца, когда тот встал рядом.
– Какую ещё курицу? – удивился хозяин кабака.
– Андерсен рассказал, в прошлом году курице отрубили голову. Она пронеслась через костёр, и несколько домов сгорели дотла.
Узкие глазенки Мексиканца слегка округлились. Николь заподозрила неладное, когда его грудь затряслась от хрипловатого хохота.
– Ну негодник! И как ему удаётся обвести вас, женщин, вокруг пальца?!
Николь весело засмеялась. Пока на холме продолжали танцевать, окончательно стемнело, и Николь, отыскав глазами Мучу, направилась к ней.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она старушке. – Да: и огоньку прихвати!
Они обошли скопища народа и оказались на поляне, где Муча каждое утро разводила костёр. Николь достала небесный фонарик, подаренный ей мальчиком-близнецом, и, распаковав его, подожгла горелку. Тёмное лицо монголки выдавало удивление. Николь подумала, что прежде Муча никогда не видела излюбленной детской забавы, потому и смотрела, как завороженная.
– Теперь возьми его в руки, – сказала Николь, – и произнеси свою молитву. Фонарик полетит по небу, и Касим обязательно его увидит!
Губы Мучи задрожали. Она смиренно взглянула на девушку. Глаза её были полны слез, и один бог ведает, каких усилий ей стоило не дать волю безудержным сантиментам. Дрожащей рукой она взяла небесный фонарик и ещё минуту молча глядела на мерцающее пламя. У Николь упало сердце. Молитву Муча читала пылко, голосом нетленной надежды. Николь сочувствовала ей, ощущая всю мощь незыблемой веры, которую та вкладывала в молебен. Закончив читать, Муча отпустила фонарик, и он медленно стал подниматься к небу под её тихие невольные всхлипыванья. Они ещё долго наблюдали, как маленький огонёк летел по безоблачным просторам в сторону скалистых гор.
– Дорогая, – отозвалась Муча, – твоя услуга для меня не имеет цены! Отныне помни этот восхитительный день, сегодня ты обрела мать, а я обрела родную дочь.
Николь ощутила, что эти слова не просто услужливая лесть: в них сосредоточена могучая сила материнской любви. Девушка прослезилась. Взглянув последний раз на блеклое пятно от фонарика, она мысленно взывала к небу: «Касим, не подведи… Она так сильно верит, что и я поверила!»
Глава 19
Грандиозное пиршество продолжалось вовсю, когда вернулись Муча и Николь. Журналистка отыскала Макса. Он затаился в большой кучке народа напротив постоялого двора. Там устраивался конкурс поедания лимона. Несколько десятков тарелок цитруса, посыпанных солью, вынесли на отдельный стол. Каждый из конкурсантов должен был съесть порезанный лимон на тарелке за строго отведённое время. Побеждал тот, кто опустошил тарелку первым. Все ожидали начало соревнований.
Андерсен стоял рядом с широкоплечей обрюзглой женщиной лет сорока. Её цыганская рубашка, сильно натянутая на груди, едва не трещала по швам. Когда низкорослый мужичок объявил набор участников, Андерсен метил шагнуть вперёд, но женщина строго пригрозила ему.
– Не вздумай, окаянный!
– Не лезь не в свое дело, женщина.
– Скажи на милость, чем я буду тебя спасать? Козы нет, и молока нет. Вот опять желудок скрутит, тогда узнаешь!
Андерсен почесал козлиную бородку.
– Неужели в твоих огромных бидонах не найдётся немного молока для больного мужа?
Стоящие рядом с ними люди громко загоготали. Женщина набросилась на мужа с кулаками. Но Андерсен оказался прытким и, выскользнув из её рук, затерялся в толпе.
Заливаясь смехом, Николь спросила Макса:
– Кто это?
Он хохотал от души.
– Это его жена – Маргарет. Ну и влетит ему сегодня! – Макс посмотрел в другую сторону. – Идём к «Подкове», наступает мой любимый момент праздника.
Они выбрались из толпы пожирателей лимона в сторону кабачка. Люди освободили проезжую часть дороги, выстраиваясь в две шеренги на обочинах, и делали ставки на гусей. Макс поставил на серого под номером три. Организация была на высшем уровне: один шустрый старичок собирал в глубокую шляпу-котелок бумажные деньги, другой – записывал имена игроков и тот номер, на который сделана ставка. Вынесли несколько ящиков с гусями разных мастей и окраски. На их длинных шеях висели кожаные номерки. По команде Мексиканца домашних птиц вытащили на отметку «Старт», начертанную мелом на асфальте, и он выстрелил из дробовика в небо. Оглушительный залп оружия напугал ошалевших гусей, и те, громко галдя, понеслись вперёд с растопыренными крыльями. В воздухе витал дух азарта. Люди задорно хлопали в ладоши, совершенно не беспокоясь, чем кончатся гусиные бега. Им нравилось наблюдать за уморительной потехой. Когда гусь под номером 3 и 6 пересекли финишную черту, Макс на радостях обнял Мучу и миссис Митчелл, и они, весело смеясь, вместе стали отбивать чечетку.
Через несколько минут Николь оценивающе пробежалась по радостным лицам красноручейцев. Развлекательная программа только набирала силу. Куда не глянь – везде бесшабашные пляски, занятные игры и шотландская музыка. Объявили вторую партию гусиных забегов, а на другом конце выстроилась очередь с кружками; там из бочонков разливали Макуль.
(«Пока они окончательно не захмелели – пора действовать.»)
Николь подошла к музыкантам и попросила минуту тишины. Музыка стихла, а за ней постепенно замолкали голоса и шум в толпе. Николь забралась повыше, на пороги «Золотой Подковы. Она волновалась. Но благое дело того стоило. Набрав полные лёгкие воздуха, она приступила к ораторской речи:
– Жители Красного Ручья, попрошу минуточку внимания! – она дождалась безоговорочной тишины и продолжила. – Для начала хочу представиться тем, с кем не имела чести познакомиться лично. Меня зовут Николь Вернер, я журналистка и живу в посёлке почти неделю. Признаться, я так рада увидеть собственными глазами чудесный праздник Освобождения. Увидеть всех вас, – Николь понизила голос с улыбкой, – таких веселых, дружных и сплоченных. Вы, словно отдельный остров. Ваш удивительный образ жизни вдохновляет. Потому мне хочется, чтобы жизнь в Красном Ручье не прекращалась никогда, хочется, чтоб именно такой она сохранилась здесь до искончания столетий! Я видела ваши чудесные леса и чистейший водопад, зелёные холмы и скалистые горы. И…они великолепны! В наше время природа находится под надежной защитой экологов. И вы в праве заявить о себе миру, как о заповедной зоне с сохранением полной неприкосновенности. С вами должны считаться! И это возможно, если вы согласитесь пойти со мной до конца… Выйти на решающее сражение во имя Красного Ручья и будущих потомков. Я искренне хочу вам помочь и предлагаю следующий план: мы придадим огласке историю поселка. Я, в свою очередь, подниму на уши подручные СМИ, что даст незыблемую защиту и поддержку общества. Находясь под камерами, «Колонизация» не сумеет навредить вам и территории леса. Экологи удостоверяться, что здесь сохранилась первозданная чистота природы, и объявят территорию государственным заповедником. И общество «Колонизация» для всех нас останется просто былиной.
Народ притих; нахмуренный Мексиканец смотрел в сторону. Сердце Николь колотилось, как сумасшедшее. Она искала поддержку в глазах оторопевшей публики, но в них господствовал безбожный страх. Они молча переглядывались. Наконец, первой из толпы уверенно шагнула Муча.
– Народ, полно же! До каких пор мы будем трястись и отпаивать этих мародёров зельем беспамятства? Наш риск велик, но также велика награда! Хватит прятаться за неизвестностью, точно слепые щенки за печкой! Мы должны вскрыть карты.
– Пустое это, – выкрикнул кто-то.
– Нас завтра же выкинут отсюда.
– Да, или пройдутся грейдером по нашим домам.
Муча была непреклонна.
– Малодушные трусы! – с презрением бросила она. – У нас ноги коротки бороться в одиночку! А Николь дело говорит. Цивилизация, что тогда, что сейчас боится пересудов и острых сплетен. Никто не тронет посёлок, коли о нас будут трезвонить по цветному ящику.
Мучей завладела отчаянная доблесть борьбы. На её щеках вспыхнул пожар. Минуту спустя, поравнявшись с монголкой, миссис Митчелл повернулась лицом к толпе.
– Николь – наша, родная: не по крови, а по душе. И я готова довериться ей!
Следом, поддерживая позицию Розы, вышел Щавель.
– Давайте голосовать, – агитировала Муча.
Люди перешептывались, создавая гул. Ошеломленные сомнениями, им понадобилось некоторое время для принятия решения. Николь увидела, как неуверенные руки поднимались вверх одна за другой, пока, в итоге, «да» не стало единогласным. Точно сбросив тяжёлый груз, Николь ощутила облегчение. Она искала глазами в толпе Макса, но его не было в поле зрения.
Через полчаса она вернулась в дом номером 12. Но и там не обнаружила его. Жуткая боль, возникшая внезапно, отзывалась по всей голове. Она решила, что сильно утомилась. Приняв обезболивающее, она утопала в раздумьях, где в ту минуту может находиться Макс. Мысли путались. Николь прилегла на кровать и, не в силах оторвать голову от подушки, лежала неподвижно. А уморительные танцы на улице не прекращались до самой зари.
Глава 20
Непутёвые заметки Николь Вернер
25 мая 2017 г.
«После карнавала на центральной улице блаженствовал хаос. Некоторые люди заснули прямо за столами. Возле десятого дома на траве лежал Данко. Несмотря на отсутствие музыки его нога продолжала танцевать Хоровуг. Андерсен спал под столом, обнимая белого гуся. Видимо, его добрые сказки способны убаюкать кого угодно.
Макс не объявился; будь мы в большом городе, я бы забила тревогу. Но зная сумасбродность его идей, я не стала отчаиваться. Дабы вооружиться до зубов необходимым материалом для своей миссии, я отправилась в лес, по дороге туда провела фотоссесию живописных мест. На фотографиях, сделанных с высоты холма, посёлок выглядел сказочно. На холме, где Муча каждое утро разжигала костёр, не было следов пепла и углей, что толкнуло меня на позитивные выводы, а чуть позже я обнаружила её спящей на лавке веранды.