В записной книжке я нашла контакты нескольких экологов, которые могут быть полезны. Думаю, по возвращению в город управлюсь за пару дней. До города меня подбросит Чак. Заодно прикупит продовольствие.»
Дом номером 12
26 мая 2017 г., полдень
Николь с нежностью поцеловала Макса на прощанье. Он смотрел на нее злобными глазами обиженного ребёнка.
(«Черт возьми, где черпать силы пережить разлуку?!»)
Ей было тяжело видеть его таким чужим, обжигающе холодным. Сердце замедляло ритм при виде, как уголки его рта опустились, делая очерченные багровые губы невероятно безжизненными; выступающие от худобы скулы визуально увеличили глаза. Его взгляд устремился в пол; густой тент закрученных ресниц опускался медленно. Под ним тухло пламя надежды в чёрных зрачках. Несколько взмахов ресниц, и крупные глаза вновь смотрели с невероятной мольбой, касаясь сердца девушки. Предчувствие беды, возникшее накануне, начинало перевешивать рассудительность, и она понимала, что долгое прощание поставит под угрозу выполнение благой цели. Без лишних слов она взяла чемодан и направилась к двери.
– Не уезжай.
Николь остановилась. Обильная влага подступала к её глазам.
– Я прошу, не уезжай. Мы потеряем друг друга...
Она обернулась. Нервно перебирая пальцами, Макс глядел на неё умоляюще. Николь гадала, что означает его пророческий взгляд. Возможно, провидение послало ему знамение, какое не в праве разглашать живущие на планете, потому Макс обходился короткими вещими предостереженьями. Он никогда не бросал слов на ветер, не бросал и сейчас.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила она.
– Не уезжай!
Николь отвернулась. По бледной щеке девушки побежала слеза, и она, поспешно смахнув ее ладонью, выскочила из дома.
Разум Макса подчинился воле ярости. Не сумев совладать с собой, он ударил кулаком по стене, сел в кресло и провел руками по чёрным вискам. Чашу его сердца заполнила безысходная паника. Минуты настоящего обернулись бесконечностью. Напряжение росло. Тикающие часы неизгладимо действовали на нервы, как вода, капающая в гулкой пещере. Не находя себе места, он стал слоняться из угла в угол, принимаясь курить. Самокрутки не приносили должного успокоения, и в порыве гнева он скомкал их и швырнул в угол. Следом полетели бокалы с тумбочки. Разлетевшись вдребезги, они символизировали разбитое сердце парня. Его частое судорожное дыхание раздавалось на весь дом. Охваченные ненавистью глаза бегали по окружающим предметам, определяя следующую жертву разрухи. Ни что не могло заглушить в нём голос душевной боли; голос человека, отчаявшегося после предательства. А именно так чувствовал себя Макс, полагая, что после дивной ночи безрассудства Николь останется с ним, но его жестоко предали! Не оправдали надежд, растоптали!
Отвлечься от пустоты оказалось не просто. Он играл на пианино; играл нескладно, сбиваясь с нот, которые раньше не представляли сложности для него; раскидывал вещи в разные стороны и, подбочившись, сверкал злобными глазами; садился на пол к стене, роняя голову на колени. Боль разлуки, тупая и нестерпимая, выедала изнутри лихорадившую душу. Он снова принялся ходить взад-вперёд по комнате, а спустя десять минут напряжённым телом рухнул на кровать. Тут заиграла песня, накануне служившая фоном для затуманенных рассудков. Музыкальный плейер находился под локтем, который его и включил. Он достал его и минуту лежал без движения, переваривая смысл английских слов. Музыка помогала ему вырваться из тревожных дум, когда он был также одинок, как и сейчас; несчастен, оставаясь наедине с самим собой – безликим пятном истории человечества, без воспоминаний, определенных целей и жизненной морали. Помогала, когда незнакомые лица теребили его любопытными расспросами, на которые у него не было полноценных ответов. Но на сей раз музыка лишь калечила сознание; разъедала кислотой воспоминаний свежую рану на полотне самолюбия. Не найдя чудесного исцеления в музыкальном творчестве, плейер полетел в стену, разлетаясь на куски. Комната превратилась в настоящую свалку. Но ему было безразлично. Он сел и, устремив обезумевшие глаза в потолок, закричал так громко, как только мог – им окончательно овладел панический страх одиночества…
А Николь, тем временем, шагала к «Золотой Подкове», проглатывая слезы. Возле кабачка на обочине припарковалась машина. Сперва девушка предположила, что это Чак, но по номеру сразу поняла, кто это.
– А я за тобой! – сказал Кир Булавин. – Альбертович там рвёт и мечет.
Она молча прошла мимо него и, закинув чемодан на заднее сиденье, нырнула в салон. Кир последовал за ней. На гладковыбритом лице появилось изумление.
– Даже не попрощаешься с кабаком?
– Поехали уже.
Он испытующе глянул на девушку. Николь вела себя холодно и замкнуто. Изменения, произошедшие в её внешнем виде, не остались незамеченными и вовсе не красили девушку. Он пристально оглядел её сероватого оттенка лицо, подмечая под глазами синие круги, затем фигуру и утвердительно заявил:
– Ты сильно исхудала. Не надо было тебя здесь оставлять. Я знал, что так будет! Ты что совсем не ела?
– Кир!
Её грубый тон и слегка осипший голос подействовали незамедлительно. Кир завёл машину, решив отложить разговор на потом. Ей хотелось поскорее уехать, понимая, что один взгляд на посетителей «Золотой Подковы» или расстроенного Макса в дверях двенадцатого дома, и она не сможет вернуться в город.
Глава 22
Редакция журнала «Феномен»
Того же дня, 14:30
Николь привела себя в порядок и выглядела лучше, чем при встрече с коллегой. Мятная блузка оттеняла нездоровый цвет лица; глянцевый блеск помады скрашивал незначительную бледность губ. Живя в Красном Ручье, Николь смотрелась в зеркало утром и перед сном, когда тусклый свет свечи скрадывал недостатки. Раньше она гордилась своими губами цвета спелой вишни. Они были приметны издалека, и за счёт сочного натурального цвета надобность в яркой помаде отпадала. Кожа фарфоровая, будто покрытая пудрой, имела ровный тон. Она не считала себя отъявленной красавицей, но окружающие судачили об её привлекательности. Благодаря сочетанию роскошных бедер и налитой груди с узкой необыкновенно женственной талией, которую всегда подчёркивала пояском, они приравнивали её очарование к изяществу Клеопатры. Но сейчас собственное отражение не радовало Николь. Возможно, плохой некачественный сон и скудная ассортиментом пища послужили основой тому. Во всяком случае теперь она намеренно избегала зеркал.
Ей понадобилось больше часа, чтобы собрать все мысли в один ряд и появиться в редакции, в кабинете начальника. Она понимала, что ей придётся оправдываться перед ним за прогулы на работе. Она не считала их уважительными, но ей ничего не оставалось, как убедить начальника в обратном.
Семён Альбертович ходил из угла в угол, отчитывая Николь.
– Какова черта ты творишь? Где статья о художнике? Она должна быть включила в выпуск прошлой недели.
– Семён Альбертович, у меня есть более интересный материал для публикации.
Его блёклые голубые глаза, с обвисшими веками, сильней сощурились. Николь часто лицезрела возмущенную физиономию начальника: маленький нос вытягивался, рот искажала ирония, а лицо становилось пурпурным с блестящими щеками. Многие сотрудники редакции часами выслушивали унизительную критику в адрес содержания статьи. Необычайно требовательный и придирчивый Семен Альбертович Рюмин заведовал журналом порядка десяти лет и славился категоричностью в отборе материала. Возраст при этом не служил ему помехой: в пятьдесят он чувствовал себя на все тридцать и слыл энергичным, бойким и работоспособным. Малость располнев, он вызывал еще большое уважение своими сдобными формами в штанах на подтяжках и рубашке с цветным галстуком.
– Николь Вернер, спустись уже с небес на землю и слушай, что тебе говорят! Чтоб статья о галерее лежала на столе в моём кабинете. Поняла?
– Хорошо, я закончу её завтра.
Семен Альбертович уставился на Николь с ещё большим негодованием и, достав из кармана носовой платок, провел им по редким волосам и блестящей залысине.
– Никаких завтра – вечером, и ни часом позже! А утром отправляйся в Петровск и возьми интервью у фермера… У них там скотина пропадает мистическим образом.
Николь поникла. Её душа рвалась к Максу, и ей никак не удавалось избавиться от ощущения незримой беды, нависшей над головой. В ней говорило отчаяние.
– Семен Альбертович, выслушайте меня! Мой материал – сущая фантастика! Я прошу ровно неделю отсрочки. Мне необходимо уехать из города. А потом я опубликую статью о месте, представьте себе, которого нет на картах всемирной паутины!
– Что за вздор? Ты вообще в себе?
– Поверьте, нас ждёт сенсация! И это не просто выдумки обезумевшего фермера. Я была в центре невероятных событий! В том посёлке живут удивительные люди с необычными традициями. Я прошу всего лишь неделю!
Ошеломленный Рюмин вытаращил глаза. Он говорил так быстро, что слюна летела во все стороны.
– Николь, да ты совсем спятила? А я что буду писать всю неделю? О тумане по утрам или новой палатке шавермы за углом? – Рюмин вооружился жестами соответственно наигранной улыбкой и словам. – Довольно пререканий! Или езжай к фермеру, или редакция журнала помашет тебе ручкой.
Поджимая нижнюю губу, опечаленная Николь вышла из кабинета.
(«Ведь сам же потом благодарить будет!»)
Она начинала сомневаться, что трудное дело ей по зубам. Убедить начальника в сенсационном посёлке ей не удалось, получится ли убедить экологов? Сильное волнение, одолевающее Николь весь день, положило начало новому приступу мигрени.
Она позвонила знакомому экологу – Алине Смирновой, и они условились встретиться в управлении по экологическим вопросам.
– Это впечатляет, – сказала Алина, когда журналистка показала ей фотографии Красного Ручья. – Можно попробовать отстоять интересы посёлка.
Николь бросила на девушку кроткий обнадеженный взгляд. Алина сидела за столом, пересматривая готовые снимки ещё раз. Худоба её миниатюрной фигуры смотрелась мило. Смазливое личико и карие глубокие глаза дополняли образ офисной леди.
– И сколько потребуется времени? – в нетерпении спросила журналистка.
– В лучшем случае управимся за пару месяцев.
– Пару месяцев? – Николь встала со стула и направилась к окну.
День разразился проливным дождём. Благодаря приоткрытой фрамуге в кабинете летала прохлада. Николь сделала глубокий вдох и плавный выдох.
– А побыстрее никак нельзя?
Алина развела руками.
– Николь, я не всемогущий Бог! Здесь нужно собирать целую комиссию экологов. Затем посылать письменный запрос в администрацию на рассмотрение вопроса. А если не дадут добро – подавать иск в суд.
Николь молчала. Головная боль, несмотря на принятое лекарство, нарастала ежеминутно, но Николь старалась игнорировать недомогание. Ей вспомнилось, с каким пылом Муча поддержала её идею на празднике; вспомнились забавные, слегка неопрятные лица Мексиканца, Данко, Щавеля и Андерсена, умиротворенный легкий взор Розы Митчелл. Люди доверили ей самое сокровенное – тайну многолетней давности. И Николь терзал необъяснимый страх перед неизвестностью и провалом.
– Я должна успеть довести это дело до конца…
Алина перекладывала просмотренные фотографии в отдельную стопку.
– А ты куда-то уезжаешь? – не поднимая глаз, уточнила она.
– Нет.
– Тогда не понимаю, к чему такая спешка? Если ты переживаешь насчёт интернета, не беспокойся - месяцем раньше, месяцем позже, но он у них появится! – Алина засмеялась, но Николь оставалась озадаченной. – Как-то же они жили столько лет без статуса заповедной территории?!
– Они-то жили, а вот я невечна....
Алина поправила очки, соскользнувшие вниз, на переносице, одновременно приподнимая изящные брови.
– Что ты имеешь ввиду? – спросила она.
– Ничего… – Николь повернулась к девушке лицом. – Алиш, мне нужно как можно скорее решить эту проблему. Неужели нет никакой лазейки? Жители посёлка надеются на меня. Я не могу их подвести!
Алина понимающе кивнула и снова опустила глаза на фотографии. Глядя на её правильную осанку Николь выпрямилась. («И как ей удаётся всегда выглядеть начальником?»)
– Давай так: я поговорю с Олегом, старшим экологом. У него, по-моему, есть нехилые связи в ассоциации. Думаю, он подскажет выход.
Лицо журналистки осветилось радостью. Она подскочила к девушке и обняла её сзади.
– Ты мой спаситель! За мной огромный преогромный должище.
Квартира Николь Вернер
26 мая 2017 г., вечер
Николь закончила статью о художнике и, оставив её на столе начальника, вернулась домой практически без сил. Она приняла душ и накинула шёлковый халат, вышитый в стиле китайской росписи. За прошедшие дни без мобильной связи, казалось, о ней вспомнили все знакомые, друзья и родственники. Она выпила обезболивающее и утолила голод ужином, параллельно перезванивая каждому. Её давняя подруга Дина Майер, проживающая в Венгрии, сообщила, что проездом в городе.
– Подруга, я так соскучилась! – сказала Дина по телефону. – Хочу заскочить к тебе.
– Я буду очень рада.
– Хорошо, тогда заеду минут через двадцать, может раньше. Устроит?
– Да, сегодня я никуда не собиралась.
– Заядлая любительница ночного отдыха остаётся дома? – ехидно отозвалась Дина. – А ты, случаем, не выскочила замуж?
Весёлый смех Николь раздался громом в пустой комнате.
– Разумеется, нет!
Они ещё немного поболтали о работе и личной жизни. Дина поведала новости общих знакомых, а Николь внимательно слушала до тех пор, пока в дверь громко ни постучали.
– Кто-то пришёл, записывай адрес и приезжай, – сказала Николь, заканчивая беседу.
Она продиктовала улицу, номер дома и отключилась. Очередной стук в дверь отразился жутким ударом в затылке, и Николь поспешила открыть. На пороге стоял мужчина крепкого телосложения в деловом костюме. Его духи обдали стойким знакомым ароматом.
Глава 23
– Малышка, ну чего так долго не открываешь? – возмутился Тимур Корякин. – До тебя не дозвониться. Телефон то не доступен, то вечно занято.
Николь была обескуражена. Она никак не ожидала увидеть Тимура. Находясь в Красном Ручье, она совершенно забыла о существовании любовника, впрочем, как и о существовании многих других мужчин, с которыми проводила вечера в своё удовольствие.
– Прости, я была очень занята.
Тимур пытливо посмотрел на неё.
– Можно войти?
– Конечно, заходи!
Тимур прошёл в гостиную и, положив кейс на стол, устроился на диване. Николь села рядом. Излишняя скромность – та, что обычно заводит мужчин, не преобладала в характере журналистики. Но впервые её смутило, что она находится перед Тимуром в одном халате.
(«Чувствую себя на международной выставке, где в один ряд стоят картины и обнажённая я.»)
Они не виделись несколько недель, но Тимур по-прежнему выглядел – как и подобает выглядеть успешному бизнесмену – безупречно. Его оточенная манера преподнести себя публике в лучшем свете, где он незаменимый в любой сфере деятельности – демонстрировала его высокую самооценку. Он был женат, потому их совместные недолгие встречи с Николь заканчивались до полуночи. И он, следуя примеру добропорядочного семьянина, возвращался к жене, а Николь наслаждалась одиночеством в ванне. Он обладал хорошим вкусом, заведовал рестораном «Прага» и превосходно играл в теннис. Помимо того Тимур необычайно ловко ухаживал за дамой, всегда стараясь ей угодить. Больше всего на свете он боялся скандалов и, будучи мужчиной мягкого склада, частенько уступал женщине, если, конечно, её желания совпадали с его стремленьями. Все эти качества помогали ему справляться с несколькими спутницами: не внакладе не оставались ни журналистка, ни жена Тимура – всем хватало его любви.