Николь и Макс поторопились к «Золотой Подкове». Она поведала ему о несчастном Сэме. Макс благоговейно слушал и лишь изредка ронял влюбленные взгляды на журналистку. Дорогой им встретились Данко и Андерсен; они задорно приветствовали их рукой. Возле бара также кипела работа. Мексиканец стоял спиной на стремянке, обвешивая фасад «Подковы» старинными фонариками. Парочка подошла ближе.
– Помощь вызывали? – весело спросила Николь.
Мексиканец ответил радушным тоном.
– Лишние руки нам не помешают. К тому же такие чудесные!
Спустившись вниз, он повернулся жизнерадостным лицом. Счастливая улыбка обнажила пожелтевшие зубы, и он точно весь светился до того момента, пока не увидел руки Макса и Николь вместе. В его черты проникла суровость. Он нахмурился.
– Мы ждём указаний, шеф, – шутливо дополнила Николь. – Что делать?
Мексиканец рассеянно искал ответ. Его взор упал на порог, где лежала коробка с украшениями.
– Вот флажки… можете взять флажки и повесить их… – он замялся, краснея, – да куда хотите - туда и вешайте.
Николь сразу догадалась, что причиной резкой смены поведения Мексиканца служит Макс. Сплетни о чувствах его к журналистке находили себе наглядное подтверждение. Мексиканец ревновал. Но Макс ничего не замечал или делал соответствующий вид. Он отпустил её руку и набрал охапку красных флажков на деревянных палочках. Мексиканец не двигался с места, всё ещё нахмуренный.
– Пойдём искать, куда это пристроить? – спросил Макс, обняв Николь за талию.
Мексиканец тут же отвернулся и взобрался на стремянку. Она оставила лёгкий поцелуй на щеке Макса.
– Ты иди, а я подойду через пару минут.
Макс впился губами в её уста, сильнее сжимая её тело в объятиях. Девушка с ужасом подумала, что кто-то из красноручейцев увидит рьяную демонстрацию их чувств и осудит за подобную бесцеремонность на публике. Она поторопилась высвободиться.
– Не так страстно, милый! Людей может напугать твой запал.
– А мне наплевать, – он поцеловал Николь с ещё большей жадностью и наивно улыбнулся. – Чтоб наверняка увидели. Я жду тебя!
Он направился к постоялому двору. Николь проводила его счастливым взглядом и переключилась на Мексиканца. Прорабатывая план освобождения посёлка, Николь заручилась несколькими идеями. Но прежде, чем выносить окончательное решение в свет, она была намерена обсудить это с Мексиканцем.
– Так вам нужна моя помощь? – с той же весёлостью спросила Николь. Мексиканец молча натягивал гирлянду. – Думаю, нужна. Кажется, я знаю, как поселку выстоять против «Колонизации»!...
Мексиканец застыл на месте.
– … Позвольте написать мне статью о посёлке. Мы подготовим фотоотчет местности, возьмём интервью красноручейцев и пустим запись в эфир.
Мексиканец резко повернулся. Глаза его испепеляли.
– С ума сошла? Мы потратили столько лет, запутывали следы, убрали указатели, вложили столько средств и сил, чтобы остаться на дне. Мы хотим жить в своих домах, жить в Красном Ручье. А ты приехала, чтобы всё здесь разрушить?
– Нет, вы не правы! Я хочу помочь!
Мексиканец спустился со стремянки и подошёл к Николь. В полушаге его черные злобные глаза, казалось, способны уничтожать.
– Вот и помоги, забудь об этом! Вот в чём состоит твоя помощь.
– Вы не понимаете… Если истории дать резонанс – никто не сможет вам навредить.
– Забудь и точка!
Тяжело дыша, Мексиканец плюнул в сторону и направился внутрь бара, а Николь громко выдохнула.
(«Придётся действовать иначе».)
Глава 16
22:00, того же дня
Свинцовые тучи затянули небо, опускаясь на горные вершины, и стал накрапывать мелкий дождь. Наряженный посёлок снова погрузился в тихую полудрёму. Улочки между домами казались заброшенными, и кое-где огонёк подкуренной папиросы мелькал на тёмных неосвещенных верандах. Маленькие окошки брезжили бледно-желтым цветом, но всего пару минут. Обычно миряне ложились рано, предпочитая вставать с рассветом. В том случае день им казался не таким коротким и более плодотворным для работы. А уж работали они на износ до обеда, а после многие любили посещать кабачок и угощаться охлаждённым Макулем. Но в День Освобождения отдыхали все. Об этом и рассказывал Макс Николь по пути из кабачка к двенадцатому дому.
– Будь уверена, завтра ты удивишься, как масштабно проходит этот праздник, – в заключение изрёк Макс.
– А мыльные пузыри будут? – захихикала Николь. – Хотелось бы убедиться в их заявленной прочности.
Макс загадочно усмехнулся.
– Для этого не обязательно ждать праздника. Идём!
– Куда? Мы ведь собирались домой.
Макс не ответил, продолжая идти вперёд, и Николь ничего не оставалось, как молча последовать за ним.
– А туда действительно добавляют рефталин? – осведомилась Николь, нагнав спутника.
– Именно! Вещество прочности.
Гордая, надменная улыбка торжествовала на губах Макса. Николь недоумевала, почему тот ведёт себя заносчиво. Мыльная тема пришлась ему по душе, только не понятно по какой причине. Около автосервиса «Пробег» горел фонарь. Николь изнывала от любопытства.
– А что мы тут делаем?
Открывая дверь гаража, Макс взглянул на неё со смиренным величием.
– Ты ужасно нетерпелива! Обойди гараж и жди меня на заднем дворе у ворот.
Николь догадывалась, что Макс приготовил для неё нечто особенное, что наверняка сумеет удивить или порадовать её. Пока она пробиралась по вытоптанной тропинке на задний двор, дождь усилился. Стоял приятный шум падающих капель. Изнемождённая земля пылала жаром, отдавая его осадкам. После нескольких засушливых дней, как и многие красноручейцы, Николь встречала капли небесной воды благодарным вздохом.
(«Ах, дождик, как нам не хватало твоей заботливой прохлады!»)
Оказавшись на указанном месте, Николь обвела взором померкшие луга. Густая темнота поглотила хижины, а из-за повышенной влажности силуэты посёлка виделись размытыми в серой дымке. Горы позади домов вообще казались переходной дорожкой к небесам. Николь грустно выдохнула.
«Не люблю ночь, – размышляла она, – в ней живёт пустая безысходность. Хоть бы вышла луна! Её чарующий свет утолит печаль измотанной души…»
Не успела она додумать спонтанную мысль, как по периметру зелёного газона разгорелись шесть ярких прожекторов: по три в ряд. Через равные промежутки времени они начинали мигать, как огни на танцполе ночных заведений.
(«Так вот откуда исходило зарево в тот день.»)
Николь подняла голову вверх. От крыши гаража до двух электрических столбов была натянута металлическая рабица. Под мигающим светом создавалось ощущение, что сетка разрезает частые падающие капли, и они превращаются в тонкие блестящие черточки, то застывая на месте, то снова падая вниз. («Не-ве-роятно!»)
Ворота гаража звонко скрипнули и открылись; показался Макс. В его руках находился стеклянный пузырек, а там – мыльная вода. Тщательно его встряхнув, он выпростал из кармана палочку и подул в кольцо. По мере того, как надувался пузырь Николь раздумывала, в чём заключается каверза шоу. Неужели он думает, обычными пузырями можно сразить взрослого человека? Николь не сомневалась, что за дивной магией фокуса сокрыто нечто иное. Лицо Макса, сдержанное и увлеченное, заставило Николь перенять его треволнительное состояние. Она ждала минуту развязки с озорным нетерпением.
И тут случилось нечто волшебное. Достигнув размера человеческой ладони, пузырь оторвался от кольца и медленно устремился вверх. В тот момент прожектора синхронно замигали, а маленькая капля дождя сорвалась с сетки, затем, приземлившись на мыльную поверхность, преодолела оболочку пузыря и упала на его дно, перекатываясь взад-вперед. От изумления у Николь приоткрылся рот. Макс поглядел на девушку, и его черты излучали любовь и нежность.
– Дотронься до него, – прошептал он, не отрывая глаз от журналистки.
Николь почудилось, что даже погода находилась во власти Макса: подыгрывая ему, дождь внезапно уменьшился и вовсе прекратился.
– Родной, может не надо? Это так необычно! Мне будет жаль, если он лопнет.
– Не бойся, не лопнет.
Николь бросила на парня недоверчивый взгляд. Он оставался покойным; самоуверенность проступала сквозь каждую черточку его дерзкой наружности. Николь припомнила, что первым о пузырях поведал Андерсен, утверждающий, что те необычайно прочные. Но можно ли доверять словам непревзойденного мастера сочинять на ходу? Макс – другое дело. Он не швырял напрасными обещаниями, сначала делал, потом говорил и поэтому внушал доверие. Собравшись с духом, она аккуратно протянула руку и коснулась пальцем мыльного творения. Её не покидало ощущение, что оно вот-вот разлетится на брызги. Макс коварно рассмеялся. Тоже вытянув руку, он уверенно коснулся его с другого бока, и в полной сохранности формы мыльное творение повисло в воздухе, между их пальцами. Что-то тёплое тогда почувствовали оба: экзальтативное влечение, счастливую эйфорию. Ей хотелось прижаться к Максу, ему – ощутить её прикосновения к своей коже. Их взгляды: её – полный восхищения, его – безмерного спокойствия, встретились. И на Николь снизошло озарение.
– Мой неповторимый Странник… – шепнула она, потянувшись к его губам.
Их руки медленно опустились, уста соединил поцелуй, а мыльный пузырь с плавающей каплей дождя на дне стремительно поднимался вверх, поблескивая мутными цветами радуги.
Глава 17
Дом номером 12
24 мая 2017 г.
Николь проснулась от ужасающего шума под окном. И первой догадкой послужила мысль, что дом оцепили мятежники, вооруженные до зубов ударными инструментами. Она подскочила с кровати, поспешно одевая сарафан. Макс умиротворенно спал, раскинув руки на всю кровать. Их любовные утехи закончились на рассвете, и Николь чувствовала себя предельно разбитой. Она побежала к двери и взглянула в окно прихожей. Муча, вся увешанная монисто и перьями, ритмично била в барабан. Миссис Митчелл в широком платье до самых пят стучала кастаньетами. В её левой руке был тряпочный мешок из ситца, а на голове красовался венок из прелестных маков. Они подошли к порогам террасы, и, не дожидаясь стука в дверь, Николь отворила им.
– Дорогая, не время для сна! – воскликнула Роза. – Сегодня дивный праздник.
Миссис Митчелл прошла внутрь и звучным голосом позвала Макса. Нарядная Муча уставилась на Николь проникновенным взглядом. Она создала вокруг себя ауру таинственности, будто ей доверили сугубо личную тайну. Её весомость была настолько велика, что одним хрупким женским плечам не под силу нести сокровенный груз в одиночку, и Муча вела нелёгкую борьбу с излишней болтливостью и самой собой. Но та борьба была неравной, и желание поделиться радостью одолела все барьеры.
– Сегодня может вернуться Касим… – Муча внимательно наблюдала за реакцией Николь. – Такое пожарище в честь праздника он увидит с любой высоты.
Сказав это, она заметно нервничала и, даже выпустив наружу великий секрет, продолжала сомневаться в правильности такого решения. Какой-то неописуемый испуг появился в её чёрных очах. Муча никогда не обсуждала своё горе с людьми, не верившими, что её единственный сын, её душа и отрада – жив и здоров. Кроткий взгляд Николь излучал понимание, но не потому, что она была согласна с Мучей – она отнеслась к её реплике, как к несусветной чепухе – журналистка не хотела обижать материнское сердце, и без того преисполненное скорбью. «Родная мать не должна хоронить своего ребёнка!» – мысленно произнесла Николь. Глядя на выразительные черты девушки, слегка заостренные, и необычайно глубокие оливковые глаза, можно было решить, что в её белокурой головке родился большой стратегический план.
– А знаешь, Муча… – помолчав, произнесла Николь. – У меня есть превосходная идея, как привлечь внимание Касима.
Перенасыщенное солнцем лицо монголки осветилось радостью. Она забила руками по барабану.
– А я ведь знала, что ты появилась здесь неспроста – это знамение! Э-ля-ла-ла-э-ля-ла!
Когда они вместе проследовали в комнату – Макс уже прихорошился у зеркала. Сонный и слегка помятый, он походил на оболтуса школьника, проспавшего занятия. Миссис Митчелл танцевала посередине, делая шаг вперёд и два назад под озвучку кастаньетами.
– Не время для сна в День Освобождения! – пела она.
Макс взял изящно вытянутую руку Розы, и она аккуратно закружилась под его рукой. Притягательная, странная усмешка пропитала его глаза и уголки рта. Николь улыбнулась. Умение Макса вести себя непринуждённым образом в любой ситуации неустанно восхищало девушку. Горделивое своенравие сочеталось в нём с естественностью, вызывающей в Николь внутренний трепет и волнение. Не без интереса она скользила по его сухощавому телу, многочисленным тату и забавной причёске. Ей было уютно с ним. Потому становилось не важным, что стиль его имиджа противоречил её изысканным предпочтениям в выборе мужчин. Она размышляла о том, как бы отнеслись к её новому избраннику в обществе. Что бы сказали коллеги и знакомые, когда Николь Вернер – венгерка, завоевывающая сердца прирождённым обаянием, собственной персоной вышла бы в свет с неординарным парнем, не обладающим даром красноречия и объективным взглядом на интересующие журналиста темы. И чем больше Николь думала о том – тем меньше ей хотелось возвращаться в свой мир… Хотя свой ли теперь этот мир для неё? Чудаческий образ жизни в Красном Ручье обнажил её душу, раскрыл в ней дополнительный источник вдохновения. В этом посёлке, как нигде в России, она чувствовала себя дома.
Пока Николь погрузилась в туманные, но весьма приятные раздумья, Роза положила кастаньеты на стол и принялась капаться в мешке.
– О, дочка, ты будешь просто неотразима! – воскликнула миссис Митчелл, не удерживая внутри задорного смеха, который подхватила Муча.
– Что верно – то верно!
Они рассмеялись пуще прежнего. Николь смутилась. Хохочущий Макс, подкуривая папиросу, направился на улицу. Поймав игривый взгляд девушки, он приостановился рядом с ней.
– Я бы с радостью посмотрел на тебя в костюме, – прошептал он, – но тогда старушки забьют меня до смерти!
Николь улыбнулась, а он чувственно скользнул губами по её щеке. Старушки продолжали хохотать.
(«Не понимаю, что принесло им столько веселья?»)
Когда Макс ушёл на веранду, миссис Митчелл достала карнавальный костюм, и Николь оторопела…
Глава 18
Центральная улица Красного Ручья
24 мая 2017 г., 20:30
Весь путь до «Золотой Подковы», разглядывая участников карнавала, Николь заливалась смехом. Великолепные дамы потеряли свою женственность и выглядели комично. Они облачились в черные ковбойские штаны, расклешенные снизу, и пёструю рубашку свободного кроя в цыганском стиле. На прекрасных головках восседала треуголка с причудливыми воланами по краям; а под носом густой полоской красовались завитые усы. Мужчины имели прямо противоположный наряд: юбка в блестящую полоску, похожая на килт; красные носки до колен; муреновая корсетная рубашка с открытым декольте, благодаря которой обнажалась мохнатая грудь у половины мирян, а на голове – голубой парик с двумя длинными косами. Мысль, что сама Николь выглядит не элегантнее местных чудаков, лишь усиливала приступ смеха. Макс ничуть не уступал озорному настроению своей спутницы. Растянув рот до ушей, он крепко сжимал руку девушки, боясь потерять её из виду в одноцветной толпе.
В конце улицы Николь разглядела стоящего боком Андерсена. Будучи единственным обладателем козлиной бородки в посёлке, он без труда выделялся в смешанной массе красноручейцев. Стоило им подойти ближе – Андерсен повернулся лицом. Его глаза, подведенные чёрным карандашом, смотрелись зловеще. Он кинулся целовать руку Николь со словами нелепой лести:
– Месье, усы смотрятся на вас просто изумительно!
Николь хохотала без остановки. Жители посёлка выносили из домов прямоугольные столы и расставляли их в ряд по двум сторонам дороги. Между ними оставляли свободным широкий проход. Столы ломились от сдобных куличей, плюшек и порезанных лимонов. В маленьких бочках ставили охлажденные напитки. Каждый занимался своим делом: молодые девушки продолжали выносить тарелки с угощеньями; те, что постарше, танцевали на поляне. Музыканты, одетые как скоморохи, сидели на табуретах перед танцорами и склоняли голову под музыку то в одну, то в другую сторону. Настроенные волынки и флейты в их руках играли слажено, и шотландские мотивы строевой джиги разлились весельем по округе. Мужчины таскали хворост и поленья на символичный костер, а старики выносили ящики с галдящими гусями. Глядя на внушительное количество присутствующих, не сложно догадаться – никто не остался сидеть дома. Все жители вплоть до одного, разодетые в причудливые наряды, высыпали на улицу, чтобы принять участие в карнавале.