1996 год, политиканы дерутся за президентскую власть. Жириновский сулит излишне терпеливому российскому народу в каждую хату по изобилию, а незамужним гражданочкам – по спутнику жизни. Ельцин прилюдно божится в центральных СМИ – в случае невыполнения не менее ярких, чем у Жириновского, своих обещаний, он положит руки на железнодорожные рельсы (пустобрёх не уточнил, чьи будут руки). В кампании под кличем «Голосуй или проиграешь!» участвуют певцы, артисты и спортсмены. Для убедительности нужны и люди из народа. Климов на предложение посодействовать – естественно, за деньги, – так же естественно отказался.
Вечером, в квартире на пересечении улиц Ленина и Пушкина, по проводному телефону (мобильных ещё не существовало) раздался звонок.
– Здорово, очкарик!
– Привет, ноздреватый. И незачем так орать, слух у меня почти что в норме.
– Как жизнь?
– Ладно, давай, творческая личность, без лишних пустословий. Отчего такой радостный и что требуется? Ты же у меня как в приборе ночного видения.
– Вот поэтому-то я и называю тебя «очкарик», потому что они все слепцы. А вот ты моё фамильное достояние не трожь.
– Да нужен мне твой флюгер, ведь с нашими ставропольскими ветрами да пылью иметь такой нос – одни лишь проблемы. Ладно, давай к теме.
Здесь они ненадолго замолчали, и Виктор уже серьёзным тоном предложил дружку поучаствовать в гонке.
– Я же сказал, что в эти игры не играю.
– Мне нужно срочно вернуть долги...
Повисла пауза, Вячеслав, раздираемый противоречивыми чувствами, взвешивал не порадовавшее его предложение. А трубка тем временем тихо шумела и изредка щёлкала. Затем Слава, тяжело вздохнув, выдавил:
Согласен, но с одним условием. Мы не называем их имён и фамилий...
А я им так и сказал, что со мной очкарик точно согласится! – выпалил повеселевший Казаков.
Час спустя, когда над городом уже зажглись осветительные и рекламные огни, в дверь настойчиво и продолжительно позвонили.
Вот тебе стихи, завтра в десять ноль-ноль – запись в студии драмтеатра, – слегка хамовато, но с уважительной задорностью сказал Виктор Славе.
И лишь потом познакомил со своим другом и оператором Львом Соловьёвым. Пребывая в полном недоумении и ошарашенный напористостью поэта, удерживая измятый листок и отшагнув назад, Слава сказал:
У тебя башню заклинило? Для тех, кто на бронепоезде, напоминаю, что завтра мне во вторую смену на работу. И, что самое главное, надо выучить текст, сочинить мелодию и, соединив, всё спеть. Да не просто спеть для узкого круга, а для широкой публики...
На что гости лишь переглянулись, а Казаков, всё с тем же хамоватым уважением, как это мог сделать только он, похлопывая друга по плечу, с улыбкой добавил:
До утра времени предостаточно, успеешь...
Визитёры ушли, а хозяин, озадаченно наморщив лоб, ещё продолжал стоять с недоумённым видом, замерев с листком в руках, размышляя вслух:
– Ну и зачем тебе это всё было надо, Слава?..
В музыкальной студии театра имени Лермонтова запись состоялась с третьей попытки...
Марина рассказала свою историю.
...Холодным снежным мурманским вечером, в уютной теплоте городского такси, она возвращалась домой. В салоне довольно громко, а впрочем, как всегда у водил, играла музыка. Пассажирка уже готовилась выйти, как из колонок невесело, но и не совсем уж чтобы печально зазвучала гитара. Неизвестный голос, удерживая тонкую линию между грустью и рассказом выжившего, запел о солдатской потере и дружбе. Расплачиваясь с «извозчиком», Марина спросила имя исполнителя. В ответ таксист отрицательно покачал головой. Однако интернет – довольно практичная и необходимая штука, особенно когда используется по делу. Вскоре, всего лишь по двум запомнившимся словам, песня была найдена.
А потом на протяжении 15 лет она звучала, когда приходила и накрывала тоска. Марина слушала и болела душой, как гитара и голос. Открытие случилось подобно разорвавшейся бомбе из слёз. Как-то, уже в Ставрополе, вернувшись из поликлиники домой, отыскала в соцсетях массажиста. На его страничке просмотрела видеоролик. На экране тёплая компания сменялась хроникой Афганской войны и снова – молодые ребята за маленьким столом. 15 лет слушала, но никогда не смотрела видео, не хотела травить себе душу...
Поэт, сидя за столом в массажном кабинете, подписывал свою новую книгу Марине.
Какие замечательные стихи, – говорила она задумчиво, следя за авторучкой пишущего. И вздохнув, тут же добавила:
Ну а какой голос, и как поёт... – и, посмотрев уже на Вячеслава, словно радуясь вовремя посетившей мысли, добавила: – А распишитесь, пожалуйста, и вы.
Покуда массажист оставлял свою подпись на книге, она спросила :
Виктор, у вас такие прекрасные стихи, а вы не думали проводить с другими литературную учебу?
На что поэт, указав подбородком на сидящего друга, серьёзно, но и немного шутливо, произнёс:
Да вон, поливаю-поливаю, а ничего, кроме сорняков.
Тот, как всегда, не заставив себя долго ждать, парировал цитатой, украденной из кинокомедии:
...Ты на что, царская морда, намекаешь?
Затем, слегка насупившись, поправил давящие на травмированную переносицу очки, подразмыслив, добавил:
У нас в народе говорят: «Дерьмо пчёлы, дерьмо мёд»...
Поэт, рассмеявшись, оценил ответ:
– Ну что ж, недурно. Остроумие тоже принимается.
Когда же они остались вдвоём, словесная перепалка продолжилась.
Ну да, я простой советский парень, простой советский комбайнер. Правда, в прошлом, а ныне – спиначёс. Как говорится, не умеешь работать головой, работай руками. Однако из себя интеллигенцию не строю, – и, взяв кончиками пальцев не существующие уголки воображаемого женского платка под своим подбородком, сгримасничал: – Тю- тю тю... Имеете дома склады из запылившихся книг, чем форсите друг перед другом. Заводите читательские билеты и с важным видом протираете штаны в библиотеках, – затем, словно вспомнив что-то подходящее к теме, ненадолго приостановил свою шуточную тираду, вскинув голову и имитируя важность, продолжил: – У меня тоже имеется читательский билет краевой библиотеки имени Лермонтова. Понял?..
Откуда он у тебя взялся, наверняка фальшивка...
Да пошёл ты. Ещё с времён учёбы в юридическом институте. Готовясь к сессиям, вынужденно посещали интеллектуальное заведение вместе с женой. Хотя, по совести говоря, от моего присутствия там было больше проблем, чем пользы. Она конспектирует тему, а я торчу, как скорпион на белой заднице.
Белая-белая, как у попадьи, – прервал Виктор, вновь используя киношный афоризм.
Рассказчик сразу подхватил:
– А ты видел попадью-то?
– Доводилось...
– Брешешь...
– Давай-давай, продолжай, – словно извиняясь за прерванный рассказ, предложил старшой.
– Ну так вот, в читальном зале – приятная тишина и прохлада, лишь изредка слышатся шаги да шелест перелистывающихся фолиантов. Лена, стараясь не привлекать всеобщего внимания, тихо сообщает, что на меня подозрительно косятся люди. Вероятно, узрели во мне разгильдяя, везде, понимаешь ли, я как общипанный дятел. И мне ничего не остаётся, как, имитируя занятость, подделываться под окружающих. Ну я и взялся перелистывать страницы первой попавшейся под руку книги. Сижу себе, листаю листочек за листочком, словно обезьяна, пытавшаяся отыскать меж страниц спрятанный сладкий изюм. Я слышал, что в цирке именно так и дрессируют человекоподобных. И, о чудо, всё успокоилось, и проходимец потерялся в стаде мудрецов. Ты знаешь, что я заметил? – обратился он к дружку уже вполне серьёзно. – Находясь в людской толпе, будь то вокзалы, рынки и тому подобное, весьма легко засветиться. И, как ты думаешь, с помощью чего? – даже не пытаясь дождаться ответа, сразу продолжил: – С помощью осознанного бездействия. Пребывая в людных местах, я довольно быстро устаю от шума. Глазеть по сторонам, как все, не имею возможности в связи с отсутствием приспособления. Ничего не остаётся, как приступать к медитации. Успокаиваю дыхание, тело расслабляется и словно застывает, лицо становится постно-безучастным. Со стороны вроде как сплю, но и на спящего не похож. Спустя некоторое время люди начинают косо на меня смотреть. Жена или доченька, вроде как невзначай, шепчут, что я обращаю на себя внимание. Тогда я начинаю намеренно крутиться, чесаться или раскачивать ногой. И всё становится на свои места...
Казаков, с наслаждением слушая и улыбаясь, поднуркивая, предложил продолжать, не останавливаясь.
– А я тебе не рупор перестройки.
– Давай-давай, может, что дельное услышу. В прошлый раз, побеседовав на тему трёхступенчатого понимания, вернувшись домой, даже стихи написал.
– Стоп-стоп, не лишай меня удовольствия потешить своё самолюбие. Это когда ты разорялся, что не въезжаешь в этапы понимания? И как я тебе, такому умнику, на пальцах объяснял, сравнивая этот процесс с морем. – Здесь Вячеслав показательно выпятил грудь и, вознеся указательный палец, перевоплотившись в знатока, продолжил: – Когда ты на первом этапе принимаешь информацию чисто интеллектуально, допустим, читая или рассматривая картинки с изображением моря. Второй этап – как внезапно возникающая вспышка, словно ты, находясь на побережье, видишь его наяву, вдыхая морской запах, можешь даже прикоснуться к солёной воде. И третий – последний – просто поплыл, ощущая каждой клеточкой величие моря... Давай-ка вернёмся к твоим стихам, читай, я слушаю более чем внимательно...
– Да я их снова не знаю, куда задевал, – опустив голову, грустно ответил Виктор.
– Мудак ваше благородие...
Нестандартный вид их общения многими воспринимался как развлекательное представление. Даже дочери всегда с умилением слушали отцовские перепалки.
...Поэт-лирик считал, что лучший подарок – это книга. Дарить книги из личной библиотеки Климовой-младшей любил он вдвойне. В эпоху компьютеризации встретить читающего книги становилось всё сложнее, а среди молодого поколения и того реже. Настя же книгоманила, как и он сам, поэтому поэт считал, что отдаёт свои сокровища в надёжные руки.
Девочка читала много. Войдя в книжный магазин и потеряв счёт времени, могла часами выбирать себе что-то новое. Новое не из бульварного чтива, а из литературы мирового уровня. Родители всегда ей удивлялись, в других лавках она быстро уставала и раздражалась от приставаний назойливых продавцов. ЕГЭ по русскому языку в одиннадцатом классе, без репетиторов и посторонней помощи, сдала на 98 балов. Узнав результат, с грустью сказала: «Папа, я сделала такую нелепую ошибку там, где никогда не ошибалась...».
«Ты просто, зайка, переволновалась, это блестящий результат – как для школы, так и для нас. Мы с мамой гордимся тобой...». Отец сразу, как и обещал, сообщил результат, позвонив Казакову. На что тот с радостью уверенно сказал: «Это оттого, что ребёнок с детства читает классику! Передай ей, она большая умница и красавица. Явно не в отца. Приезжайте ко мне, я приготовил ей книги».
На следующий день они встретились. Войдя в квартиру, шумно поздоровались. Поэт, пребывающий в приподнятом настроении, поднуркивая над отцом, вручил Насте стопку книг Есенина. Скромно поблагодарив, она взяла подарок.
Ну, что напрягся? – похлопав отца по плечу, как всегда, с задорной дружелюбностью обратился Виктор к Славе. – Повезло тебе с ребёнком, сам, пожалуй, за свою буйную молодость «Три поросёнка» с трудом прочитал!
Некогда мне тут с тобой рассусоливать, мы спешим.
Куда ты вечно спешишь, наверняка продрых в своём уютном кабинете на массажном столе.
Сохраняя невозмутимый вид, Климов повернулся к новой блестящей двери. Как бы высчитывая, на какой высоте могла б находиться голова дружка, вывел указательным пальцем овал и ударил кулаком в воображаемый лоб обидчика. Металлическая дверь завибрировала и отозвалась жалобным гулом. Хозяин, улыбаясь и словно продолжая поднуркивать, предложил вести себя поприличней. Затем, не удержавшись, поделился причиной повышенного настроения:
– Знаешь, какие я себе сегодня туфли на распродаже купил! – шлёпая домашними тапочками, подошёл к столу. С бережливой заботливостью взял пару летних туфель и, желая хвастануть обновкой, вернулся в прихожую.
Казаков любил красивые вещи. Мог подолгу бродить от одной товарной полки к другой. Даже на покупку, казалось бы, элементарных зимних перчаток всегда тратил массу времени, покуда не подберёт подходящее на все сто.
Климов, сохраняя молчание, послушно подставил обе ладони. Виктор со словами: «Смотри, очкарик!» (он никогда за все годы знакомства не акцентировал своё внимание на отсутствие зрения у друга) с самодовольной заботливостью опустил фирменную обувь на подставленные руки. Зная неординарность общения друзей, присутствующие замерли, ожидая чего-то новенького. Слава с загадочным лицом некоторое время пробовал обувку на вес. Затем, передразнивая дружка, бережно, двумя пальчиками, взял одну кожаную туфлю и, подкинув ее, пнул, как футбольный мяч. Та, подчиняясь команде, подлетела и, выделяясь чёрной кляксой на белой плоскости, прилипла к потолку. Будто осознавая, что она там совсем не к месту, с виноватым видом ненадолго задержалась и, согласно гравитации, полетела на пол. От неожиданности и стремительно разворачивающихся событий хозяин покупки остолбенел. Да, впрочем, и не только он. Покуда все ещё пребывали в оцепенении, гость подкинул оставшуюся туфлю и со словами: «Ты на что молишься, бездельник!» – с силой пнул и её. Та под ударом, кружась в дугообразном движении, отправилась в дальний угол.
Да он сошёл с ума! – выйдя из ступора, закричал Виктор. – Настя, Ленка, как вы с таким придурошным живёте?!
Анастасия, застыв от фантастической сцены, стояла сияющая, по-прежнему прижимая подарочный набор к груди. Её серо-голубые глаза блестели восторгом. (На слова: «Климов, когда ты уже повзрослеешь?» дочка всегда шептала отцу: «Папа, пожалуйста, оставайся таким, не надо взрослеть»). Лена, жена разбушевавшегося, с улыбкой, однако страдальчески, произнесла:
Да, Витя, вот так всю жизнь и мучаюсь...
И лишь только Елена – супруга поэта, шокированная такой манерой общения, продолжала стоять, переводя взгляд то на летающие туфли, то на мужа, то на невероятную семейку.
Обменявшись прощальным рукопожатием как ни в чем не бывало, друзья заговорили о деле:
– Послушай, очкарик, мне нужна твоя помощь.
– Короче, Склифосовский, без лирики.
– Как ты знаешь, у меня опубликован третий сборник стихов. В октябре будет презентация, приходите и гитару захвати.
– Ты же не хуже моего знаешь, что я нервничаю до, во время и после таких мероприятий.
Казаков, посерьёзнев, уточнил:
– Это мне надо...
И получил вполне ожидаемый ответ:
– Хорошо...
Субботним полднем, с трудом припарковав машину в центре города, климовская супружеская пара подошла к центральному входу в краевую библиотеку. Висевшее на большой двери маленькое объявление сообщало, что в связи с ремонтом – вход со двора. Нервным движением Вячеслав отыскал телефон в кармане осенней куртки и раздражённым голосом начал с наезда:
– Казаков, всё у тебя не как у людей! Откуда нам знать, где находится вход со двора?..
Вскоре появился степенно шагающий и широко улыбающийся виновник торжества. Поцеловав Лену в щёчку, правую руку подал Климову для приветствия, левой дружески хлопнул по плечу и сказал:
– Не психуй, давай гитару и топай за мной.
Не выпуская ручки зимнего чехла гитары, тот сразу ответил:
– Гитару я тебе не доверяю, а впрочем, и никому, давай, показывай, куда идти.
Поднимаясь в сопровождении поэта по лестнице и увидев плакат с его фотографией, Лена восторженно воскликнула:
Ой, Витя ! Какой ты красивый! Да в красной рубахе!
И, приостановившись, стала рассматривать красочное изображение. Аккуратным движением руки муж отодвинул жену в сторону и, подойдя поближе, плюнул в афишу.
Елена, растерявшись от неожиданной выходки супруга, воскликнула:
Ты что творишь? Ведь люди смотрят!
На что тот, даже не задумываясь, с невозмутимым, но слегка проказливым видом произнёс:
Это для того, чтобы нашего ноздреватенького не сглазили. Представь, сколько разных людей пялятся на него в течение дня. А ты что подумала? – обратился он к супруге, повернувшись.
Виктор, ухмыляясь художеству и находчивости друга, слегка подталкивая его в спину, добродушно поторопил: